Луи ехал к почетным местам под грохот приветственных криков (французов вокруг ристалища было, разумеется, больше всего, потому что их армия была самой многочисленной). Филипп-Август, взявший на себя обязанность (а вернее, присвоивший себе право) вручать призы, протянул молодому графу сверкнувшую на солнце длинную золотую цепь. Это было одно из сокровищ, добытых в Акре – в этот день все награды победителям были из все тех же эмирских заветных сундуков.
Рыцарь с почтением принял награду, но то, что он сделал затем, заставило ахнуть почти каждого из тех, кто во все глаза смотрел на победителя поединка. Многие рыцари вручали свои турнирные призы даме сердца, и обычно никого это не возмущало, если только сия дерзость не совершалась в присутствии мужа или жениха дамы. Но Луи не просто сделал подарок! Он преспокойно разорвал драгоценную цепь пополам, соединил звенья той и другой половины и, надев одну половину себе на шею, другую протянул на конце своего меча принцессе Алисе.
Девушка тоже тихо ахнула, вытянула было руку к подарку, потом отдернула и с ужасом поглядела на брата.
– Вот так штука! – вскричал Филипп-Август. – Вот так история... А он умеет подкапываться не только под крепостные башни, этот парень! Ну что ты мучаешься, сестрица? Бери, бери цепочку – по обычаю рыцарь имеет право отдать свой приз любой даме, а уж незамужней тем более.
Алиса, красная, как алая кайма на рукавах ее белого платья, схватила драгоценный подарок и, стыдясь своей былой нерешительности, тоже надела цепь. Со всех сторон послышались восторженные вопли. И герольдам долго не удавалось навести порядок. Наконец грянули трубы, и турнир возобновился.
Глава пятая
Два поединка
Эдгару предстояло драться в предпоследней – двенадцатой паре, и у него оказалось достаточно времени, чтобы поздравить друга с победой и обсудить возможные последствия его смелого поступка. Оба сходились на том, что король Филипп или вовсе не разгневался на дерзость рыцаря, или, по крайней мере, не счел возможным выказать гнев.
– Я поговорю с ним! – воодушевленный своей двойной победой воскликнул Луи. – Что бы ни случилось, Алиса приняла дар, значит, показала всем, что я ей не безразличен. Эх, если бы она не уезжала... Может, мне и впрямь обвенчаться с нею, Эдгар? А? Как ты думаешь?
– Может быть! – отозвался кузнец. – Только прости, брат, но думаю я сейчас больше всего о том, что вскоре и мне предстоит вот так же скакать, и что-то у меня начинается дрожь в коленках! Очень бы не хотелось рухнуть с седла при всем этом собрании и, тем более, при всех дамах!
Эдгар ничего не рассказывал Луи о подслушанном им разговоре в шатре – первый раз в жизни он не посвятил друга в тайну, так близко его коснувшуюся. Но ему до сих пор казалось, что все это могло быть безумным наваждением, некстати посетившим его бредом.
Рамиз-Гаджи, слегка прихрамывавший, но безукоризненно исполнявший обязанности оруженосца, уже стоял наготове, держа в поводу гнедого коня своего рыцаря, подмышкой – тяжелое турнирное копье, а на левой руке – закрытый шлем. Эдгар впервые собирался надеть такой и боялся, что из-за узкого поля зрения не сможет правильно направить коня вдоль цветной черты, нарушит правила и будет лишен права поединка. Но Луи уверял, что так не бывает – хорошо выученная лошадь пойдет так, как дашь посыл, главное потом не дергать поводлья в ту или иную сторону. А уж Брандис выучен лучше некуда!
А меж тем на поле ристалища выезжала уже пара рыцарей, за которой предстояло выезжать и Эдгару. И он все сильнее злился на себя за то, что поддался на уговоры друга...
Кто-то сзади тронул локоть кузнеца. Он обернулся. Вплотную к барьеру, на котором он восседал, стояла Клотильда Ремо.
– Могу я передать вам просьбу королевы, мессир? – негромко спросила она.
– Разумеется. – Эдгар поймал себя на том, что уже не удивляется, – Чем еще я могу быть полезен ее величеству?
Придворная дама сделала вид, что не заметила выразительного «еще». Она чуть заметно покосилась на Луи, отвернувшегося с самым безразличным видом, и проговорила:
– Думаю, сир Эдгар, вы заметили молодую леди в бардовом с золотом платье, что сидит справа от королевы?
– Заметил! – кузнец сразу почувствовал, что ему становится интересно. – Ее прежде не было в лагере. Кто это?
– О, это странная история! Думаю, вам это можно рассказать. Мать девушки – очень знатная дама, француженка, дальняя родственница леди Элеоноры. Тоже из Аквитании. Много лет назад корабль, на котором она плыла к своему жениху в Сицилию, захватили пираты. Красавицу продали в Дамаске на невольничьем базаре, и она оказалась в гареме одного магометанского правителя. Он любил пленницу, очень любил и возвысил, хотя родила она ему только одну дочь. Вот эту самую девочку... Два года назад, перед самым началом осады, ее привезли в Акру, чтобы сделать женой кого-то из эмиров. Но эмир заболел и вскоре умер. Сейчас девушке то ли пятнадцать, то ли шестнадцать, а она и не жена, и не вдова... Ее захватили во дворце, но поскольку она хорошо говорит по-французски, и у нее на руке – родовой перстень, который узнала королева, бедняжка избегла участи боевой добычи. И Элеонора ни за что не позволит, чтобы ее кто-то обидел. Хотя открылись обстоятельства, благодаря которым, я думаю, никто и не захочет ее обидеть – это слишком ценная пленница!
Таинственный рассказ увлек Эдгара, он почти не следил за поединком, который в это время подошел к концу: при втором столкновении один из всадников упал из седла.
– Так кто же она, в конце концов? – не выдержал юноша долгой паузы, во время которой Клотильда смотрела на него с самым суровым и значительным видом.
– А вот этого я уже не должна говорить вам! Однако, надеюсь, королева не разгневается – вы ведь надежный рыцарь, вы не раз это доказали. Она... – тут дама привстала на цыпочки и перешла на шепот: – Только не открывайте этого никому – это знают только леди Элеонора и сам король Ричард! Эта девушка – дочь Саладина!
От такого сообщения кузнец едва не кувырнулся с барьера и уже во все глаза смотрел на знатную пленницу. Теперь, всмотревшись, он различил черты, которые полуспрятала дымка ее покрывала, и понял, что девушка очень красива. Ему захотелось взглянуть на нее поближе.
А Клотильда между тем продолжала:
– У короля и королевы еще нет определенного намерения в отношении этой принцессы. Но, конечно, это надо как-то использовать... Сейчас Абриза в самом печальном настроении...
– Что? Абриза? Ее зовут Абриза?
Это имя, имя его знаменитой прабабки, в крещении ставшей Марией, имя воинственной дочери эмира Мосула, покорившей суровое сердце рыцаря Эдгара Овернского, окончательно воспламенило и без того взбудораженное воображение юноши. Он даже не заметил, что совершенно перестал смотреть в сторону сидевшей слева от Элеоноры молодой королевы Беренгарии и до неприличия пристально уставился на арабскую пленницу.