Орр зло засопел:
— А тебя не спрашивали. За мной оба!
Том с досады скрежетнул зубами, возникло дикое желание кого‑нибудь стукнуть. Анна, словно прочла его мысли, догнала Орра, пошла рядом, оглядываясь опасливо.
Орр привел их в Зал Наград. Неровный свет от округлых ламп под потолком золотыми капельками отражался на боках Кубков и поощрительных Щитов, от этого эффекта Зал казался больше и светлее, будто при дневном освещении.
— Вымыть пол, – указывал Орр. – Протереть пыль даже на самых высоких полках. Стремянка в том углу. На все про все два с половиной часа, что сегодня вдвоем не успеете, то тебе, парень, в следующий раз доделывать. Вот инструменты – приступайте.
С этими словами завхоз вынул из низенького шкафчика две швабры и два ведра, оставил и удалился, прихрамывая на одну ногу. Том вздохнул: комментарии более не требовались. Конечно, это не книги в библиотеке перекладывать, но все‑таки и не пыточная камера. В сиротском приюте и не такому жизнь учит.
Том оставил мантию на подоконнике, заправским жестом закатал рукава рубашки до локтей. Зал огласил резкий звук упавшей швабры, Том обернулся, перепуганная Анна замерла с ведром в руке.
— Ты что никогда швабру в руках не держала? – хмыкнул Том с презрением.
Анна мгновенно покраснела, глаза вспыхнули гневом.
— Раньше мне не было нужды осваивать искусство поломойки.
Том закусил губу от обиды.
— Ничего, теперь освоишь… Пошутили и будет. Теперь, Боумен, давай поиграем в игру. Простая такая детская игра, называется «Молчанка»: до конца отработки я не замечаю тебя, а ты не лезешь ко мне, даже если пол под ногами будет проваливаться. Устраивает?
— Вполне.
— Чудно.
— И меня зовут Анна.
— Я помню.
Том макнул швабру с нанизанной на нее ветошью в воду, широкими шагами пересек зал, оставляя за собой след от мокрой тряпки. Этой чертой Зал Наград оказался разделен на две половины. Дойдя до противоположной стены, Том обернулся к Анне.
— Черту видишь? Вот там твоя часть Зала, здесь моя. Вопросы есть?
Анна не ответила, молча перенесла ведро на свою половину, принялась копошиться с ветошью и шваброй, что все еще норовила вырваться из неумелых рук.
В два счета покончив с полом, Том принялся за полки и шкафы с многочисленными Наградами. Кубки школы за разные года с самого основания Хогвартса, Кубки сборным факультетов за первое место в квиддиче, личные Награды самым талантливым или отличившимся ученикам, и многое другое. Том иногда забывал, зачем сюда пришел, рука сама останавливалась, стоило взгляду остановиться на очередном Кубке или Чаше.
В сотый раз Том залюбовался Щитом Мужества, когда Зал взорвался какофонией звона. Он дернулся от неожиданности, оборачиваясь, случайно смахнул с полки какой‑то Кубок. Мимо Тома с лязгом и скрежетом прокатилось цинковое ведро, при этом расплескивая мутную мыльную воду, вслед за ним бежала Анна.
— Тебе еще не надоело? – поинтересовался Том, поднимая оброненный Кубок.
Запыхавшаяся пуффендуйка догнала‑таки ведро, смахнула пряди со лба, попыталась оправдаться:
— Оно само выскользнуло.
— Ну, разумеется, – ответил Том рассеянно, широко открытые глаза смотрели внутрь Кубка.
На дне Кубка, свернувшись, притаился небольшой, но аккуратный, лист старого пергамента. Стоило Тому протянуть к нему руку, как тот шевельнулся. Чистую желтоватую поверхность в один миг покрыли ровные нити изумрудных букв. Сердце Тома забилось чаще: уже видел эти буквы.
— Что там? – спросила Анна обеспокоено.
Том все еще околдовано смотрел на пергамент, но голос Анны подействовал, как холодная вода на сонного. Он мгновенно скомкал лист, таким и сунул в карман.
— Что где? – переспросил Том.
— То, что ты спрятал в карман.
— Тебе показалось.
Он с невозмутимым видом вернул Кубок на полку, вновь взял в руки тряпку.
— Ничего подобного, – настаивала Анна. – Ты что‑то нашел и забрал себе. Это может быть опасно…
— Ты забыла, что мы играем в «Молчанку»? Правила напомнить?
Анна нахмурилась, огрызнулась с обидой:
— Не требуется.
Остальное время отработки прошло в полном молчании. Странное послание, как будто жгло карман изнутри, Тому казалось, что ощущает это почти физически. Когда Орр, наконец, вернулся за учениками, он едва удержался, чтобы тут же не ринуться бегом в Подземелья.
Как в вязком тумане, что застилает глаза и притупляет инстинкты, Том добрался до Общей гостиной, опомнился только, когда перешагнул порог темной спальни. Мысли, словно спугнутые мухи, загудели в голове, одна другой бредовее. Но Том внезапно осознал, что не заснет, если уже сегодня не узнает смысл написанного.
После минутного раздумья, он на ощупь добрался до кровати Антонина, тронул спящего за плечо. Антонин проснулся от одного лишь прикосновения, словно всего лишь притворялся спящим, спросил зло:
— Какого беса?
— Я, кажется, нашел первую печать Слизерина, – прошептал Том дрожащим от волнения голосом.
Антонин порывисто сел на кровати, горящие любопытством глаза уставились на Тома.
— Шутишь!
— Это ты у нас мастер шутки шутить. А я более чем серьезен. Лучше разбуди Августуса, спускайтесь в гостиную. Элджи и Сенектуса я беру на себя… И тихо. О’Бэксли не разбудите.
Антонин кивнул, уже цапнул халат, миновав на цыпочках кровать О’Бэксли, стал прокрадываться к Руквуду. Том, не теряя ни минуты, принялся будить Элджи, что оказалось гораздо труднее, чем разбудить Антонина. Курчавое создание не желало просыпаться, все еще во сне вяло отмахивалось от Тома, бессвязно бормотало.
— Элджи, миленький, – упрашивал Том в приступе отчаяния. – Ну, проснись, пожалуйста. Нам к Сенектусу нужно.
Веки Элджи дрогнули, чуть приподнялись, вновь захлопнулись.
— К Сенектусу это хорошо. А зачем?
— Идем, там все расскажу.
Том требовательнее потянул его за руку. Элджи выбрался из‑под одеяла, покорно зашагал следом, глаза чуть приоткрыты и затуманены, как у сомнамбулы. Возле комнаты старшекурсников, где спал Сенектус, Том остановился, прислонил Элджи, как бесчувственное бревно, к стене рядом с дверью, сам предусмотрительно заглянул внутрь: все спокойно.
Элджи, что уже приноровился спать стоя, начал похрапывать тихо, но с присвистом. Том закатил глаза к потолку, встряхнул спящего, но без толку, тогда не удержался и отвесил две оплеухи.
— Элджи. Да проснись же!
Голубые глаза мгновенно распахнулись, в уголках от боли выступили слезы, а щеки уже пылали алым, взвизгнул:
— Ой! Ты что? Больно же.
Том притянул его за грудки, с угрозой занес руку для удара.
— Теперь проснулся?
Элджи быстро кивнул, спешно закрыл ладонями пылающие щеки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});