Они помолчали думая каждый о своём, потом бронар глянул на ведьму и сказал настолько мягко, что ей стало не по себе:
— Хэла, тебе надо сказать Рэтару о том, что случилось.
— Нет, я, — запаниковала она.
— Хэла! — он настаивал, твёрдо, но как мог мягко. — Если не скажешь — подведёшь его. Шерга будет жаловаться на тебя, а Рэтар не будет знать в чём дело.
— Я боюсь, что Рэтар…
— Хэла, он не Роар, — резонно заметил Элгор. — Он справится со своим чувствами. Тем более Шерга ничего тебе не сделал. Не навредил. Так что — скажи Рэтару о том, что случилось. Обязательно. Сейчас, Хэла. Не жди.
Ведьма посмотрела на него с болью и согласно кивнула. Потом встала и пошла к двери.
— Спасибо, Элгор, — прошептала она, положив руку на дверную ручку.
— Да. Хорошо, — ответил бронар.
Хэла с трудом поднялась наверх. Пока она говорила с Элгором, Рэтар вернулся из корт. Ведьма зашла в библиотеку и наткнулась на его нахмуренных взгляд.
— Думал, что ты решила пропустить обед, — заметил феран.
— Я не хочу есть, — как можно спокойнее ответила ведьма.
— Хэла, — недовольно вздохнул Рэтар и вернулся к своим бумагам. — Надо есть. Я сейчас.
Она подошла к нему, встала с его стороны стола, опершись на столешницу. Говорить было невыносимо тяжело, но Элгор несомненно был прав — надо было рассказать о конфликте. Тем более феран ненавидел находиться в неведении, о чём дал ей понять с самого начала, а она всегда воспринимала его всерьёз.
— Рэтар? — позвала Хэла и голос кажется пропадал, с каждым словом становился слабее, как и её решимость.
— Да, — отозвался он, не глядя на неё.
— Я чуть не убила Шерга сегодня, — проговорила ведьма и сжалась.
Рэтар замер словно хищник перед прыжком, кажется ведьма видела, как напряглись все мышцы в его теле, внутренний огонь полыхнул яростью. Рэтар поднял на неё глаза полные совершенно неподдельного бешенства зверя.
— Что он тебе сделал? — спросил он стальным голосом, от которого внутри всё скрутило страхом.
— Ничего. Он ничего мне не сделал, — с трудом проговорила Хэла, подавляемая его яростью.
— Не смей мне лгать, — Рэтар встал.
— Я не лгу, — ещё немного и у неё случится истерика и это будет совсем некстати. — Он пришёл сюда, искал тебя. А потом наговорил всего. И я…
— Всего — это чего, Хэла? — феран возвышался над ней, и от бешенства внутри него становилось тяжело дышать.
— Сказал, что скоро станет фераном, — ответила ведьма дрогнувшим голосом, — сказал, что ты знаешь, что твоё время подходит к концу. Он был серьёзен и говорил уверенно. Он знает, что это правда.
Рэтар упёрся кулаками в столешницу, тяжело выпустил воздух, пытаясь восстановить внутреннее состояние, унять себя, после вспышки ярости.
— Прости, мне надо было сдержаться, но я не смогла, — прошептала Хэла.
— Что ещё сказал? — так же жёстко спросил феран.
— Это же Шерга. Мерзостей всяких наговорил, — она совсем не хотела вдаваться в подробности, да и, если Шерга будет жаловаться на неё, разговор навряд ли дословно перескажет. — Мне не надо было так делать, но вот не стыдно ни разу.
— Что ты ему сделала? — уточнил мужчина.
— Вытащила из него огонь, а потом вернула назад, — ответила ведьма. — Напугала его.
Рэтар стоял нахмурившись и лицо его было совершенно далёким и жёстким.
— Иди, Хэла, — не взглянув на неё, сказал он всё тем же тоном не принимающим никаких возражений и причиняющим боль. — Мне надо подумать.
Ведьма посмотрела на него, но на её заминку феран лишь резко и с нажимом повторил:
— Иди!
Разве что “вон” не сказал, хотя едино…
Хэла кивнула и вышла.
Сначала ей хотелось пойти и утопить всю эту боль в воде, но идти в комнаты Рэтара не было желания.
И когда спускалась вниз, в ней рвалось на части осознание насколько она близко была к тому, чтобы избавить всех от такой твари как Шерга, а с другой вина перед Рэтаром, потому что ей верилось в то, что он не стал бы терпеть возле себя такого как Шерга, если бы мог избавиться, наказал бы уже давно, или прибил к чертям.
