принял Минандали в свои руки военное министерство, сразу после бездарного Аханикана. Три года беззаветно и с превеликим успехом трудился новый шаншу. Многое сделал, но мог бы еще больше…
Но завистники. Они всегда окружают тех, кто смог выделиться. Да и здоровьем Минандали ослаб. Этим враги и воспользовались, оговорили главу министерства, заявили, что стал тот немощен. Сын Неба прислушался к гнусным сплетням и снял Минандали с должности.
«Они сами поверили своим кляузам, — щурился полководец, кутаясь в шубу. — Думают, что я немощен и бессилен… Что ж, посмотрим, что они скажут, когда я разгромлю северных пучеглазых варваров, вернусь со славой в столицу и припаду к стопам Сына Неба».
Минандали любил мечтать об этом дне. Тем более, что для мечтаний времени имелось в избытке. Река Черного Дракона находилась безумно (безумно!) далеко от Срединного Государства. Когда опытного командующего вызвали во дворец и поручили снова опоясаться мечом во славу рода Айсиньгёро, тот и предполагать не мог, что это займет больше года. А по всему, выходило, что так оно и случится.
Слухи о кровожадных варварах, что внезапно появились в землях северных подданных империи, уже давно проникли в Пекин. Увы, новый шаншу военного министерства был несомненно глуп и не смог в полной мере оценить угрозу. Считалось, что чужеземцы пограбят и исчезнут в бескрайних снежных просторах. Но увы! Кровожадные лоча не только убивали и грабили всех на своем пути, но и приказывали выжившим платить дань своему правителю. Такое никак нельзя стерпеть.
Минандали вызвали в летний императорский дворец, где поручили прогнать лоча в их земли и укрепить северные рубежи империи. Правда, для этого ему выделили совершенно недостаточные силы — одну чалэ. Хотя, и из родного Истинного Белого Знамени, в котором выросли и возвысились сам Минандали и его отец. Увы, чалэ оказалась неполной: всего четыре роты-ниру вместо пяти, и две из них явно не имели полный состав. Так что в итоге у старого полководца было всего лишь немногим более тысячи воинов. Но воинов славных, истинных маньчжуров, с добрым оружием и сытными конями. К чалэ присовокупили 15 пушек с большим запасом ядер, пороза и прочего снаряжения.
В министерстве заявили, что силы можно будет пополнить на севере, где с лоча борется новый анбань-джангинь.
Последовал долгий и мрачный путь — в дальнюю крепость Нингуту. Туда добраться удалось лишь глубокой зимой, каковая в тех краях необычайно лютая. Нингута крайне разочаровала Минандали — крохотная пограничная крепостца, которая могла припугнуть только местных дикарей. Маленькая цитадель со стенами из сине-зеленого кирпича длиной всего в два ли. А городок окружен банальным частоколом на восемь ли в окружности. По-хорошему, такой пограничной крепостью должен командовать какой-нибудь мелкий сяоцисяо. Но нет — во главе Нингуты стоял целый анбань.
Старый немощный Шархуда сразу ему не понравился. Поставленный на этом ледяном краю мира для сбора податей с диких северных племен, он изображал из себя чуть ли не спасителя отечества от опаснейших варварских орд лоча. Вместо того, чтобы проявить вежливость и достойно принять дутуна, который снизошел и пришел к нему на помощь, Шархуда вечно изображал суетливую кипучую деятельность. Как будто, без него ничего в этой дряхлой Нингуте само двигаться не может.
Минандали был не таков. Для того и существуют подчиненные, чтобы исполнять свои обязанности. Бдительный лидер лишь наказывает нерадивых и отличает старательных. Что ж, если Шархуде хочется демонстрировать свою выдуманную высокую значимость…
Впрочем, нингутский анбань оказался не совсем бесполезным. Выяснилось, что минувшим летом на реке Сунгари уже была схватка, в ходе которой лоча, наконец-то, с позором бежали на север. Шархуда, сам бывший очевидцем сражения, в деталях описал врага.
— Они — не род и не племя, прикочевавшее к нашим рубежам, — рассказывал седой старик, перебирая четки. — Это профессиональные воины, как княжеская дружина; либо, как наше славное Восьмизнаменное войско.
От последнего сравнения Минандали скривился, не скрывая своих чувств, но продолжил слушать.
— Почти все они имеют защитные доспехи, подобные тем, что бывают у северян. Мечи и копья у них из хорошего железа. Но основная их сила в пороховом оружии. Пушек у лоча совсем мало, а вот подобие ручных няоцян — имеется у очень многих. Это оружие сеет страх среди всех местных племен. Признаюсь, и нам бы пришлось нелегко, если бы летом в Нингуту не пришла сотня чосонских стрелков, вооруженных фитильными няоцян.
Шуншу дутун дивился странным речам Шархуды. То о лоча говорит с восхищением, то чуть ли не прямо признается, что в битве его спасли жалкие чосонцы, которые были уже давно покорены великим родом Айсиньгёро. Тем не менее, Минандали милостиво согласился принять наемников в свое войско. Каково же было его изумление, когда оказалось, что чосонцы давно ушли домой. Но мало этого! Дерзкий старикашка даже своих людей отдавать для великого северного похода не захотел.
— Досточтимый дутун должен понимать, — разливался Шархуда лживой вежливостью. — Что я не подчиняюсь вам. У меня в Нингуте всего одна рота-ниру Восьмизнаменного войска. Я не могу оставить главную крепость провинции без ее основных защитников.
Седой анбань лукавил. Роту прислали в Нингуту недавно, но здесь имелся еще и старый гарнизон, где находилось более сотни опытных маньчжуров. С такой силой Минандали вполне мог бы довести свою чалэ до положенной численности в полторы тысячи человек.
Но, хотя бы, местных Шархуда в поход не стал прятать и подчинился воле Минандали. Оказывается, при Нингуте собирался достаточно большой корпус пеших воинов. Командовал им настоящий зверь — огромный яростный Харходэ. Он участвовал в летнем сражении на Сунгари и выдержал основной удар кровожадных лоча. Пехотинцы потеряли в том сражении сотни и сотни людей и не побежали лишь потому, что боялись своего командира еще сильнее, чем северных варваров.
— Приказывай, большой господин! — бил себя в грудь Харходэ. — И я приведу к Нингуте три тысячи отличных воинов! Все свирепы, все отлично вооружены и жаждут крови лоча!
Минандали много лет провел на войне и прекрасно понимал, что, скорее всего, никаких трех тысяч не будет, равно как и отличное вооружение — просто слова. У него самого официально под рукой была полная чалэ, а на деле, в отряде было три четверти воинов от положенного.
И все-таки местное войско оказалось не таким уж и плохим. Шархуда и впрямь много сил вкладывал в подготовку войск. Среди воинов злобного Харходэ были, в основном, хурха, воцзи и фэйяка, живущие на берегах Муданцзяня и Сунгари. Имелся также отдельный конный отряд дауров, которые Харходэ не подчинялись. Они недавно переселились