Читать интересную книгу Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими - Линор Горалик

ГОРАЛИК А из чего это состояло?

СВАРОВСКИЙ Вот какой-то запах жизни там мрачный. Мрачная страна, невеселая.

ГОРАЛИК Вы знаете, что они считаются одними из самых счастливых людей в мире?

СВАРОВСКИЙ Это потрясающе, потому что в тот момент, когда я приехал, она была одной из самых несчастных, по-моему, там самоубийств было больше всего в мире.

ГОРАЛИК Это не обязательно противоречивые вещи…

СВАРОВСКИЙ Нет-нет. Просто на самом деле потом, когда случилась технологическая революция и все эти интернет-проекты, стартапы, там действительно стало веселее. Плюс там случилась эмиграция, которая, как бы датчане к этому ни относились, я считаю, их спасла. Тот факт, что туда приехали сербы, боснийцы, поляки и прочие, значительно изменил атмосферу.

ГОРАЛИК Появилась рабочая сила?

СВАРОВСКИЙ Нет, появились люди с другим подходом к жизни. Веселые, бодрые, красивые, умеющие пользоваться деньгами. То есть они стали заражать датчан нормальным подходом к жизни. Ну, в общем, мы приехали и сразу сдались в лагерь.

ГОРАЛИК Что это значит?

СВАРОВСКИЙ Вот мы приехали утром на вокзал. Пошли к знакомому. Поели. Он нам все объяснил – что, куда. Мы сели на электричку и поехали в центральный лагерь Сандхольм. Знакомый этот сказал: «Если хотите избежать волокиты, не ходите в полицию. Потому что вы будете сидеть в полиции, они будут составлять протокол, будут с вами развлекаться, дурацкие вопросы задавать. Поезжайте в лагерь центральный, подойдите к двери, постучите и объясните там, что вы беженцы». Ну, мы и поехали. Собственно, двое, я и Паша Хихус. А человек, который нас привезу него уже был фиктивный брак, и ему это было не нужно. Мы пришли в лагерь такие стыдливые, такие изношенные, советские. Мне казалось, что я был одет шикарно для заграницы. У меня были замшевые ботинки, какие-то джинсы, сшитые вручную одной приятельницей, мне казалось, что все у меня такое крутое. А потом где-то дня через три я понял, что вот то, что носят арабы-беженцы, – это круто, а я вообще в каких-то обносках страшных хожу. Когда мы сдавались в лагерь, были выходные, и мы попали в изолятор и два дня просидели в тюрьме. В датском изоляторе не страшно. Нас кормили вполне нормально, то есть по сравнению с советской едой это было что-то прекрасное, это была ресторанная еда. Сидели вместе с арабским террористом. Я еще Пашу постоянно подкалывал. Я ему говорил: «Паш, я ему сейчас скажу, что ты еврей. Так что ты у меня заложник». Тонкая шутка, не правда ли?

ГОРАЛИК То есть Паша провел два дня в тюрьме в заложниках у арабского террориста?

СВАРОВСКИЙ Ну да. И ему очень не понравилось. И мне. Скука ужасная. Ну а потом что? Потом первый допрос. Но это все рутина. Единственное интересное из общения со всеми этими чиновниками в лагере было то, что во время очередного интервью там был дяденька переводчик, который прекрасно говорил по-русски, и был полицейский, майор, судя по погонам, который вел допрос, и вот где-то в середине нашей беседы я понял по поведению переводчика, что чин переводчика гораздо выше. И он, конечно, переводчик, но вообще он не переводчик. То есть он был как минимум подполковник, явно совершенно. Он был из натовской разведки, судя по всему, а тот был просто полицейский. И переводчик его просто затыкал. Он просто разговаривал со мной, игнорируя полицейского. Тот лишь печатал. Полицейский пытался вредничать, придираться, а тот его всячески затыкал, потому что офицер разведки понимал, что в Советском Союзе ужасно, и ему было меня жалко. В общем, смешно было убедиться на практике в том, что вовсе это был не переводчик. Хотя там работали в том числе и обычные переводчики. Мой датский приятель, например, потом там работал.

