Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гимнастерка-то у тебя… Ты уж ее постирай, что ли. Все же перед командующим стоять будешь…
Кроме Курбатова, артиллериста и сапера, с которыми сержанта свела фронтовая дорога, в штаб было вызвано еще человек пятнадцать, отличившихся на разных участках фронта.
Вручение орденов должно было состояться на следующий день, утром, а до этого можно было отдыхать. Курбатов помылся в бане, устроенной в блиндаже, более часа просидел в столовой у связистов и неторопливо ел праздничный обед. Их всех угощали каким-то особенно вкусным пловом, а затем, на третье, дали по большому куску самодельного торта.
Правда, Курбатов тревожился, как бы не узнал его Ватутин и не получилось каких-либо осложнений. Сам решил не напоминать о себе командующему. Одно дело случайно поговорить на дороге и совсем другое — здесь, в штабе, когда вокруг так много начальников.
На другой день, утром, майор построил награжденных в две шеренги, устроил перекличку и затем повел их строем в глубину густого сада. Здесь, на небольшой площадке, уже стоял стол, покрытый красной материей, и на нем лежали коробочки с орденами. Майор скомандовал «Вольно», ушел было куда-то, но тут же вернулся.
По тому, как быстро шел майор, по-строевому взмахивая руками и несколько торжественно неся голову, бойцы поняли: сейчас появится и командующий, и подровнялись, приняли, что называется, бравый вид.
И действительно, следом за майором появился Ватутин. Вместе с ним к столу подошли еще несколько генералов…
Все время, пока Ватутин говорил, обращаясь с поздравлением к награжденным, Курбатов смотрел на его лицо и, заметив, что командующий глядит на него так же, как и на других, успокоился. Не узнал!..
Майор вынул из папки приказ, отпечатанный на машинке, прочитал его и стал по алфавиту вызывать награжденных. Первым к Ватутину подошел артиллерист Анищенко — красный, смущенно-радостный.
Ватутин подал ему орден левой рукой, а правой крепко пожал руку и сказал несколько слов, которые Курбатов не слышал. В ответ Анищенко быстро и неуклюже кивнул головой, повернулся и пошел в строй. Затем майор вызвал сапера Дементьева — коренастого, русоголового. Тот, прежде чем пойти, вдруг с беспомощной улыбкой оглянулся на товарищей.
Курбатова вызвали пятым или шестым. Ощущая холодок от волнения, сержант пошел прямо на Ватутина, быстро взял орден, пожал руку.
— Поздравляю, товарищ Курбатов, — сказал Ватутин. — Желаю вам получать ордена почаще…
Курбатов уже собрался повернуться, чтобы отойти, ко Ватутин остановил его:
— А ведь мы, товарищ сержант, где-то уже встречались!
Курбатов в нерешительности молчал.
— Где-то мы уже встречались! — повторил Ватутин и с немым вопросом повернулся к рядом стоящему генералу.
Тот пожал плечами.
— На дороге мы встречались, товарищ генерал, — поборов смущение, напомнил Курбатов. — Я тогда каску обронил, а вы подняли!..
— Верно — на дороге! — подхватил Ватутин. — Ну, я вижу, каска вам пригодилась. Голова цела… Что ж, выходит, мы старые знакомые. Вот — встретились…
К вечеру Курбатов уже был в своей роте. И здесь припомнил, как он был в штабе фронта; ему казалось удивительным, что все получилось, в конце концов, очень просто: на груди у него орден Ленина, с ним разговаривал командующий фронтом. Да полноте, с ним ли, с Курбатовым, все это было!..
А Ватутин вечером уже ехал на новый командный пункт. Наши армии наступали.
Любимая книга
Как бы ни был занят Ватутин, он всегда находил время читать. Ему нравились исторические романы. Он очень любил «Войну и мир» Льва Толстого.
Уезжая из дому, он намеревался взять «Воину и мир» вместе с необходимыми вещами. Но последние два тома никак не умещались в чемодане, и Ватутин решил не брать их.
— Где-нибудь там достану, — сказал он.
Но разыскать конец романа потом оказалось не так-то просто.
В городах и селах, разоренных войной, почти не было книг. Кое-где библиотеки были эвакуированы в глубокий тыл, а чаще оказывались сожженными, уничтоженными.
Когда наши войска вступили в Сумы, Ватутин, разговаривая с секретарем Военного совета, попросил:
— У меня к вам, товарищ, личная просьба. Разыщите для меня где-нибудь последних два тома «Войны и мира». Первые два у меня с собой, только что перечитал. А третий и четвертый не захватил.
Просьбу Ватутина секретарю очень хотелось уважить.
В первую же свободную минуту он отправился разыскивать городскую библиотеку.
