Федор отодвинулся. На экране теперь виднелось растерянное лицо Алексея и радостные, светящиеся глаза Гали.
— Ах, Алеша?.. Вот как! Я рада!.. Как хорошо!.. А я думала — Федя. У меня сердце остановилось… Как все хорошо!
Галю она даже и не заметила.
Директор, который сразу все понял, отвел в сторону чуть растерявшегося Сергея Леонидовича.
— Телевизионная передача осуществляется ультракороткими радиоволнами, — говорил директор. — Но эти волны распространяются по прямой, подобно солнечным лучам, и не огибают препятствий. Поэтому они и не могут обогнуть выпуклость земного шара. Наш опытный телевизор дальнего приема построен на очень остроумном принципе. Он использует как отражательное зеркало Луну…
— Почему Луну? — отсутствующим голосом спросил Карцев, не спуская взгляда с растерянного лица сына.
— Вы, конечно, знаете, — спокойно продолжал директор, — уже давно удалось послать на Луну ультракороткие радиоволны и принять обратно отраженные. Этим сейчас и пользуются для дальней передачи телеизображения. Передающая станция посылает свои направленные радиолучи прямо на Луну. Оттуда они отражаются и могут быть приняты всюду, где Луна в этот момент видна. Мы тотчас же настроились, как только Луна показалась над горизонтом… Расстояние не играет роли. Простите, Сергей Леонидович, вы, кажется, меня не слушаете?
— Вы правы, — сказал Карцев, тяжело опускаясь в кресло. — Расстояние не должно играть роли…
Женя уже оправилась и молча стояла у телевизора. Она слушала рассказ Ходова о том, что произошло на трассе ледяного мола.
Глава шестнадцатая
В КИПЯЩЕМ МОРЕ
На дне моря стоял водолаз. Он смотрел вверх. Высоко над его головой виднелось диковинное небо, затянутое зелеными тучами.
Прожекторы, напоминавшие шарообразные буи на якорях, плавали не на поверхности, а под водой. В перекрещивающихся мутных лучах были видны нависшие, близко расположенные одна к другой трубы, походившие на гигантскую повалившуюся изгородь. У основания этой наклонной изгороди копошились, как фантастические существа с огромными круглыми головами, водолазы.
Они переходили с места на место, нагибались, брали концы труб и заводили их в отверстия зарытых в ил патрубков. Другие водолазы укладывали по дну сеть горизонтальных труб с замазанными пока отверстиями по всей их длине, предназначенными для выхода жидкого воздуха.
Вдали виднелось светлое пятно, отбрасываемое «подводной черепахой».
Алексей Карцев, стоя на дне, любовался всей этой картиной и думал о себе, о своей мечте. Эти ряды труб он рисовал когда-то на бумаге. Теперь они, наклоненные, едва виднеются над головой. Он лишь вчера решил их наклонять, чтобы работы можно было вести и при надвинувшихся ледяных полях. Когда поля пройдут, трубы встанут вертикально. Да, все это было сначала в воображении, потом на чертеже: и трубчатый частокол и «подводная черепаха». А скоро со дна поднимется ледяная стена.
У Алексея щипало глаза. К горлу подкатывал знакомый комок. Только сейчас, впервые в жизни, он понял, какое это счастье видеть плоды своего труда. Вспомнился Денис. Тот всегда умеет быть счастливым. То же чувство, какое испытывает сейчас Алексей, владеет Денисом, когда он смотрит на любую установленную им трубу. Так же токарь любовно разглядывает сделанную им деталь, скульптор — статую, архитектор — дворец.
Что же будет, когда по туманной полынье в зимнюю стужу пройдут караваны судов, когда вдоль сибирского побережья вырастут города, рудники и заводы?
Что это? Удовлетворенное честолюбие или гордость?
Да, гордость! Пусть гордость! Это та гордость, которую будет испытывать не только он один, а и каждый строитель, каждый советский человек, так или иначе принимавший участие в Великой стройке. И если говорить о высшей радости в жизни, то вот она! И что по сравнению с ней все остальные человеческие чувства, включая муки любви? Видимо, любовь — чувство низшего порядка, если противопоставлять ей творчество. Любить могут и люди ограниченные, тупые, лишенные фантазии, а творить, создавать — лишь те, кому человечество обязано своим отличием от животного мира. И потому радость творчества, счастье созидания неизмеримо выше, тоньше, глубже тех чувств, которые люди называют любовью.
Так разделывался наш упоенный изобретатель с чувством древним, святым и поэтическим, стараясь заглушить в себе мучительную боль утраты, горечь уязвленного самолюбия, которые он постоянно испытывал со времени сцены у телевизора.
И незаметно для Алексея горделивое чувство успеха уступало в нем место нерадостным размышлениям о неразделенной, как ему казалось, любви. Да полно! Любовь ли это? Любил ли он по-настоящему Женю? Искал ли он ее поминутно, робел при ней? Нет! Женя ему была просто необходима как восторженная почитательница его «талантов». И ее почитание он по слепоте баловня готов был принять за любовь, полагая, что его «есть за что любить». А недавно с юга она написала, что «за что-нибудь не любят. По-настоящему любят только „вопреки“… Он не понял ее письма, а теперь оно звучит очень ясно. В пору, когда он „затмевал всех“, полюбить его „за это“ по-настоящему было нельзя. Ну, а теперь, когда на деле оказывается, что никакой исключительности в нем нет, что заслуга его лишь в том, что он сумел выразить мысль, близкую народу, теперь бы и полюбить его „вопреки“ тому, что он самый обыкновенный. А любви-то и нет! Вот в чем вечная загадка любви!
А разгадать ее можно, мысленно поставив себя рядом… с Федором. Немногому он у него научился! Взять бы хоть случай в кессоне. Можно ли все свалить на слабость Виктора? О полководце судят по результатам боев. Алексей командовал подводниками, а они чуть не погибли в кессоне. Он не имел права ставить на связь такого человека, как Виктор. Пусть он и считался у геологов хорошим руководителем, но ведь был же случай с Галей! Каждый шаг сейчас — урок жизни. У Федора то преимущество, что он уже прошел хорошую школу. Такую школу надо пройти, чтобы не просто осуществить свою мечту, но и быть вправе руководить осуществлением ее. В этом высшее счастье. А что любовь!..
Неподалеку от Алексея на дне стоял еще один водолаз и внимательно рассматривал наклонившуюся трубчатую стену. Это был Денис. Он думал о другом. Он пытался представить себе, какое чудовищное количество металла останется под водой. «Но ведь без труб не обойтись! Они нужны для того, чтобы по ним мог пройти охлажденный соляной раствор. Трубы покроются льдом. Ограниченное ими пространство превратится в ледяной монолит. Эх, вот если бы их тогда можно было вынуть! Но ведь они и потом будут нужны, иначе вода своим теплом растопит весь мол. По трубам все время придется пропускать охлажденный раствор. И никак не вытащишь эти бисовы трубы! А если все-таки… Чем бы их заменить? Из чего бы их сделать — дешевого, подручного? Вот придумал же Алексей делать мол изо льда. Может быть, трубы делать изо льда? Ну и растают сразу, прежде чем их успеют установить».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});