ГОРАЛИК Что происходило с момента, когда вас приняли?

СВАРОВСКИЙ Оформили, выдали нам кружки, ложки, постельное белье, отвели в многокоечную палату, где потом к нам вечером заселили человек семь румын. Мы были в ужасе, честно говоря. Но вообще румыны не так уж плохи. Например, многие из них очень хорошо говорят по-английски, по-французски, они вообще какие-то все были довольно ученые. И мы поняли потом, что большинство из них очень симпатичные, очень свои. Мы даже вместе с этими румынами стали исследовать окружающую реальность, это было очень интересно. Зашли на территорию военной базы. Там же лагерь центральный, а кругом военная база. Старая база. Нас там арестовали военные. Помнится, как-то мы ходили куда-то, и румыны, человек пять, шли немного сзади, а мы с Пашей впереди, и Паша, глядя на румын, говорит: «Тебе это не напоминает неореалистический фильм?» А кругом такой мягкий закатный свет, лето. Я говорю: «Да, „Похитители велосипедов“». Что еще было интересного? Как-то утром меня разбудил дедушка, пожилой украинец, который пришел в лагерь в день, когда он освободился из этого лагеря. Он, оказывается, в день выписки из лагеря всегда сюда приходит, разговаривает с местными. Дедушка был бандеровцем. И он стал рассказывать, как было в этом лагере в 1945-м. И это, конечно, было для меня откровением. Это лагерь очень старый. После войны это была английская оккупационная территория, и по договору Сталина с англичанами НКВД разрешалось делать что угодно на всех этих территориях. И приехали несколько «виллисов» с пулеметами и стали всех беженцев расстреливать. А тут жили русские и украинцы. И люди побежали. А там такая долина за лагерем, довольно большая. И они бежали, а за ними ехали машины и расстреливали всех из пулеметов, а дедушка этот просто спрятался каким-то образом за кочкой или еще где-то. И выжил. А так их всех почти перебили, все население лагеря. Вот в таком месте мы жили, оказывается.

ГОРАЛИК Чего вы ждали?

СВАРОВСКИЙ Я ждал ада, я знал, что это будет очень плохо и что жизнь моя кончилась. То есть, конечно, ты же молодой человек, ты думаешь, что надежда какая-то все-таки есть, но было тяжело. Я хотел в Россию. Как проводили время? Ну, напивались. Я некоторое время провел там с писателем с одним, эмигрантом. Он был запойный человек. Он работал на ВВС, получал гонорары и их пропивал. Вот мы вместе пропивали его гонорары. В китайском ресторанчике сидели.

ГОРАЛИК Вот лагерь – он на сколько мест вообще? У вас же было сколько-то людей вокруг?

СВАРОВСКИЙ Сколько угодно.

ГОРАЛИК И как вам представлялось будущее? Как развивались обычно такие истории?

СВАРОВСКИЙ Когда мы приехали, русских было в лагерях сорок человек. Я, даже если не был знаком с каждым человеком, но знал, что он есть, знал, как его зовут. Поэтому появление в Копенгагене в каких-то сообществах нового человека воспринималось с интересом, с восторгом. Потому-то какой-то писатель русский и согласился со мной пить, потому что ему вообще-то и пить было особо не с кем. Была еврейская эмиграция, которая частично тоже соприкасалась с нами. Конечно, звучит нелепо, но лучше всего в лагере было быть гомосексуалистом. Некоторые так и сделали. Человек говорил: «Я гомосексуалист».

ГОРАЛИК Почему?

СВАРОВСКИЙ Это же Дания, это же страна, которая первая разрешила однополые браки. Там был один товарищ из русских, в одном из лагерей, где я жил. И ему прописали какую-то там зарядку странную, какие-то походы к врачам. Ему полагалась дополнительная еда, фрукты, сок, льготы. Было не совсем понятно, чем это обусловлено. Только потом мы догадались, что он заявил себя гомосексуалистом для надежности. Гомосексуалистов не высылали. И ему за это еще всяких льгот надавали.

