Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он очнулся от задумчивости и рассеянно взглянул на Резцова.
— Ну что? Не спят у вас люди?
— Нет.
Катаранов опять молча облокотился о бруствер. Резцов пошел к себе.
Медленно двигались по небу звезды, одни заходили, слева из-за сопок появлялись другие. Вдали изредка слышались одиночные выстрелы. Солдаты стояли, неподвижно опершись о винтовки. Временами то один, то другой топал озябшими ногами.
Небо над сопками чуть засветилось. Катаранов прошел по окопу и позволил желающим ползти в каолян за топливом и назад, к ручью, за водой.
Солдаты оживились и поползли. Стало весело и жутко. Слышался острый хруст срезываемого каоляна, шепот и сдержанный смех.
Из темноты выделилась фигура солдата с огромною связкою каоляна за плечами. Солдат шел к люнету, согнувшись под тяжестью, медленно и неспешно) как дворник, несущий дрова. Резцов возмущенно следил за ним; всею своею огромною, медленно движущейся фигурою он как будто намеренно выставлял себя под выстрелы. И правда, в японских окопах засверкали огоньки, и пули зажужжали в воздухе.
— Хренов! Да беги же скорей, чего ползешь! — сердито прошипел Резцов.
Хренов, исполняя приказание, неуклюже пробежал десяток шагов и опять пошел не спеша. Его бородатая, наклонившаяся под связкою голова показалась у окопа.
— Да иди ты скорей, сукин сын! Прыгай в окоп!.. Подстрелят тебя!
— Ни-икак нет! — Хренов медленно влез в окоп. — Пули их, ваше благородие, добрые! — объяснил он Резцову и бросил вязанку. — Ну, ребята, грейся теперь сколько влезет.
Светлело. Запоздавшие поспешно сползались к люнету. Пули жужжали чаще.
Солдаты разжигали в земляных печурках каолян и кипятили в котелках воду. Беловато-синие дымки вились над окопом. И назади, впереди, у наших и у японцев, — везде закурились дымки. В воздухе запахло гарью, напоминая о тепле и горячем чае. С середины люнета донесся голос Катаранова:
— Ребятушки! Глубже в окопе сидеть. Кроме Часовых, не высовываться!
На дне окопа, под лесом торчавших во все стороны штыков, весело копошились черные папахи и нагольные, заглянцевевшие от носки полушубки. Каоляновые стебли в печурках потрескивали.
— Матрехин, где у тебя вода запасена?
— Вон она на краю стоит, в жестянке.
Хренрв подошел к жестяному ящику из-под патронов, наполненному водою; посмотрел на посудину, подумал.
— Ну-ка, балтийская эскадра! Иди, покоптися! — вздохнул он и бережно поднял посудину.
Солнце выплыло из-за сопок, косые лучи сквозь напитанный дымом воздух били по заиндевевшим былинкам, по грядам полей. Солдаты пили из кружек чай, острили и смеялись. Низенький и старообразный Василий Матрехин, с отлогим, глупым лбом, отхлебывал из кружки чай, заедал его мерзлым хлебом и недовольно говорил:
— Как, значит, на действительной службе служил я, то был отделенным, н-да!.. А теперь из запаса взяли, ни одного рядового подо мною нету!
— Ничего, милый, не горюй, — утешал его стройный и худощавый Беспалов, с Георгием на полушубке. — Ты человек женатый. Только знай посиживай тут. А жена уж для тебя дома постарается, целое отделение пока нарожает. Приедешь, будет кем командовать.
Беспалов говорил, и его красивое лицо вспыхивало быстрою, как будто светящеюся улыбкою.
Резцов снисходительно улыбался в свои закрученные усики, на душе было немножко одиноко: хотелось, как равному, замешаться в эту кучу тесно жавшихся друг к другу тел, смеяться остротам, острить самому.
Катаранов прислал ему приглашение пить чай. Резцов пошел, пробираясь меж жавшихся к стенкам солдат. Часовой оживленно обратился к нему:
— Ваше благородие! Японец орудия перевозит с сопки в деревню. Близко, можно пулей достать.
Резцов выглянул. Всего за тысячу шагов от них, за линией окопов, медленно ехали два тяжелых орудия; ездовые спокойно сидели на лошадях и даже не оглядывались на их люнет. Чувствовалось полное пренебрежение и презрение.
Мимо уха Резцова коротко зыкнула пуля. Он быстро втянул голову в плечи и поспешил к Катаранову. Катаранов, припав к брустверу, смотрел в бинокль.
— Федор Федорович, видите орудия? — радостно спросил Резцов. Катаранов оторвался от бинокля. Его глаза смотрели хмуро.
— Вижу.
— Дать бы по ним пару залпов.
— Не дам ни одного выстрела. — Лицо у него было странное — сосредоточенное и серое. — Сядем чай пить! — решительно произнес он.
Они опустились на дно окопа. Катаранов наливал из эмалированного чайника чай.
— Водки нету, здорово бы я сейчас выпил! — вдруг сказал он.
