От ее красоты у Марвина пересохло в горле и зачастил пульс. Он поймал себя на том, что не сводит глаз с белого атласа, скрывающего и оттеняющего высокие яйцеклады. Он потупился и поймал себя на том, что разглядывает сладострастное чудо — длинную членистую ногу. Густо краснея, он заставил себя смотреть на сморщенную родимую шишечку на лбу.
Женщина, казалось, не замечала его пылкого внимания. Она простодушно предложила:
— Может, мы познакомимся, раз уж так получилось?
Оба неудержимо расхохотались над ее остротой.
— Марвин Флинн, — представился Марвин.
— Фристия Хелд, — назвалась молодая женщина.
— Я буду звать вас Кэти, если вы не возражаете, — сказал Марвин.
Они снова рассмеялись. Затем Кэти стала серьезной. Увидя, как быстро летит время, она сказала:
— Еще раз большое вам спасибо. А теперь мне пора.
— Конечно, — ответил Марвин, тоже вставая. — Когда мы увидимся?
— Никогда, — проговорила она тихо.
— Но мне это необходимо! — воскликнул Марвин. — Я хотел сказать — теперь, когда я вас нашел, я ни за что не соглашусь вас потерять.
Она грустно покачала головой.
— Вы будете вспоминать обо мне хоть изредка? прошептала она.
— Мы не должны расставаться! — сказал Марвин.
— Ничего, переживете, — ответила она вовсе не в строгом тоне.
— Я теперь никогда больше не улыбнусь, — пригрозил Марвин.
— Кто-нибудь займет мое место, — предсказала она.
— Вы просто демон-искуситель! — вскричал он в ярости.
— Мы разошлись, как в море корабли, — поправила она.
— Неужели мы не встретимся? — осведомился Марвин.
— Время покажет.
— Я бы ходил за вами как тень, — с надеждой сказал Марвин.
— К востоку от солнца и к западу от луны, — произнесла она нараспев.
— Как вы немилостивы, — надулся Марвин.
— Я забыла про время, — сказала она. — Но теперь я о нем вспомнила!
С этими словами она вихрем метнулась к двери и исчезла. Марвин проводил ее глазами, потом сел за стойку бара.
— Один за мою крошку, другой на дорожку, — бросил он бармену.
— Все бабы фальшивые, — сочувственно заметил бармен, наполняя бокалы.
— При ней иссохну, без нее сохну, хандра у меня, пожаловался Марвин.
— Парню нужна девушка, — изрек бармен.
Марвин осушил бокал и снова протянул его бармену.
— Розовый коктейль за мою голубую мечту, — распорядился он.
— Может, она устала, — предположил бармен.
— Не знаю, за что я ее так люблю, — констатировал Марвин. — Но по крайней мере знаю, отчего в небе померкло солнце. Среди моего одиночества она преследует меня, как бренчанье пианино в соседней квартире. Я буду поблизости, как бы она со мной ни обращалась. Может, все это напрасно, но я сохраню в памяти весну и ее, и не для меня ласкает кроны вешний ветерок, и…
Неизвестно, долго ли продолжал бы Марвин свои причитания, если бы где-то на уровне его ребер, на два фута влево, кто-то не прошептал:
— Эй, миштер!
Обернувшись на зов, Марвин увидел на соседнем табурете маленького толстенького цельсианина в лохмотьях.
— Чего тебе? — грубо спросил Марвин.
— Вы хотеть видеть тот очень красивый мучача еще раз?
— Да, хочу. Но что ты можешь…
— Я частный сыщик разыскивать безвестно пропавших успех гарантирован иначе ни цента в вознаграждение.
— Что за странный у тебя говор? — поразился Марвин.
— Ламбробианский, — ответил сыщик. — Я Хуан Вальдец, родом из земель фиесты, что у самой границы, а сюда, в большой город Норт, я приехал сколотить состояние.
— Чучело гороховое, — ощерился бармен.
— Какая вещь ты меня называть? — с подозрительной кротостью переспросил маленький ламбробианин.
— Я назвал тебя «чучело гороховое», паршивое ты чучело гороховое, — ощерился бармен.
— Так я и услышать, — сказал Вальдец. Он потянулся к поясу, вытащил длинный нож с двусторонним лезвием и, всадив его бармену в сердце, уложил того на месте.
— Я человек кроткий, сеньор, — обратился он к Марвину. Я не легко обижаться. Право же, в родном селе Монтана Верде де лос трес Пикос меня считать безобидный. Я ничего не просить, только разводить пейотовый побеги в высоких горах Ламбробии под сень того дерева, что называться «шляпа от солнца», ибо то есть лучшие в мире пейотовые побеги.
— Вполне сочувствую.
— И все же, — продолжал Вальдец с нажимом в голосе, когда эксплойтатор дельнорте оскорбляет меня, а теме самым позорит память взрастивших меня родителей, о сеньор, тогда глаза мои застилает красный туман, нож сам вскакивает ко мне в руку и оттуда без пересадки вонзается в сердце тому, кто обидел сына бедняка.
— С каждым может случиться, — сказал Марвин.
— А ведь несмотря на острое чувство чести, — заявил Вальдец, — я в общем-то как дитя — порывист и беспечен.
— Я, собственно, успел это заметить, — отозвался Марвин.
— Но хватит об этом. Так вы хотеть нанять меня сыщик искать девушка? Ну конечно. Эль буэн пано эн эль арва се венде, вердад? [16]
— Си, омбре, — со смехом ответил Марвин. — И эль дезео венсе аль миедо! [17]
— Луэс, аделанте! [18]
И рука об руку два приятеля шагнули в ночь под тысячи сверкающих звезд, подобных остриям пик несметного воинства.
XVIII
Выйдя из ресторана, Вальдец обратил смуглое усатое лицо к небесам и отыскал созвездие Инвидиус, которое в северных широтах безошибочно указывает на северо-северо-восток. Приняв его за базисную линию, Вальдец мысленно начертил крест с учетом ветра (дующего в щеку с запада со скоростью пять миль в час) и мха на деревьях (отрастающего с северной стороны стволов роняписа на миллиметр в день). Он сделал поправку на восточную погрешность — один фут на милю (снос) и южную погрешность — пять дюймов на сто ярдов (совокупность эффектов тропизма). Затем, приняв к сведению все данные, зашагал в юго-юго-западном направлении.
Марвин последовал его примеру. Не прошло и часу, как они вышли из городской черты на покрытые жнивьем поля. Еще через час исчезли последние признаки цивилизации, потянулось нагромождение гранита и скользкого полевого шпата.
Вальдец не выказывал намерения остановиться, и в Марвине смутно шевельнулось беспокойство.
— Нельзя ли все же узнать, куда мы идем? — спросил он наконец.
Вальдец сверкнул белозубой улыбкой на загорелой физиономии цвета сиены:
— Искать вашу Кэти.
— Неужто она живет так далеко от города?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});