Что еще рассказать? Сперва мы жили в этом первом лагере в корпусе, который был за оградой. У нас не было пропускной системы. В главном корпусе было все очень сурово, потому что там были настоящие арабские террористы. Наркотики. Люди с ножами. Довольно жутко. Поножовщина происходила каждый день. Сомалийцы дрались с арабами, иранцы – с иракцами. Сидишь в столовой, и вдруг кто-то бежит по столу – «розочку» делает и пошло-поехало. Помню, кого-то в окно выкинули.

Потом в другом лагере жили. Там были сплошные арабы. Эксцессов много было. Сложно с ними. При всей моей искренней приязни к арабам, вынужден признать, что палестинцы – это ужас какой-то. Там еще персы были. Вот это нормальные люди, симпатичные. Даже Борхеса читали. А еще иракские летчики. Там было несколько человек. Прекрасные ребята. Это те, что от Саддама улетели. Но в лагере все время из-за палестинцев были проблемы, драки, поножовщина. Когда зарезанного человека бросили в комнату моему приятелю, как-то мы решили подумать о смене дислокации. И поехали. Наш приятель переехал в другой – в Ютландию. В Дании считается, что Ютландия – это страшная дыра. Мы решили попробовать в эту дыру. Съездили посмотреть сперва. И я был совершенно очарован, потому что, во-первых, там были горы, чего в Зеландии не встречается, во-вторых, когда мы подъехали к лагерю, из окна высунулась еврейская женщина и закричала: «Ромочка, иди скорее есть вкусные сосиски!» Небольшой дом на пятьдесят человек, что само по себе уже прекрасно. Флигель и такой трехэтажный дом. Это был гостевой дом замка. Владельцы замка его отдали в бессрочную аренду Красному Кресту, чтобы налоги не платить. И мы переехали туда. И самое удивительное, что обычно в Красном Кресте если что-то просишь, то это стараются не выполнить. Если ты, например, просишь переехать в какой-то конкретный лагерь, тебя точно переведут в другой. Кафкианские такие дела. А здесь я написал заявление – хоп, и перевели. И мы счастливые переехали. Большая отдельная комната в старом доме. Можно входить не через центральный вход, а по винтовой лестнице старой. На кухне можно самому готовить. В общем, очень все мягко. Сотрудники Красного Креста – ютландские люди. Они хоть на людей похожи, добрые. Не какие-то такие чиновники, функционеры. Состав жителей в лагере был такой: половина евреи местечковые, город Енакиево, немножко москвичей, две пары из Питера, люди из Эстонии, очень приличные, симпатичные люди. Даже были знакомые московские – человек, которого я знал еще по Москве, художник с женой и детьми, еще один человек, который поехал за нами, потому что мы ему рассказали. Еще поляки, частично русскоязычные, частично совсем польские были. Там был один очень интересный тип. Он сбежал из французского иностранного легиона. Такой огромный бугай-громила. Он там охранял каких-то негров в зиндане, и ему приказали их расстрелять. А он их просто отпустил и сбежал. Но потом он абсолютно рехнулся – каждую ночь рыдал, бился о стены. Потом были румыны, очень тихие и спокойные, которые потом совершенно сошли с ума и разгромили весь дом. Был замечательный человек Салах, которого я никогда не забуду. Это человек с потерянной идентичностью. Папа араб, а мама еврейка. С израильским паспортом. Абсолютно свихнутый. Он пытался все время шутить, пытался со всеми пообщаться. Не очень удачно. А когда у него был перегруз в мозгу, он шел и покупал пиво, там был магазинчик. Ему хватало одной бутылки, чтобы дойти до состояния абсолютного безумия. Тогда он начинал все громить, почему-то ругаясь по-польски. Грязно ругаясь по-польски. И его в конце концов увезли в какой-то другой лагерь, потому что наблюдение медика ему нужно было.