– Там колдун, – я дернула подбородком в сторону таверны. – И разбойники. Они все время шли за нами и… – тут я сообразила, что именно он сказал. – То есть как – не нашел?! Да скажи, наконец, зачем нам проводник?
– Все просто, – сказал шаман Кхисс. – В Сунарру вошли Одинец с карсой – значит, Тури с вулхом вообще-то могут выйти из города. Но Сунарра не захочет вас отпускать. Вы заблудитесь в перекрестках и поворотах, вы потеряете направление и повернете назад – и тогда вам уже вовек не будет пути отсюда. Я искал кого-нибудь из местных жителей, знающих все улицы и переулки – такого, который на самом деле мог бы покинуть Сунарру, но сам этого не знает. Кого-то, кто пришел сюда не своей волей, а был привезен насильно. Должны быть здесь такие, должны! Но я их пока не нашел.
– Я знаю дорогу, – раздался снизу скрипучий голосок. – Меня везли в мешке, но дорогу я помню.
– Это Корняга, – устало сказала я Кхиссу. – Он врет.
Кхисс с интересом посмотрел на меня. Затем опустил взгляд на Корнягу.
– Нет, он не врет, – неожиданно весело сказал шаман. – Память у корневиков отменная. Ну что, шустрый пень, будешь проводником?
– А что заплатишь? – тотчас осведомился Корняга, и его черные глазки маслено заблестели.
– Ну, сейчас я тебе точно сучья пообломаю, – грозно сказала я и сделала шаг к пеньку.
Кхисс остановил меня движением руки.
– Заклятие против червяков дам, – серьезно ответил он Корняге. – Станешь такой ядовитый, что ни один червяк тебя не возьмет.
Корневик вдруг растянул дуплецо рта в радостной ухмылке от сучка до сучка.
– Я и так ядовитый дальше некуда, – проскрипел он. – Ладно, выведу задаром. Поехали!
Ветер приветствовал нас радостным ржанием. Кхисс извлек откуда-то из складок плаща яблоко и протянул жеребцу на ладони. Я с неожиданной ревностью отметила, как нежно коснулся губами ладони северянина мой вороной конь, и тут же одернула себя – некогда. Некогда мне чувствовать всякие чувства, тем более неприятные и несправедливые.
Я быстро оседлала Ветра, вывела из конюшни и вскочила в седло. Кхисс подсадил Корнягу, и плутоватый пенек ловко устроился у меня за плечом – словно всю дорогу там путешествовал. Шаман вскинул руку в прощальном жесте.
И только тут до меня дошло, что это значит.
Я чуть не спрыгнула с коня.
– Кхисс! А как же ты? Ты не…
Северянин терпеливо улыбнулся.
– Шаман и знахарь Кхисс пришел в Сунарру своей волей, – сказал он.
– Да, Тури, я останусь здесь. Но ты не волнуйся, я не пропаду. Мне еще нужно сделать в Сунарре пару дел.
Я вдруг вспомнила про разбойников и колдуна в таверне. Удивительно, что они до сих пор не выбрались наружу. Я подозрительно посмотрела на шамана. Но Кхисс, как видно, решил, что разговор закончен. Он пронзительно свистнул и хлопнул Ветра по крупу.
Застоявшийся в конюшне вороной вихрем вылетел со двора. Я не успела даже оглянуться на Кхисса – мне пришлось вцепиться в повод и пригнуться к шее коня, чтобы удержаться в седле.
Вулх стремительными прыжками несся следом.
Весь путь от таверны до окраины города слился у меня в пеструю неразбериху домов и заборов, которые мелькали мимо, как мелькают лица зевак, когда кружишься на ярмарочной карусели. Корняга выкрикивал у меня из-за плеча краткие команды своим скрипучим голосом: «Вперед!», «Налево!», «Поворот!», «Сюда!», и Ветер его понимал. Во всяком случае, я надеялась, что он понимает – потому что я все равно не успевала им управлять. Ветер летел вперед, как одержимый.
Очередной поворот вывел нас к каким-то огородам, и из-под копыт жеребца сочными клочьями брызнули капустные листья. Я ошалело закрутила головой из стороны в сторону. Яркий свет Четтана неожиданно ударил меня по глазам – а когда красные пятна перестали застилать мир, я обнаружила, что впереди, насколько хватало глаз, расстилается безлюдная холмистая равнина.
Проклятая Сунарра осталась позади.
– Все, выбрались, – скрипнул Корняга.
Обернуться я не посмела. Только вздохнула с облегчением и ударила Ветра пятками в бока, хоть он и не нуждался в том, чтобы его подгоняли. Прочь, прочь, подальше от Сунарры! Я не успокоюсь, пока между нами не пролягут равнины, леса и реки.
Вулх вырвался вперед, и вороной наддал ходу.
Мы спешили в У-Наринну.
Четтан висел в зените, заливая мир красным жаром.
– Вода есть? – зашевелился Корняга у меня за плечом. – Или пиво?
– Хрен тебе пиво, – мстительно сказала я. – И мне хрен. И Одинцу. Чтоб никто и думать не смел о таких вещах до самого Каменного леса! Ясно?
– Это вам нельзя, – проскрипел корневик. – Мне можно. Я сам никуда. Меня везут как поклажу.
– Вот и молчи, как поклажа, – с тихой яростью сказала я. – Не то я на твою голову дятла найду.
Корняга умолк. Но через каких-нибудь пару минут меня замучила совесть, и я отыскала ему в сумке флягу с водой. Прислушиваясь к тому, как корневик возится у меня за плечом, я затаенно улыбалась.
Почему-то – джерх его знает, почему, – я была рада, что вредный пенек теперь с нами.
До вечера мы проделали такой кусок пути, которого, наверное, нам еще ни разу не удавалось проехать за день. Конечно, я говорю о красных днях. Пока еще моя память о днях Меара обрывочная, неполная. Но она с каждым днем будет становиться все полнее, пока наконец мы с Карсой не сольемся в единое целое. Я чувствую. Я знаю.
Мы двигались на юг, и Четтан, спускаясь все ниже, неизменно грел мне правую щеку. Царапина над бровью засохла. Следующим четтанским днем ее уже не будет, и следа не останется – как не осталось от той давней раны.
Только в душе остался след. Навсегда.
Тело оборотня восстанавливает себя без повреждений – но какое счастье, что этого не происходит с душой! Поистине несчастным был бы человек, душа которого на каждом пересвете становилась бы прежней, стирая память о прожитом дне. Неспособный нести в себе след боли или радости, он не смог бы даже осознать своего несчастья. Страшная судьба. Хуже смерти. Ведь наша память – это и есть мы. Ну, по крайней мере, изрядная часть нас.
(Карса мысленно лизнула мне щеку).
Ближе к вечеру нам все чаще стали попадаться березовые и терховые рощи, а перед самым закатом впереди замаячила темная полоска леса. Когда до опушки осталось три-четыре перелета стрелы, я остановила коня. Лучше встретить пересвет на открытом месте, чем в незнакомом лесу. И, потом, мне хотелось как следует разглядеть звезды.
Я снова не стала разжигать костер. А ведь в начале пути я попросту не представляла, что могу встречать пересвет одна в Диких землях, да еще и без костра. Стоп! Откуда это взялось – «одна»? Ах да, я ведь тогда еще считала своего спутника обычным зверем…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});