Читать интересную книгу Тарантелла - Борис Фальков

- Да я сам тебе приплачу! Ты просила поддержки? Получай, - с треском открывает он ящик своего стола. - Вот тебе на дорогу, и проваливай отсюда.

ПЕРЕДОВАЯ ПОЗИЦИЯ

На миг мы поддаёмся острому желанию последовать его предложению. Но теперь уже куда легче вместе следовать давно несущему нас общему потоку, чем пытаться выбраться из него одним. И потому мы в тот же миг с удовлетворённым мурлыканьем втягиваемся вместе с ним в проломленный нами вместе проток, как в решётку слива, урча, втягивается набравшая скорость в крутом переулке сточная вода.

- Ну нет! - урчим, мурлыкаем мы. - После того, что я видела собственными глазами? Дудки, меня уже никто не заставит убраться... Я вообще свободна, вольна делать, что хочу, жить, как хочу. Я привыкла к этому: хочу - значит, ставлю конкретную цель и добиваюсь. И потому следствия моих поступков всегда соответствуют причинам. У меня давно налажен рабочий ритм достижения цели, никаких неожиданностей и потрясений, и не только у меня: так повсюду, где течёт нормальная культурная европейская жизнь, подчинённая всем известным закономерностям. Это у вас тут всё перевёрнуто вверх ногами... пузом кверху, как в могиле. Нарушена причинность, замутнена ясность следствий. Вроде бы как раз ясно всё, а объяснить ничего нельзя, хотя даётся множество объяснений. Так в настоящей жизни не бывает, так бывает только в смерти, да и то не в Европе где-нибудь в Азии. Да вы и не похожи на европейцев, вы похожи на азиатов, вечно усыпанных пеплом своих дорогих покойников, вечно возящихся в пыли могил... Вон как всё вокруг покрыто пылью! Это всё вы. Пусть пепел некоторых из вас ещё шевелится, корчится в судорогах - но всё равно это пепел. И это не живые судороги - покорная агония, рабская смерть. Что ж, помирай дальше, дружок, а я пока ещё жива, свободна, и буду жить. По-своему, как мне хочется, свободно. И потому - мне пора. Понимаешь? У меня дела в городе.

- Эту твою корову Европу давно пора опять поставить на рога и...

- И что?

- И все дела. Дела? Смотри, в Сан Фуриа не принято, чтобы женщина по вечерам имела дела в городе, особенно в воскресный вечер.

- А я не женщина Сан Фуриа, я из другого места... теста. И потому - тем более свободна поступать, как мне хочется.

- Свобода - это неизвестность, - настаивает он. - А чего хочешь ты - тебе, по твоим же словам, отлично известно. У тебя конкретные цели, тогда какая же у тебя свобода?

- Хорошо, - соглашаемся мы на уточнение, - была свободна... и снова буду, когда сделаю это дело. Но ты мешаешь мне его сделать, ты намеренно меня задерживаешь. Пусти.

- Никто тебя не держит... - кудахчет он. - Ты точно знаешь, что будешь? Наверное, тебе спланировали поездку в министерстве будущего. По слухам, у вас... в Европе уже есть такое. А слухи всегда имеют под собой твёрдую почву.

- Знаю-знаю, какую почву: твердь небесную. Поговаривают, из-за её твёрдости слухи ходят там на копытах, бродят в пузе неизменной коровы. Пока, до вечера.

- Уже вечер! - хлопочет он о своём. - А... сказали они тебе там, в министерстве, чем она закономерно кончится, твоя поездка? Закономерность, кстати, известна наперёд. Тогда, какая же и тут свобода?

- Вот, попала к вам в полную неизвестность, так по-твоему освободилась? Животик надорвать от такой свободы, - хохочем мы. - Я уж поняла, что тут у вас считается свободой: свобода пыток и тюрьма. И свобода рыться в чужом бельишке... Что бельишко, свобода доступа к чужим половым органам! Есть ещё формулы мудрости? Нет? Тогда... а ну, пусти!

- Никто не держит, - толдычит своё он.

Тогда мы тычем указательным пальцем в стойку с такой силой, что палец выгибается в обратную, непринятую сторону:

- Дурак, никакие твои азиатские сказки не помогут тебе жить. Настоящей жизнью надо просто жить.

- Ну да, я ж и говорил, что уже не время говорить притчами, а время пресуществлять притчи в жизнь, - жадно подхватывает он. - Но для начала надо понять притчу, а для этого необходим соответствующий орган. Вырастить его, если у нас такого органа нет.

- Какой такой орган, доктор! Хобот? Один уж отрастил, стал таким органом весь... - прикладываем мы левую руку локтем к носу и помахиваем кистью. Из подмышки в наш раззявленный рот плещет кипящая солёная волна. В промежутках между нашими репликами мы отплёвываемся от неё:

- Нашёл себе пф-одходящий имидж и пф... самоидентифицировался вполне. Но ты, ты ж как-никак учился медицине! Пф-ф... все органы известны... анатомия не метафизика... пф-ф, пощупать можно всё. Слава Богу, что не дал тебе пациентов! Тебе и самому-то медицина не помогла отрастить необходимый орган. Ты хоть знаешь, что он такое, видал его хоть раз?

