Читать интересную книгу Неон, она и не он - Александр Солин

– Вот видишь! – развел в свою очередь руками Николай Михайлович. – Нынешние господа юристы Россию покидать не желают! Не то что Керенские! А ты говоришь – все пропало!

– Ну ладно, поговорите, поговорите! – удовлетворив любопытство, разрешила Наташа и ушла.

Некоторое время после ее ухода они молчали, а затем жених сказал:

– Все в нашем государстве поставлено с ног на голову. Население у нас делится на пострадавших и еще не пострадавших. В Европе, например, миллион человек выходит на улицы и добивается своего. Здесь же никто никуда не выходит, и добиться ничего невозможно… Я боюсь не за себя, а за Наташу и наших будущих детей, которых здесь серая пьянь в погонах или безработная богатенькая сволота может переехать, когда они идут в школу!

– Ну, не знаю, – сдался Николай Михайлович, видимо, устав от бесполезного спора. – Конечно, дети – это святое. И тут я вам не советчик. Как решите, так и будет. А нам с матерью дай бог сил продержаться на своей делянке… – улыбнулся он и затем доверительно поведал будущему зятю, что устал и ждет не дождется отпуска, что сон его теперь раскололся надвое – тесный беззвучный склеп до четырех утра и потрескавшееся на куски потемневшее, полное прозрачных лиц и ватного движения зеркало – после пяти. Что хотел бы сохранить до старости пытливость и живость ума и что того и гляди изобретут таблетку, от которой станет густеть волос и голос…

Часов в десять, когда личное время Николая Михайловича стало склонять его ко сну, Наташа сказала жениху:

– Ты уж, Димочка, переночуй сегодня (завтра, послезавтра – тут же правильно понял он) дома… Сам понимаешь, нам с тобой при папе спать неудобно – мы пока не муж и жена!

– Да, да, конечно, ты права! – согласился он.

– Как тебе мой папа?

– Супер, просто супер! Я под сильным впечатлением! – искренне отозвался он.

Когда жених, горячо распрощавшись, ушел, отец спросил ее:

– Он что у тебя – еврей?

– С чего ты взял?

– Больно умный, недовольный и картавый!

– Ну, зачем ты так!

– Ну, хорошо, хорошо. Ты же знаешь, я не люблю евреев, но случись погромы – первый буду их прятать! Ты его любишь?

– Ну, конечно, люблю! – воскликнула Наташа, покраснела и отвернулась.

– Вот и ладно! – обнял ее отец. – Нет, нет, он у тебя нормальный парень, мне понравился. Толковый, обстоятельный и свое мнение имеет. И к тому же не бедный, а это тоже важно… Кстати, как у тебя дела с Феноменко? Не обижает? Дает заработать? Может, встретиться с ним нужно?

– Не надо, папуля, ни с кем встречаться! Все хорошо, и у нас с ним полное взаимопонимание!

– Ну, еще бы! Ведь деньги я ему аккуратно перевожу!

Вот уж воистину – чем дети самостоятельнее, тем меньше родители о них знают!

20

Как это обычно бывает: ты просыпаешься, не желая никому зла, и пропитанное утренним светом окно услужливо сообщает, что тебе тридцать пять. Не с милосердным вычитаемым «еще», а с насмешливым довеском «уже». Ты пытаешься держать удар и с благодарным поцелуем принимаешь подарок отца: роскошную видеокамеру, которую, как и фотоаппарат, не любишь, считая, что глуповатая техника недостаточно почтительна к твоему облику. Затем является женихи и в память о первом бутоне, с которым он ступил на путь вашего знакомства, и который с тех пор почитает, как символ твоей упругой прелести, преподносит корзину белых роз. К корзине прилагается назначенный на золотой сентябрь двухнедельный тур на Антибы. К его великому смущению, лучше он ничего не нашел.

Повод требует взобраться на сцену и предстать общественному взору в лакированном виде. Для этого следует отправиться в салон красоты, где наблюдать в зеркале, как тебя портят дурацкой напыщенной прической, которая может нравиться только всеядному жениху и доброму папочке, что они хором и подтвердят, оторвавшись от бутылки коньяка.

И все же что-то в ней, видимо, есть, судя по счастливому остолбенению жениха и гордому виду родителя, перед которыми она, как на генеральной репетиции предстала во всей сногсшибательной красе. С тем и отправились в заранее заказанный ресторан, где ей предстояло выслушать здравицы гостей в честь ее совершенной, бесподобной, невянущей красоты.

