Проклятие, она не должна плакать.
Но рыдания душили ее. Венеция повернулась и выбегала из комнаты.
– Венеция!
Она услышала оклик, когда бежала по коридору. Сейчас ей хотелось одного: убежать и никогда больше не видеть Грегора.
Подумать только, ей казалось, что она любит его! Он не заслуживает даже дружбы, если смеет обвинять ее в таких… Она вынуждена была остановиться в большом холле, заметив, что двое слуг собираются обратиться к ней. Первым заговорил дворецкий Раффли:
– Мисс, скажите, пожалуйста, вы…
Он не договорил, поскольку обратил внимание на кого-то у нее за спиной и смутился. Грегор выступил вперед и взял Венецию под локоток.
– Нам с мисс Оугилви надо кое-что обсудить. Скажите, есть кто-нибудь в гостиной?
– Да, милорд. Только что приехали несколько гостей, и я был…
– Я непременно должен поговорить с мисс Оугилви. Есть кто-то в малой столовой?
Дворецкий принял вид до крайности огорченный.
– Там сейчас госпожа и лорд Рейвенскрофт. Вчера вечером во время игры в вист у них возникли разногласия. Миледи считает, что его лордство мошенничает, и потому настаивает…
– А в библиотеке?
– Мисс Хиггинботем и сэр Генри, милорд. – Понизив голос, дворецкий добавил: – Мисс Хиггинботем расстроена какими-то словами сэра Генри о ее отце, и они объясняются по этому поводу весьма бурно.
Судя по выражению лица Грегора, он начинал злиться.
– Есть еще какие-нибудь комнаты?
Дворецкий призадумался, потом сказал:
– Есть еще малая гостиная… но постойте, там у нас сейчас мисс Платт и миссис Оугилви. – Раффли несколько оживился. – Насколько я понимаю, миссис Оугилви не прочь оттуда сбежать, так что если вы захотите прервать их беседу…
– Нет, ни в коем случае. А кто такие новые гости, упомянутые вами?
Дворецкий почтительно наклонил голову и сказал:
– Всего несколько минут назад прибыли ваши братья, милорд. Я как раз собирался послать к вам кого-нибудь сообщить об этом, но тут появились вы и мисс Оугилви.
Грегор нахмурился:
– Мои братья здесь?!
– Да, милорд. Трое.
– Проклятие! Какого дьявола им надо?
– Не могу знать, милорд, – ответил Раффли с укоризной.
– Я повидаюсь с ними после того, как поговорю с мисс Оугилви. – Грегор бросил взгляд на Венецию: – Если мы хотим побеседовать приватно, нам придется уединиться в кухне.
Раффли был явно задет таким предположением.
– В кухне, милорд? Вы, конечно, шутите. Я сейчас посмотрю…
Тут послышался громкий стук в парадную дверь, и вслед за этим не менее громкий выкрик:
– Открывайте, пока я не разнес в щепки вашу проклятую дверь!
Грегор тотчас распознал голос сквайра, так же как и повышенные тона миссис Блум где-то на втором плане, – почтенная дама явно подстрекала Хиггинботема.
– Всевышний Боже! – воскликнул Грегор. Схватил Венецию за руку и увлек за собой в коридор.
– Милорд! – воззвал к нему изумленный глас дворецкого.
– Отворите проклятую дверь! – крикнул в ответ Грегор.
Впереди приоткрылась дверь в библиотеку, и Грегор остановился так внезапно, что Венеция столкнулась с ним. Он повернулся и посмотрел в сторону прихожей, где бранчливый голос сквайра смешивался с раздраженными репликами миссис Блум.
Выругавшись себе под нос, Грегор ринулся к ближайшей закрытой двери, распахнул ее и втолкнул Венецию внутрь. Он последовал за ней, закрыл за собой дверь, и оба оказались в кромешной тьме.
Запах крахмала и свежего белья пощекотал ноздри Венеции. Глаза ее скоро привыкли к темноте, к тому же из-под двери пробивалась полоска света из коридора.
– Маклейн, да мы же в бельевой! – воскликнула она.
Глава 21
Ах, дитя! Ты поймаешь любовь! Но и она тебя поймает, хочешь ты того или нет.
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам в холодный зимний вечер
Грегор огляделся:
– Так оно и есть. И мы останемся здесь, пока не окончим нашу дискуссию.
– Это вовсе не дискуссия. Это всего лишь спор. Ты совершенно…
– Неотразим? Ошеломительно красив? Правда? – Он усмехнулся. – Даже если ты не согласна ни с единым моим словом, вес равно должна признать, что я говорю разумно.
– Грегор, мы не можем оставаться здесь. Сквайр и миссис Блум донельзя разгневаны. Эта ситуация…
– Которая создана тобой, и только тобой.
– Ничего подобного!
– Подстрекала ты или не подстрекала мисс Платт оставить службу у миссис Блум?
– У миссис Блум очень тяжелый характер.
– У мисс Платт тоже. Они просто созданы друг для друга.
Венеция от душ и желала, чтобы комнатка была хотя бы чуточку больше, потому что ей приходилось запрокидывать голову каждый раз, когда она смотрела Грегору в глаза.
– Ты, вероятно, прав в этом отношении. Но я не подстрекала мисс Хиггинботем сбежать от отца.
– Вот как? Разве ты не выражала ей сочувствие, не вызывала в ней жалость к самой себе, даже не разобравшись как следует в ее обстоятельствах?
– Сэр Генри вполне ей подходит.
– Возможно, однако это не наше дело. Сквайр – человек неглупый. Он желает дочери только добра.
– Он везет ее с собой в Лондон, вырвав из объятий человека, которого…
– Которого она всячески пыталась уговорить бежать с ней. Неужели тебе не приходило в голову, что сквайр прежде всего старался уберечь дочь от роковой ошибки, не дать ей искалечить свою жизнь? В Лондоне он может позволить сэру Генри посещать дочь и даже ухаживать за ней, но в более безопасной обстановке.
Венеции все это в голову не приходило, но сейчас она понимала, что Грегор прав.
– Что позволяет тебе думать именно так? – спросила она.
– Хотя бы то, что сквайр ни от кого не скрывал, куда и зачем он увозит Элизабет. Он даже написал об этом сэру Генри, вот почему тот так отчаянно и стремился попасть в Лондон.
– Ты не можешь быть в этом вполне уверенным.
– Я уверен в том, что у сквайра, при всей его грубоватости, доброе сердце. Это, кстати, он доказал, когда помогал всем нам поскорее выбраться из гостиницы.
С этим Венеция не могла не согласиться.
– А как насчет Рейвенскрофта? – помолчав, спросила она.
– Проклятие, Венеция! Оставь свои попытки вылечить всех больных на свете!
– Грегор, неужели ты не понимаешь? В этом смысл моей жизни. Я такая, какая есть. – Она встретила его взгляд, и глаза ее наполнились слезами, когда она прошептала: – Если бы ты любил меня, то понял бы.
Он мог это понять. Жизнь научила ее заботиться о других, в то время как его научила держать под контролем себя и не ждать ничьей помощи. Грегор понял, что Венеция не откажется оттого, что составляет смысл ее жизни.