Резцов отхлебывал из своей кружки и с осуждением молчал. Потом не выдержал, встал и посмотрел: орудия скрывались за выступом равнины. Он опять сел. Катаранов с любопытством спросил:
— Следовало бы их обстрелять?
— Следовало, — сумрачно ответил Резцов.
Катаранов, со злыми глазами, усмехнулся и замолчал.
— Подлецы, сколько сала напустили в воду. Нет чтобы сполоснуть котелок!.. — Он сердито хмурился, заглядывая в свою кружку; потом продолжал о прежнем, как будто убеждая самого себя: — Ну, а что бы было? Подстрелили бы мы пару лошадей, а они бы в ответ в нашу мышеловку, как по клавишам, дюжину шимоз. И весь бы люнетик с ротою полетел к черту. Расстояние до вершков измерено, терпят нас, пока сидим смирно… Ох, тяжело мне!.. — Катаранов с страданием покрутил головою.
Резцов пробирался к себе. Густо шевелились солдаты, к нему оборачивались смеющиеся лица. Пили чай из кружек, грели у печурок руки и ноги. Охватывало беззаботным весельем.
Резцов сел на своем конце. Солдаты поднимались, раскладывали на бруствере чайники, котелки, полушубки. И, как только высовывался край папахи, над бруствером сейчас же проносилось несколько пуль.
— Ваше благородие! Имею честь доложить: мой башлык ранили… В трех местах!..
Беспалов, с своею быстро проносящеюся по лицу улыбкою, развертывал перед Резцовым пробитый пулями башлык.
— В другой раз, ваше благородие, нужно больше лопат брать для хлеба, — мрачно заметил Хренов.
— Для хлеба?
— Так точно! Никак ножом его не урежешь, замерз.
— Лопатой ударишь, и то одни искры сыпятся, — прибавил Беспалов.
Было весело. Резцов думал: вот это настоящие солдаты.
С запада ровною полосою поднимались густые белые тучи. Оттуда подул ветер. Стало еще холоднее. Солдаты кутались в полушубки. Матрехин, с серьезными, глупыми глазами под отлогим лбом, рассказывал про волчиху, у которой его дядя увез волчат. Он рассказывал солидно, томительно-медленно. Солдаты посмеивались, потешаясь над тем, как он рассказывал.
— Щенят этих забрал, потом, значит, — ходу! Дядя-то мой родной, у него я жил… Да… Во весь карьер поскакал. Глядь, она катит… Н-да!.. Катит. А он, дядя мой родной, домыслил, — мостом не поехал, а через воду поскакал. Я только забыл, целовальник какой был… Ну, хорошо! Привез к нашему ко двору…
Недалеко от Резцова стоял на часах Беспалов. Он прислушивался к рассказу Матрехина и слегка улыбался своим красивым, худощавым лицом.
— Глядь, вечер подошел, сели чай пить… А она — орет, дьявол, н-да!.. Зашла с плетня, значит, и давай плетень ломать… Он хочет пойти, сказать нашим, и боится…
Хренов грубо спросил:
— Кто он-то?
Солдаты захохотали.
— Да целовальник, я же сказал!.. Н-да… Как раз она как подскакивает, как приткнула, — вроде как бы на двенадцать голосов закричала корова…
Беспалов вдруг перестал улыбаться. Его лицо стало строгим и серьезным. На внутренней стороне бруствера комок мерзлой глины щелкнул и распался; потом, по другую сторону Беспалова, тоже что-то слабо хрустнуло, комочки глины посыпались в окоп.
Лицо Беспалова становилось все бледнее и строже. Он переступил с ноги на ногу, немного, подался к брустверу и стал рассеянно смотреть в другую сторону. Резцов понял: справа и немного сзади, из занятой японцами деревни, к часовому пристреливались. Новая пуля с сердитым, прерывистым жужжанием рикошетом перелетела через окоп.
— Беспалов, присядь! — взволнованно крикнул Резцов.
Беспалов медленно опустился на корточки.
— Зачем тебе все время стоять? Выглянешь, осмотришься — и садись назад.
— Слушаю-с!
С его лица медленно сходила строго-серьезная тень заглянувшей в глаза смерти. Матрехин продолжал рассказывать. Беспалов прислушивался и опять сдержанно улыбался.
Бело-серые тучи росли и вздувались, из-под них дуло сухим, колющим холодом. Беспалов осторожно поднялся и, сдвинув брови, стал осматриваться.
Вдруг, слабо зазвенев штыком, брякнула о землю упавшая винтовка. Беспалов дернулся, схватился за шею и грузно сел на дно окопа.
Он коротко и тяжело харкал, во рту клокотала кровавая слюна; грудь со спешным испугом расширялась и напрасно старалась вобрать воздуху.
— Кликните скорей фельдшера! — распорядился Резцов, стараясь казаться спокойным.
- Товарищи - Викентий Вересаев - Русская классическая проза
- В мышеловке - Викентий Вересаев - Русская классическая проза
- Лизар - Викентий Вересаев - Русская классическая проза
- Euthymia - Викентий Вересаев - Русская классическая проза
- Он не играет в домино - Галина Павловна Константинова - Детектив / Русская классическая проза