Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он верил в судьбу и в ее знамения. Ему казалось не случайным, что так тесно сошлись два человека с литературными именами: тезка рыцаря, придуманного Вальтером Скоттом, и однофамилец знаменитого пирата Флинта, описанного Стивенсоном.
— Вдвоем мы — сила, не правда ли, сэр? — подмигнул он хозяину. Иногда управляющий по-пиратски позволял себе подобную фамильярность. — Я привык побеждать на море, под черным флагом, вы — на суше, верхом на коне.
Джефферсон посмотрел куда-то сквозь него долгим, не совсем сфокусированным взглядом и ответил витиевато и непонятно:
— Нет, Сэм. Я не на коне. Скорее, я сам конь. По крайней мере, наполовину.
У Флинта вдоль спины пробежал холодок. Что-то в последнее время странности хозяина становились чрезмерными. Это было бы не страшно и даже естественно для художника или поэта, но промышленника могло привести к гибели.
Пират забеспокоился:
— Как вы себя чувствуете, сэр? Не съездить ли вам на побережье? Вы выглядите утомленным.
— Да, устал немного. Ничего, пройдет.
— Возможно, русские морозы подточили ваше здоровье?
— Как вам не стыдно, Сэм! Вы должны знать, что зима там не круглый год.
— Я знаю, сэр. Но ведь в России, как у нас на Аляске, есть вечная мерзлота.
— Да, мерзлота…
Джефферсон погрузился в какие-то свои мысли, явно невеселые:
— Все замерзает… Ледяное сердце… И еще у русских есть выражение: «Кровь стынет в жилах».
— Это означает жестокою человека?
— Нет, Сэм. Это означает, что человеку страшно.
«Неужели хозяина мучат подсознательные страхи? Это не исключено. Тем более что, по моим наблюдениям, он давно не обращался к своему психоаналитику. — И управляющий мысленно вознес молитву небу. — Господи, сохрани в сохранности незаурядный ум, который кроется за этим широким лбом! Пусть мистер Джефферсон всегда остается таким, каким я знаю его много лет!»
Но мистер Джефферсон больше не был прежним. После разочарования в Джулии он разительно переменился, даже внешне. Куда-то исчезла его лучезарная улыбка. Да и глаза как будто потускнели, уже не казались такими яркими…
— Все же вам следует развеяться, сэр. Я настаиваю на этом!
— Сэм, друг мой, вы как всегда правы. Я развеюсь.
На следующий день после подписания миллиардного контракта Квентин Джефферсон бесследно исчез.
И водительские права, и кредитные карточки остались в его лос-анджелесском доме.
Управляющий обратился бы в полицию, если бы не нашел на своем столе листок дорогой почтовой бумаги с лаконичным росчерком, сделанным все той же перьевой ручкой:
— Развеяться…
И все. Ни маршрута, ни адреса.
«Это не по-рыцарски, а по-пиратски! — с неодобрением подумал Флинт. — Мог бы и посвятить меня в свои замыслы, все-таки я ему не только подчиненный, но и друг!»
Однако совать свой нос в чьи-то личные дела — это нарушение прав и свобод человека. Уж кто-кто, а настоящие пираты толк в свободе понимают!
И мистер Саммюэль Флинт, решив не наводить никаких справок, отправился на очередной совет директоров. Он был безупречным бизнесменом.
Джулия обмолвилась когда-то, что не стала бы иметь дело с миллионером.
А интересно, каково это — быть бедным?
Квентин Джефферсон ушел из дома с десятью долларами в кармане и с одной сменой белья в маленьком рюкзачке.
Кроме этого он взял с собой только одну-единственную вещь, крошечную, почти ничего не весящую: маленькие швейцарские золотые часики. Дамские. Почему-то счел, что они должны быть всегда с ним.
Он то шагал пешком, то добирался автостопом. Куда? Да куда глаза глядят.
Несколько крупных городов и бесчисленное множество малых осталось позади после двухнедельного путешествия. Его мизерное «состояние» давно иссякло, и Квентин несколько раз нанимался на поденную работу: то чинил крышу престарелой вдове, которая поила его терпким домашним вином, то смолил лодки, то становился грузчиком. Среди этой мускулистой публики он сразу завоевал авторитет благодаря своей недюжинной силе.
Ему нравилась эта жизнь, полная приключений. Ни тебе контрактов, ни скучных расчетов, ни обязательного общения с людьми, которые не вызывают симпатии.
Если бы его встретил сейчас Флинт, то не узнал бы своего респектабельного хозяина в этом бородатом обветренном перекати-поле, облаченном в безрукавку!
Но каждое утро у обросшего бродяги, не имеющего ни денег, ни документов, неизменно начиналось с небольшого ритуала: он доставал со дна рюкзака механические золотые часики и аккуратно заводил их. Не забывал при этом глянуть мельком: сколько сейчас времени в столице России?
Хотя твердо решил, что с этой страной его больше ничего не связывает…
…Фермерское поселение состояло из одинаковых аккуратных светлых домиков, которые, однако, казались вымершими.
Двери и окна были распахнуты настежь, как будто тут никто не боялся воров и вообще не слышал о проблеме преступности, которой столь озабоченно все население Соединенных Штатов.
Занавески светлых тонов колыхались под ветром вдоль всей улочки, как паруса игрушечной флотилии. Два ровных ряда аккуратно подстриженных старых лип обрамляли дорогу. Квентин изрядно проголодался. Не зная, к кому обратиться, он потянулся через ярко-розовый штакетник и сорвал спелую вишню.
И тут же откуда ни возьмись по обеим сторонам от него выросли два верзилы.
Оказывается, здесь имелись свои постовые. Они несли пограничную службу, притаившись за толстыми липовыми стволами.
Глядели они на чужака, впрочем, вовсе не враждебно, а с любопытством и даже восхищением. Квентин был на полголовы выше обоих, да и в плечах пошире. А посягнул всего лишь на одну крошечную вишенку. Жалко, что ли?
— А где весь народ? — спросил Квентин.
Верзилы переглянулись с веселым изумлением не с другой ли он планеты прилетел?
— Сегодня воскресенье. Все на молении.
— Можно послушать?
— Пошли.
Один из парней повел гостя вдоль аллеи, другой остался на вахте. Видимо, все же проблема преступности не обошла и этого тихого уголка.
Колония маленькой евангелистской секты возникла да из недр протестантской конфессии и постепенно обросла собственными обычаями, в ней сложился свой уклад жизни. Все поселение было монолитной общиной, подчиняющейся единому распорядку, как дружная семья.
Молельный дом находился на круглой зеленой поляне, где травка была так тщательно обработана газонокосилками. что казалась искусственной.
Развеселые напевы доносились из широких прямоугольных окон. Христианские псалмы накладывались на мелодии, знакомые Джефферсону по исполнению то Фрэнка Синатры, то Элвиса Пресли — словом, на самый неприхотливый вкус.
Квентин был из католической семьи. Он привык к торжественной полифонии месс, к величественным, уносящим в небеса звукам органа. Он любил Генделя, Баха и Моцарта.
В России Квентин познакомился с православным церковным пением: отстоял пасхальную всенощную в Елоховском соборе. И знаменный распев, столь непривычный для уха западного человека, потряс его.
А вот переложение
- Лабиринты чувств - Дубровина Татьяна - Современные любовные романы
- Испить до дна - Татьяна Дубровина - Современные любовные романы
- Два огня (СИ) - Хоб Дарья - Современные любовные романы