Читать интересную книгу Славяне и скандинавы - Елена Мельникова

Новгородские находки рун, вырезанных на кости, по крайней мере в одном случае фиксируют следующий, более реалистичный уровень культурной практики: некий варяг в первой половине XI в. вырезал рунический алфавит, вероятно, не столько в ритуальных, сколько, может быть, в учебных целях.

Богатая коллекция вещей XI в. обнаружена недавно в Суздале, на усадьбе одного из бояр, возможно, варяга по происхождению; комплекс датируется по монете 1031–1051 гг. и, возможно, образовался в связи с пожаром 1096 г. Среди находок — литейная форма для изготовления украшений, среди которых, наряду с восточноевропейской лунницей, вырезаны две круглые подвески: на одной был изображен Óдин с воронами, на другой в орнаментальную кайму включена руническая надпись, указывающая на принадлежность вещи (амулета) некоему Олаву.

Близка по времени этой находке игральная кость из Полоцка, на которой рунами вырезано пожелание удачи (kaþi). В культуре древнерусского населения городов, связанных с присутствием варягов на Руси, руническая письменность эпизодически использовалась как в культовых, так и бытовых целях, очевидно, в варяжской среде210.

Большой интерес представляет коллекция надписей и рисунков на кости, обнаруженная при раскопках небольшого укрепления, прикрывавшего западную границу Полоцкого княжества, и, вероятно, служившая таможенным пунктом на Западной Двине, в городище у деревни Масковцы. Здесь найдено свыше 100 костей со знаками; из 310 начертаний примерно 260 (25 видов знаков) отождествляются с рунами211. Судя по разметке костей, характеру прочитанных слов, общему контексту находок, они, возможно, представляют собой остатки своего рода технической документации, ведомости таможенного пункта, в котором находился в XI–XII вв. варяжский гарнизон с подчиненными полоцкому князю чиновниками. Таким образом, в течение IX–XII вв. рунические тексты, найденные в городских центрах Древней Руси, позволяют выявить различные уровни славяно-скандинавских контактов, от сакрально-магических и поэтических к бытовым и, наконец, административно-хозяйственным.

Особый интерес представляют обнаруженные недавно рунические надписи среди граффити, нанесенных на арабские монеты212. Эта принципиально новая категория источников введена в обращение группой советских исследователей, объединяющей рунологов, археологов, нумизматов213. Фонд граффити пополняется непрерывно и с нарастающей интенсивностью, здесь еще возможны самые неожиданные открытия. Характеристика и классификация этих начертаний, нанесенных иной раз много десятилетий спустя после выпуска монеты, во время ее обращения, главным образом, видимо, на территории Древней Руси, могут пока что быть лишь самыми предварительными. Однако уже сейчас можно сделать некоторые выводы.

В начале 1980-х гг. было обследовано свыше 30000 арабских монет из 21 клада Восточной Европы (илл. 92–94). Граффити были обнаружены па 85 динарах и дирхемах. Самое большое количество монет с граффити оказалось в кладе из деревни Большое Тимерево, обнаруженном в 1973 г. при раскопках Тимеревского поселения: граффити здесь встречены на 11 монетах. Граффити наносились острым режущим предметом (ножом) как на лицевой, так и на оборотной стороне монет, как правило в местах монетного кружка, свободных от надписей. Одно из ранних начертаний Грузинская надпись, которая может быть прочитана как «христианство») расположено, как бы повторяя круговую арабскую легенду и, видимо, для того, чтобы лишить сакральной силы исламский текст. В остальных случаях граффити наносили, не придавая особого значения монетной легенде. Хронологически наиболее раннюю группу граффити (как по чеканке монет, так и по датам кладов) составляют именно надписи, в том числе рунические: отдельные знаки и начертанные рунами скандинавские слова обнаружены сейчас на 12 монетах. Все они (как, в общем, и грузинская надпись) магического характера. Одно из слов, guđ, выражает понятие «божество», «боги». Отдельные руны выражали пожелания блага, отвращения несчастья и пр.

92. Граффити на монете: изображение копья. Из клада в Эстонии (местонахождение не установлено). Аббасидскнй дирхем, ал-Мамун, место чеканки Мерв, 828/29 г.

 

93. Граффити на монете: изображение ладьи и воинского стяга.

94. Клад начала X в. (местонахождение неизвестно), аббасидский дирхем, ал-Мутадз (Самарканд, 866 г.)

95. Граффити на монете: «молот Тора». Находка из Кехра, Харыоский район Эстонской ССР. Саманиды, Ахмед ибн Исмаил, Самарканд, 909/10 г.

 

96. Граффити на монете: «знак Рюриковичей». Место находки неизвестно. Саманиды, Наср ибн Ахмад. Андараба, 913/14 г.

