– Несчастье? Ничего такого не слыхал, милорд. И какова ваша цена?
– За десять золотых я куплю себе чистокровного тайренца. Не самого лучшего, но все-таки тайренца. Я дам за нее десять крон. Серебром.
Фирним запрокинул голову и вызывающе громко расхохотался. Отсмеявшись, он посерьезнел, и они продолжили торговаться. В итоге Мэт вручил ему пять крон и четыре марки золотом и еще три кроны серебром. Все монеты были отчеканены в Эбу Даре. В сундуке под кроватью у него имелись монеты из разных стран, но с иностранной валютой всегда много мороки, потому что надо искать банкира или обменщика, чтобы взвесить и высчитать, сколько же она стоит по-местному. А Мэт не только не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, но и понимал, что в таком случае ему придется заплатить больше, а то и все требуемые десять золотых крон. Курсы у обменщиков всегда не в пользу клиента. Мэт не предполагал, что ему удастся сбить цену настолько, но, судя по довольной физиономии Фирнима, тот не ожидал получить так много. Самый замечательный конец торга – когда обе стороны считают, что заключили выгодную сделку. Как-никак день начался отлично, и плевать на эти проклятые игральные кости. Ему следовало знать, что так не может продолжаться вечно.
Когда к полудню Мэт вернулся к балагану, сидя верхом на «лезвии», потому что нога не давала покоя, – в голове по-прежнему крутились треклятые кубики, – очередь на вход оказалась еще длиннее, чем утром. Люди ждали, когда наступит их черед пройти под большой голубой вывеской, натянутой между двух шестов, на которой красовалось название представления, написанное аршинными красными буквами. Как только люди опускали монетки в чистый стеклянный кувшин, который держал плечистый конюх, одетый в грубый шерстяной сюртук, – из этого кувшина под бдительным присмотром другого еще более внушительного конюха монеты перекочевывали в обитый железом сундук, – новые любители зрелищ пристраивались в хвост очереди, так что короче она не становилась. Вереница людей тянулась вдоль оградительной веревке и заворачивала за угол. Как ни странно, никто не толкался и не пихался. Среди посетителей было много крестьян, которые распозновались по шерстяной одежде и грязи, въевшейся в ладони, однако личики их жен и мордашки детей были тщательно вымыты. К сожалению, Люка таки собрал свою вожделенную толпу. Бесполезно убеждать его уехать завтра. Игральные кости свидетельствовали: что-то вот-вот произойдет, что-то очень важное для Мэта, разрази гром, Коутона, но вот что? Хотя были случаи, когда кубики переставали перекатываться, а он так и не знал, что же такое случилось.
Уже за холщовой стеной, где поток зрителей растекался по главной улице, на обеих сторонах которой выступали артисты, Алудра принимала заказанный товар – две телеги, уставленные бочками разных размеров. Необычными бочками, судя по всему.
– Я покажу вам, где оставить телеги, – пообещала стройная женщина первому извозчику – парню с выпяченной вперед челюстью. Длинные косички Алудры, украшенные цветными бусинами, взметнулись, когда она на секунду обернулась, чтобы проводить Мэта взглядом. После женщина вернулась к разговору с извозчиком. – Вы потом отведете лошадей к коновязи, да?
И что же это она купила, да еще в таком количестве? Наверняка, что-то для своих фейерверков. Каждый вечер как только стемнеет, пока еще никто не успел улечься в постель, она запускала в небо свои огненные цветы. Штучки две-три для такого города, как Джурадор, или для группы расположенных рядом деревень. У Мэта были соображения, зачем ей потребовался литейщик колоколов, но лишь одно из них несло в себе хоть толику смысла, да и то, если задуматься, все равно выходила полная ерунда.
Мэт спрятал кобылу у коновязи. Ну, «лезвие» спрятать, конечно, сложновато, но ее сложнее заметить среди других лошадей, тем более что время еще не наступило. Шест для лука он оставил в фургоне, где жил вместе с Эгинин и Домоном – их на месте не оказалось, – после чего направился к выцветшему фиолетовому фургону Туон. Сейчас ее фургон стоял неподалеку от обиталища Люка, но Мэт предпочел бы, чтобы он остался на прежнем месте – рядом с грузовыми фургонами. Только Люка и его жена знали, что Туон – Верховная Леди, а не служанка и что она собирается выдать Мэта и Эгинин за влюбленных перед своим предполагаемым мужем, но особо досужие артисты уже недоумевали, почему Мэт большую часть времени проводит с Туон, а не с Эгинин. Недоумевали и не одобряли. Все они, как ни странно, отличались строгим нравом. Даже акробаты. Сбежать с женой жестокого лорда – романтично. Путаться с горничной высокородной дамы – постыдно. А то, что фургону Туон выделили такое удобное место, вызовет массу толков среди людей, которые находятся рядом с Люка уже долгие годы, и среди его лучших артистов.
На самом деле Мэт не знал, стоит ли ему идти к Туон, когда в голове бесчинствуют игральные кости. Несколько раз они замирали в ее присутствии, но он не имел ни малейшего понятия, почему именно в этот раз, а не в другой. Ну, почти. Может, в первый раз просто потому, что он встретил ее. При мысли об этом волосы у него на затылке встали дыбом. Женщина – это постоянный риск. А с Туон этот риск повышается раз в десять. И никогда не знаешь, как повернутся события, пока уже не будет слишком поздно.
Странно, почему его пресловутая удача не помогает ему в отношениях с женщинами? Женщины так же непредсказуемы, как набор добрых игральных костей.
Никто из Красноруких не стоял на страже возле фургона, – сейчас не до этого, – поэтому Мэт взбежал по короткой лесенке к задней части фургона и постучал, прежде чем распахнуть дверь и войти. В конце концов, он платил за этот фургон, и вряд ли они станут валяться раздетыми в такое время суток. Если не хочется, чтобы кто-то вошел, – на двери есть щеколда.
Госпожа Анан куда-то отлучилась, но народу внутри все равно было немало. С потолка на веревках был спущен узкий стол, на котором теперь были расставлены разномастные тарелки с хлебом, оливками и сыром. Мэт приметил один из высоких серебряных кувшинов для вина, принадлежащих Люка, еще один приземистый кувшин в полоску и чашки в цветочек. Туон, с отросшей за месяц черной гривой кудрявых волос, сидела на единственном стуле. Рядом, на одной из кроватей, пристроилась Селюсия. Напротив нее, на другой кровати, опираясь локтями на стол, расположились Ноэл и Олвер. Сегодня Селюсия надела темное платье по эбударийской моде, которое открывало удивительный вид на ее незабываемую грудь, и украсила волосы цветастым шарфом. На Туон же было красное платье, словно бы полностью состоящее из мелких складочек. Свет, он же принес ей этот шелковый отрез только вчера! Как ей удалось уговорить костюмерш сшить платье так быстро? Мэт не сомневался, обычно это занимает куда больше времени. Здесь явно помогли щедрые посулы, которые теперь ему придется оплачивать. Что ж, раз принес даме шелк, изволь заплатить и за пошив. Так говорили, когда он был еще мальчишкой и не думал, что когда-нибудь сможет позволить себе такую роскошь, как шелк. Но, Свет, это сущая правда!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});