И Хэла разозлилась. И злоба эта душила её, сминала. И в такие моменты было страшно быть рядом с людьми, поэтому она ушла в загон к харагам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Звери были ей рады, немного порычали в неё, перенимая её настроение, это был рык поддержки и Хэла была им в этом благодарна. Она устроилась в соломе, накиданной в углу, где спали хараги, а Фобос и Деймос окружили её, чтобы согреть и успокоить. Хэла положила голову на старшего, а руки обняли младшего.
Она всегда была удивлена тому, что шерсть их совсем не пахнет. Точнее не пахнет так, как должна, по её разумению и привычке, пахнуть шерсть псов, волков или медведей. Но вполне возможно, что в этом мире это было особенностью, которая позволяла этим хищникам охотиться.
Хэла погрузилась в свои тяжёлые мысли. Она беспокоилась угрозе Шерга. Слова его напрягали, действительно пугали. Она знала на что он способен в своей бессильной злости.
Первое, что Хэлу попросили сделать, когда притащили в Зарну, как чёрную ведьму, это убить больного тора.
За ней пришёл Тёрк и привёл её к отдельному загону, где была тоора в очень плохом состоянии.
Про этих животных говорят, что если они лягут и пролежат больше мирты, то больше не встанут. Уж насколько это было правдой и вообще почему было именно так, Хэла не знала, но тот конкретный тор был совсем плох, он тяжело дышал и вставать уже даже не пытался.
Возле загона с ним был Рэтар и Мирган. Говорил с ведьмой Тёрк. Говорил так, словно Хэла глупая девица, лет пятнадцати, а он этакий отец, желающий объяснить нерадивому подростку все очевидные и непреложные истины окружающего мира.
Хэла фыркнула, залезла в загон к негодованию своего новоявленного "папаши", возразившего ещё что-то. И быстро Тёрка осадила, чем привела в замешательство, а заодно заработала сначала неприязненное отношение. Но со временем эта её способность вечно находить, что ему сказать поперёк, переродила неприязнь в любовь, судя по всему до гроба.
Нормально ей всё объяснил Рэтар — была хворь у тоор, их отделили от остальных, все померли, а этот последний, тоже должен умереть, и чтобы не мучился, давай, ведьма, ты его убьешь.
Про себя Хэла добавила: “а мы заодно посмотрим, что ты умеешь делать”. Но промолчала, точнее, глянув ещё раз на несчастного зверя, спросила, может здоровое животное как-то поприятнее и нужнее мёртвого? На что получила неоднозначные и нахмуренные взгляды трёх горанских братков, двоих из которых окрестила “двое из ларца одинаковы с лица”.
На их взгляды ведьма фыркнула и, цокнув языком, приказала тору встать, что тот и сделал. Здоровый и бодрый. Она потрепала его под наростом на морде, сказала что-то ободряющее и вылезая из загона собиралась уйти.
Но тут Тёрк, явно ошарашенный, как и Рэтар с Мирганом, чудом ею сотворённым, спросил, а умеет ли она вообще убивать. И на это пришлось прихлопнуть попавшуюся под руку беднягу туняку, которая бегала вдоль крыши крытого загона и, когда она свалилась дохлая почти на голову обалдевшему Тёрку.
Хэла поклонилась и, развернувшись, отправилась в дом, напевая о том, что “шёл с улыбкой здоровяк по ночному парку и у тихого пруда повстречал гадалку”.
Того тора ещё какое-то время держали в загоне одного, видно ожидая, что всё же сдохнет, и зверь грустил от одиночества и тосковал по своим. А Хэлу все избегали, потому что чёрная ведьма же.
И в итоге в загоне зверя она проводила почти всё время. Болтала с ним, чесала морду, а однажды даже достопочтенный феран, обходивший её стороной в как минимум сотню метров, дал ей орехов, которыми обычно хвалили тоор за послушание и при обучении. Тор был счастлив, да и ведьма была невообразимо рада. И благодарна.
Тогда-то Хэла и столкнулась с Шерга впервые. Он прижал её в переходе между домом и крылом домашних.
Наверное, если бы такое случилось с ней в её мире, то она бы просто окаменела от страха, но тут-то она много чего уже могла и умела, поэтому досталось ему очень конкретно, хотя и по ней вдарило, потому что именно тогда начало крыть эмоциональным фоном всех подряд, и эмоции внутри этого выродка были настолько отвратительными — от них выворачивало и хотелось убивать.