 

97. Граффити на монете: изображение меча. Ериловский клад, найденный в 1930 г. в Островском районе Псковской обл. Монета византийских императоров Константина VII Багрянородного и Романа II (945-959 гг.), дата младшей монеты клада 975/76 г.

Рунические граффити в кладах X в. сменяются изображениями дружинной атрибутики. С привлечением археологических материалов удалось опознать довольно точные воспроизведения мечей, скрамасакса, ладей, воинского стяга; некоторые из них имеют довольно близкие иконографические параллели в скандинавском искусстве (илл. 92, 93, 97).

Особую группу составляют изображения, связанные с различными религиозными символами. Среди них — молот Тора, кресты греческого и латинского типов (илл. 95).

Наконец, некоторые знаки обнаруживают точные соответствия в древнерусской княжеской символике: в четырех случаях выявлены «знаки Рюриковичей». Самые ранние из них тождественны знакам Святослава (до 972 г.); опознается также тамга Владимира Святославича (до 1015 г.). Следовательно, уже первые результаты классификации граффити на куфических монетах позволяют проследить последовательное укрепление в системе денежных отношений сначала дружинного, а в X в. — государственно-княжеского элемента. На смену разноплеменным владельцам кладов, в IX в. метившим свои сокровища различными языческими и прочими религиозными символами, в X в. приходит дружинно-княжеская администрация, использующая раннюю государственную символику (илл. 96). Несомненно, это явление отражает решающие сдвиги в распределении денежных средств, связанные с укреплением на международных торговых путях и во всех городских центрах феодальной администрации Древнерусского государства.

Начало становления системы денежного обращения и роль Волховско-Днепровского водного пути («Путь из варяг в греки») в IX – первой половине X в. документировано сейчас, наряду с рассматривавшимися ранее214, интересными находками, содержащими, в частности, новые разновидности граффити. Они обнаружены в составе так называемого «Петергофского клада», зарытого, по-видимому, на южном побережье Финского залива в первой четверти IX в.215 На одной из монет было нанесено греческое имя Захариас216. Еще на 12 монетах обнаружены две серии и отдельные знаки. Среди них руническая надпись kiltr («полноценный», «полновесный»), скандинавское имя «Убби», единичные руны. Интересно отметить арабские надписи (весьма условно читается «ли-ллахи» — «хвала аллаху», полемически перекликающееся с приведенной выше грузинской христианской надписью). Наконец, подлинным открытием явилось прочтение на четырех монетах серии не скандинавских, уже известных исследователям, а восточных, тюркских рун, относящихся к орхоно-енисейской письменности. Тюркские и аланоязычные памятники этой письменности представлены прежде всего в древностях Хазарского каганата217.

150 Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.–Л., 1965.

151 Кирпичников А. Н. и др. Русско-скандинавские связи..., с. 63.

152 Varangian problems. – Scando-Slavica, Supplementum I. Copenhagen, 1970.

153 Herrmann J. Wikinger und Slawen. Zur Frühgeschichte der Ostseevölker. Berlin, 1982.

154 Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы..., с. 25–117.

155 Ярославское Поволжье; Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970; его же. Новгородские сопки; его же. Длинные курганы кривичей; Носов Е. Н. Источники по славянской колонизации Новгородской земли. – ВИД, т. 6. Л., 1974, с. 212–242; Кочкуркина С. И. Юго-восточное Приладожье в X–XIII вв. Л., 1973; ее же. Археологические памятники корелы V–XV вв. Л., 1981; Авдусин Д. А. Отчет о раскопках в Гнездове в 1957–1961 гг. – В кн.: Материалы по изучению Смоленской области, вып. VII. Смоленск, 1970; Бліфельд Д. I. Указ. соч.

156 Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982.

157 Булкин В. А. Типы погребального обряда в курганах Гнездовского могильника. – В кн.: Статистико-комбинаторные методы в археологии. М., 1970, с. 207–210; Назаренко В. А. Классификация погребальных памятников южного Приладожья. – Там же, с. 191–201; Лебедев Г. С. Разновидности обряда трупосожжения в могильнике Бирка. – Там же, с. 180–190; его же. Погребальный обряд как источник социологической реконструкции (по материалам Скандинавии эпохи викингов). – КСИА, 1977, вып. 148, с. 24–30; Авдусин Д. А. Скандинавские погребения..., с. 74–86; Петрухин В. Я. Погребения знати эпохи викингов (по данным археологии и литературных памятников). – Скандинавский сборник, вып. 21. Таллин, 1976, с. 153–171; его же. Об особенностях славяно-скандинавских этнических отношений в раннефеодальный период IX–XI вв. – Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1981 год. М., 1983, с. 174–181.