- А может, и не надо ничего специально отращивать. Может, всё наше тело такой орган. Говорят же, что этот орган - связь между ангелами и душой человека. Допустим, внутренний край тела соприкасается с душой, а внешний с ангелами. Или наоборот, кто знает, как далеко простирается душа, и как глубоко проникают ангелы? Тело открыто ангелам всем своим наружным краем, и тем предоставляет им край проживания. Даёт им место для жизни, своё время. Придаёт форму, свою форму. Точно так же душа, соприкасаясь с телом изнутри, исподволь перенимает...

- Или наоборот: извне, кто знает? Конечно, своя душа, как и рубашка, близко к телу. Но вон и самое исподнее бельишко, как бы вы с твоей жёнушкой-сестричкой ни занашивали его, перенимает форму тела, касаясь его всё-таки снаружи. Сама преисподняя снаружи от тебя, иначе не заготовить тебе там местечко на будущее... Но кто, кто говорит-то всё это! Опять кто-то на небесах, или всё же некто за земной конторкой? Имя, назови мне имя этого никто!

- А может, как раз тело - исподнее души. Взгляни-ка на себя, может, твоя душа уже сейчас ввергнута в преисподнюю? Ну хорошо, предположим, так говорит Авиценна, - почтительно произносит он. - Или Заратустра, это тебе понравится больше.

- Ну вот, я тебя и поймала! - хохочем мы теперь так, что и нам самим становится не по себе. - Вот что у тебя за книжка. Я угадала: опять, конечно же, азиат! Связь между ангелами и людьми? Да ведь твоих ангелов наказывают за связи с дочерьми человеческими, папочка Моисей не даст соврать. И мой папочка не даст, в Азии принято вступать в связь с собственными дочерьми, а если какая-нибудь дочь сопротивляется - папочки жестоко наказывают и её, немедля превращают в соляной столб.

- Допустим, эта связь влияет на первичную материю мира, преображает её, творя чудеса, - цитирует, судя по почтительности, с которой произносит всё это, он. - Представить себе такую глупость трудно, но вообразим, что она отстраняет форму первичной материи, давая ей другую. Это такая игра: последняя стадия человечности, связанная со степенью ангелов. Такой человек заместитель духа на земле.

- Скажи лучше, со степенью Дона Анжело! А я-то думала... пф-ф... пф-апочка в Ватикане заместитель... Твой Авиценна оправдал заранее существование Архангела Цирюльни, а ты, его защитничек, выучил это оправдание наизусть. Вот какова, оказывается, роль в вашей игре мерзавца-padrino: пф-осредник в сношениях между своими ангелами и залетевшими к нему в сеть девочками, или мальчиками? Так скажи прямо: содержатель подпольного притона! Что ж, ничего не скажешь, вполне разумное мироустроение по-азиатски, вашему городишке как раз впору.

- Да, существование разума не противоречит существованию заместителя, монотонно продолжает он цитировать из двух, по меньшей мере, источников, судя по удвоенной благоговейности, - а его существование человечеству необходимо. И здесь оканчивается наука физика. Если ты с твоей европейской культурой так уж нуждаетесь в авторитетах, то это, предположим, снова говорит Заратустра ибн Сина. Интересно, что авторитетно сказать больше и впрямь невозможно, просто нечего.

- Разве он что-то вообще сказал? Боже, и это вся твоя наукa! С такой наукой понятно, почему тебя вышибли из университета... Я сама бы так сделала, и больше того, прибегла бы и к diritto canonico, сожгла бы все такие книжонки публично, вон там на площади. Слушай, сейчас мне некогда, но мы ещё вернёмся к этой теме, дорогой... Ты ведь намеренно задерживаешь меня своей болтовнёй, так? Ну признайся, скажи - намеренно, да?

- Нет, вас я вовсе не задерживаю, - начальственно говорит он, - синьора.

Всё бесполезно, все старания впустую, всё напрасно! Из него не вырвать прямого подтверждения тому, в чём он только что косвенно признался. С детским упрямством он играет в свои игры, не позволяет насладиться повтором того, что так сладко слышать, с каждым разом всё слаще и слаще... Разъярённые его гнусными издевательствами, мы кидаемся к нему, будто собираемся опять вцепиться в его мерзкую книжонку, или прямо сходу гвоздануть по черепу. Растерзать этого деревенского льва, как козлёнка. И вот, рой пчёл в трупе козлином, и мёд, a что слаще мёда в растерзанном трупе? Глупости, цыпка, пора просто оставить его в его покое, гнить дальше. У нас действительно полно дел.