Но библиотеки в Сумах не оказалось. Немцы давно закрыли ее. И куда делись книги — никто не знал.
Наши войска стремительно продвигались вперед. Вскоре они заняли Миргород.
В этом городе библиотека как будто сохранилась.
— Нет ли у вас «Войны и мира»? — спросил секретарь библиотекаршу, пожилую, усталую женщину, которая копалась в книгах, сваленных среди комнаты в кучу.
— Да нет, молодой человек, — ответила женщина, взглянув на него печальными подслеповатыми глазами. — Немцы сожгли сочинения Толстого. Да и но только Толстого. У нас не осталось ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Горького…
А между тем Ватутин нет-нет да и спрашивал секретаря:
— Ну как, не нашли «Войну и мир»?
— Пока еще нет, — смущенно отвечал секретарь, — но обязательно найду!
И он искал. В каждом отвоеванном городе он наведывался в дома, где раньше были библиотеки — городская, клубная или школьная, — расспрашивал библиотекарш и даже сам рылся среди книг на пыльных, поломанных полках.
Но «Войны и мира» нигде не было. Не было лучших книг — славы русской литературы! Фашисты везде уничтожали все, что дорого советским людям.
Как-то раз, выслушав очередной рапорт секретаря о новой его неудаче с поисками, Ватутин сказал ему чуть насмешливо и в то же время серьезно:
— Плохо, друг, ищите. Зря вы ходите по всем этим библиотекам. Вы лучше у народа спросите. Народ наверняка Толстого сохранил.
И вот, приехав в Переяслав-Хмельницкий, секретарь разузнал, где живет местный учитель литературы, и вечером зашел к нему.
Учитель, глубокий старик с морщинистым суровым лицом, выслушал его и сказал:
— Нет у меня «Войны и мира», немцы отобрали. Все книги были сданы в городскую управу, а там их уничтожили. — Подумав, прибавил: — Вот у доктора нашего были прекрасные книги…
— А не можете ли вы сказать мне его адрес? — спросил секретарь.
— Адрес? — Учитель поверх очков поглядел на секретаря! — Отчего же… Зеленая улица, дом двенадцать, квартира два. Да только ни улицы этой больше нет, ни дома, ни доктора.
— Но неужели ни у кого во всем городе не сохранилось книг? — с тревогой спросил секретарь.
— Да ведь и город-то, как видите, не сохранился, — с горечью заметил старик. — А уж книги… Впрочем, поискать можно. У меня среди учеников много было любителей. Собирали книги, берегли, я это поощрял. Полезная, благородная страсть!.. Я вам, пожалуй, назову несколько фамилий и адресов, попробуйте наведаться.
Путешествие по квартирам школьников оказалось еще более сложным и печальным, чем странствия по школьным и городским библиотекам.
Улицы, засыпанные кирпичом, обугленные деревья садов, поваленные плетни, редко где уцелевшие дома с выбитыми окошками. А за каждой дверью — свое горе. Нет, найти здесь «Войну и мир» было невозможно!..
Уже потеряв всякую надежду, что отыщет книгу, секретарь уныло подошел к домику на углу улицы Котовского, — если можно было назвать улицей длинную полосу изрытой, опаленной земли.
Он достал записную книжку, проверил. Да, должно быть, это тут. Вон там, наискосок, развалины водонапорной башни, рядом — остатки большого вырубленного сада. Стало быть, в этом низеньком домике с повисшими, полу-сорванными ставнями, с извилистой трещиной от подоконника до земли живут Харитоновы, жила Надя Харитонова, ученица десятого класса. Как рассказывал учитель, она очень любила книги и собирала их, но Надю фашисты угнали в Германию… Впрочем, книги, может быть, остались…
Секретарь поднялся по ступенькам покосившегося крыльца, постучал. Дверь открыла старая женщина с ясными, умными глазами.
— Да, у меня есть «Война и мир», но я не могу отдать книгу, — сказала она. — Ее любила моя девочка. На многих страницах есть ее пометки. — Она достала книгу, бережно обернутую белой бумагой, и показала страницы. — Видите? Вот тут… и тут… Как же я отдам? Нет, не могу! Уж вы меня извините.
— Вот досада! — огорчился секретарь. — Две недели ищу… Дело, конечно, понятное, я вас понимаю. Я так и командующему скажу. Он поймет.
— Кому скажете? — спросила женщина, поднимая брови.
— Командующему фронтом генералу Ватутину. Это он просил разыскать ему «Войну и мир». Ну, доброго здоровья! Извините. Я пойду.
- Забытая ржевская Прохоровка. Август 1942 - Александр Сергеевич Шевляков - Прочая научная литература / О войне
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне
- Танковый таран. «Машина пламенем объята…» - Георгий Савицкий - О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Девушки в погонах - Сергей Смирнов - О войне