Были приглашены и явились все те, кто был у нее на Новый год, а также Ирина Львовна с помощницей. Приняли приглашение Серега Агафонов и Витя Коновалец, с которыми Наташа если уже и не водила тесных хороводов, то связи не теряла. Сами они, крепко ухватившись за перила звания и упираясь в ступеньку должности, вращались теперь в иных компаниях, готовясь к прыжку на перекладины совсем другого материала и качества. За четыре последних года они виделись с ней всего несколько раз, причем краткость встреч исходила от нее, и сейчас, появившись на входе, двинулись за реваншем, широко улыбаясь, раскинув руки и забыв про жен.

Отец ее, по их мнению, оказался именно таким, каким они его себе представляли: основательным, генеральской стати орлом-мужиком, достойным служить в органах. Безликий жених, напротив, впечатления не произвел: у него были внимательные глаза интеллигентного, неспособного на убийство человека. «Черт побери! – подумал, наверное, каждый из них. – Неужели она не могла найти кого-то получше?!»

Это уже потом, когда сидя по левую руку от нее, он четвертым по счету взял и бархатным баритоном пропел влюбленное слово о счастье быть незаслуженно приближенным этим чудом природы по имени Наташа, когда за переносным смыслом его слов обнаружилась сказочная принцесса – только тогда показалось им, что, может быть, она и не так неправа, выбрав пресс-секретарем своей души и тела этого по-штатски неброского, но по-соловьиному сладкозвучного певца ее прелестей. К тому же, как позже выяснилось, он был небеден.

Интерес старых друзей к ее суженому был предсказуем. А что тут может быть убедительнее медленного танца, когда запустив ровный неспешный разговор, можно вращаться вокруг деловитости, расторопности и порядочности ее жениха, уверяя, что несмотря на ласковый вид, мальчишка он боевой и надежный. Ничего удивительного, что после такого представления он оказался в центре их внимания и во время перекуров охотно отвечал на их осторожные вопросы. Правда, для этого ему пришлось закурить.

Утешить его страхи, дать понять, что юрфак своих в обиду не дает – в этом состоял ее наивный тайный умысел.

Единодушная и слаженная вначале, праздничная мелодия под влиянием возлияний постепенно расстроилась и расползлась на отдельные бессвязные пассажи. Все меньше подчиняясь партитуре торжественного повода, инструменты затевали свои партии, сбивались в дуэты, трио, либо солировали, поводя рассеянной улыбкой по сторонам. Иногда дирижеру-жениху удавалось усадить гостей за пюпитры тарелок и, преодолевая разноголосицу, вернуть их к главной теме вечера.

– Давайте, – говорил он, – выпьем за…

– Да, давайте выпьем! – охотно откликались размякшие гости.

«Вот так же будет и на моей свадьбе…» – наблюдая за покосившимся весельем, думала она. Впрочем, день рожденья и свадьба – два события разного запаха (как табачный дым и фимиам) и цвета (как печаль и любовь).

Расставались долго и тщательно.

Ирина Львовна сказала:

– Ах, Наташенька, ваш папа – просто восторг! И жених тоже! С такими мужчинами вы как за каменной стеной!

Светка сказала:

– Спасибо, подруга, все было хорошо! Твой отец просто класс – весь в тебя! Серега Агафонов и Витя Коновалец сказали:

– Слушай, Наталья, давно мы так не расслаблялись! Спасибо! Рады были тебя повидать – выглядишь, как всегда потрясающе! Звони, не пропадай!

Жених сказал:

– Наташенька, на улице прохладно, подожди, я принесу из машины жакет…

И все, все, все сказали:

– Спа-си-бо, На-та-ша!

Дома Наташа сказала:

– Слава богу, кажется, все прошло хорошо! Как вы думаете?

И жених подтвердил:

– Все было просто замечательно!

Знакомство ее отца с его матерью отложили на осень и, проводив родителя, жених и невеста воссоединились.

– Береги ее! – наказал ему будущий тесть при расставании, и он, став серьезным, ответил:

– Я только этим и занимаюсь!

На обратном пути из аэропорта он сказал ей:

– Слушай, я тут подумал – давай наймем тебе охранника!

– Чего, чего? – изумилась она.

– Охранника. Ведь я же не всегда могу быть рядом…

Она фыркнула и подняла его на смех:

– Тоже мне, нашел олигархшу!

Потом подумала и сказала:

– Днем мне бояться нечего, а ночью со мной ты. Ведь ты же меня защитишь, если что?

– Не сомневайся! – ответил он.

И снова мы торопимся успокоить читателя, сообщив, что в наши намерения не входит дразнить его внимание материализацией событий, которые хоть и возможно вообразить, но заигрывание с которыми отвлекает от материй по-настоящему основательных и роковых, ибо главные опасности для человека исходят от него самого и только потом от других…