но лучшие образцы были на очень высоком уровне.
— Что-то припомните?
— Пожалуйста! Вам, как природному кавалеристу будет интересно:
Мы ехали шагом, мы мчались в боях
И «Яблочко» — песню держали в зубах.
Ах, песенку эту доныне хранит
Трава молодая — степной малахит.
— Стихи написал Михаил Светлов, а музыка принадлежит Виктору Берковскому — пояснил Антон.
— Михаил Светлов? Да, знаю такого поэта. А музыка, надо полагать, более поздняя?
— Да, музыка написана позже, и как раз бардом.
— Что, товарищ Сталин, может быть, имеет смысл развивать движение бардов? Я могу начать через армию, правда, мне не нравился слово бард, не наше оно. — озаботился Буденный.
— Мысль прекрасная, я бы поддержал. Но как быть с названием?
— Назовите их боянами или акынами, мало ли подходящих слов? — посоветовала Ирина.
— Хорошо придумала, товарищ Дикобразова. Мы спросим и самих самодеятельных поэтов, и композиторов: как они пожелают называться, может они станут боянами.
— Скажите, Антон Петрович, а у вас в будущем имеются сообщества профессиональных литераторов, композиторов или иных творческих деятелей? — спросил Сталин.
— Творческие объединения как таковые имеются, да. Всё-таки людям, занятым любой сферой деятельности нужны площадки обмена мнениями, опытом, находками и разработками. Но с некоторых пор так называемые творческие виды деятельности перестали считаться чем-то серьёзным, претендующим на статус полноценной профессии.
— То есть писатель, поэт, артист — это не профессия?
— Разумеется не профессия. Вот мы с вами сейчас пели. Намного ли хуже наше пение вокала солистов того же Большого театра? Если, например, товарищ Будённый выступит на одном концерте с любым певцом, и зрителей попросят проголосовать, кто лучше пел, Будённый или условный Собинов, то я знаю, за кого подаст голоса большинство.
Все дружно засмеялись.
— Тут дело даже не в преклонении перед должностью, а в том, что у Семёна Михайловича действительно недурной баритон и прекрасный слух. А главное, даже на расстоянии видно, что это сильный и решительный мужчина способный на великое дело.
— Это правда. — подтвердила Лариса, а Ирина поддержала подругу.
— То же самое можно сказать и о писательстве, и об актёрстве. Исключение, пожалуй, можно сделать для профессиональных танцоров и артистов цирка, чьё ремесло требует постоянных тренировок.
— Позвольте, а музыканты? Музыканты должны постоянно повышать своё мастерство. — поинтересовался Сталин.
— Это и верно, и неверно. Верно то, что репетиции нужны и важны, а с другой стороны, если сравнивать игру любителя, играющего с душой и профессионала, отбывающего номер, то вывод очевиден. Проблема в том, что любитель играет для души, а профессионал работает за деньги. Иной музыкант, особенно из пятого ряда оркестра районной филармонии и рад бы бросить постылое занятие, да никак: он больше ничего не умеет. Чем он будет зарабатывать себе на хлеб?
— Да, товарищи, здесь я бы сказала о создании и развитии системы профессиональной переподготовки взрослых людей, по своим причинам решивших сменить род своей деятельности. — сказала Ирина — Я не знаю, как это сделать, да и у меня есть своё большое дело, но что такая система нужна уже понятно. Я много раз встречала врачей, переживших профессиональное выгорание, видела учителей, командиров... Это неплохие люди, способные к большой работе, но им надо помочь.
— Неожиданный поворот в разговоре. — задумчиво проговорил Сталин — А учитывая, что проблема снабжения продовольствием для нашей страны решена и людям не нужно будет заниматься нелюбимым делом ради пропитания, то и потенциально злободневная тема.
— Да, это вопрос стратегической глубины. — подтвердил Будённый.
— Значит, вы полагаете, что следует закрыть все творческие ВУЗы? — спросил Сталин.
— Даже не знаю. — честно ответил Антон — Может быть, имеет смысл постепенно понизить их статус до уровня ФЗУ? А ещё лучше — оставить только студии при театрах, где учат ремеслу лицедея. Впрочем, журфаки[26] из структуры университетов я бы исключил хоть сейчас. Знаете, я общался с журналистами, и при том, что эти люди формально имеют высшее образование, на деле, в подавляющем большинстве, они пустые и невежественные субъекты, к тому же, с гипертрофированным самомнением.
— Да, тут есть над чем думать, надо бы организовать общественную дискуссию по сему поводу, впрочем, не сейчас, а после войны. — подытожил вождь — А сейчас давайте ещё споём.
Глава 24
— Антоша, ты куда-то собираешься?
— Да, Иришка. Я обещал Лаврентию Павловичу кое-что сделать. Думаю, это ненадолго.
— Может, и я пригожусь?
— Не думаю. А самое главное, я буду постоянно отвлекаться на тебя, какая тут работа?
— Ну ладно, иди, Антоша, только ты не задерживайся.
До знакомого корпуса Антон дошел в одиночку, только у двери в бомбоубежище его встретил давешний командир НКВД.
— Следуйте за мной, товарищ Дикобразов.
На этот раз Антона привели чуть дальше по коридору, а дверь в отсек была услужливо приоткрыта. Сопровождающий заглянул в дверь и доложил:
— Специалист доставлен.
— Входите! — донеслось из-за двери.
В помещении, куда зашел Антон находился крепкий худощавый мужчина в форме со знаками различия высшего комсостава госбезопасности. При виде Антона он встал и протянул руку для рукопожатия:
— Здравствуйте, товарищ Дикобразов, я Лев Емельянович Влодзимирский, сегодня мы поработаем вместе, поскольку Лаврентий Павлович занят неотложными делами. Ренге и Вахрушев находятся в раздельных помещениях, и готовы к работе. Я правильно понимаю, что Вам необязательно слышать, что говорят эти люди?
— Совершенно правильно. Но мне непременно нужен визуальный контакт, чтобы контролировать степень воздействия на объект.
— Прекрасно. Проходите в эту дверь, приступайте к работе, товарищ Дикобразов.
В комнате, куда вошел Антон, было не два окна, а четыре, впрочем, лишние окна были тёмными — в тех комнатах был выключен свет. В освещённых комнатах находились Ренге и Вахрушев: оба сидели на неудобных даже с виду деревянных стульях, причём к этим стульям они были пристёгнуты за ноги. В двух метрах от подследственных стояли кресла, на которых расположились мужчины в гражданской одежде, надо полагать, дознаватели.
О чём шла речь, Антону было не слышно, да и неинтересно, а потому он сразу сосредоточился на своей части работы: включил ПСИ-генератор и направил лучи на троцкистов. Воздействие пошло по плану, Ренге и Вахрушев принялись говорить, прерываясь лишь для того, чтобы попить водички, а дознаватели задавали им наводящие и уточняющие вопросы.
В комнату