Читать интересную книгу Все оттенки черного - Татьяна Степанова

— Ну? Кать, а что ты сама-то думаешь обо всем этом?

Господи, как она ждала подобного вопроса раньше! Сам великий Гениальный Сыщик хочет знать ее скромненькое мнение по такому делу, аналогов которому больше никогда не будет в области! Но… можно было отвечать умно, можно глупо, а Катя, собравшись с духом, ответила честно:

— Никит, я даже не знаю, что и сказать. Это какой-то ужас, все так запутано, так запутано! Ты вот только что с Карауловым клофелин упоминал, обнаруженный в крови Тарантинова. Что он кем-то намеренно был приведен в беспомощное, бессознательное состояние… Никит, но вы же прежде уверены были, что с Тарантиновым мог только мужчина справиться там, в лесу. А теперь… что же это получается? Ты всем этим; хочешь сказать: тут и женщина легко бы справилась. Так, что ли?

— Не легко. Но справилась бы. Вполне.

Катя помолчала секунду. А потом вдруг задала ну совершенно неожиданный вопрос:

— Слушай, а тебе не кажется, что Хованская внушает Ищенкову неподдельный страх?

Она подождала его реакции, так и не дождалась и продолжила торопливо:

— Я вот все думаю: конечно, все это и даже то, что видели мои собственные глаза сегодня ночью на горе, бред… Все как-то несерьезно. Словно набор этаких финтов для ужастика: восковая куколка там, иголки, спаленный на свечке волос, заклинания демонов, платки, сложенные в круг магический, одним словом, «панночка помэрла»… Мы ведь с тобой, как Кузнецов скажет, люди умные-вольнодумные. Вольтерьянцы и атеисты, одним словом. И ни во что такое в глубине души и умом не верим. А значит… значит, и всерьез пока все это не воспринимаем, так? Но… но при всем нашем скептицизме факт остается фактом; Ящер боится Хованскую. Это с его-то биографией! И Смирнов ее тоже боится и повинуется ей — я же видела их там вчера… И Александра ее боялась, по-моему, тоже. И вот у меня вопрос: что же в Хованской такое, что она внушает всем настолько сильные чувства?

— Вывод? Ну и какой же вывод? — Колосов опять же слушал и не слушал ее, смотрел в окно.

— Я не знаю, какой тут может быть вывод, Никита, — Катя покачала головой. — Точнее, не знаю никакого иного вывода, кроме: нити трех убийств, каждое из которых, как мы теперь установили, вполне по силам совершить и женщине, и двух загадочнейших самоубийств ведут именно к этой май-горской ведьме.

— Я читал где-то, что ведьмам во время шабаша черт шеи ломал за плохую службу. — Колосов сделал жест, словно скручивает пробку на бутылке. — А простой люд их на кострах жег или вон топил, как кошек. Участковый-то и мне местную байку поведал. Слышала — нет? То-то. Странные существа эти летуньи на метлах, а, Кать? Никто их не любит. Даже тот, кому они служат.

На этом туманном лирическом отступлении Колосова прервали — снова зазвонил мобильный. Катя поняла: долгожданные новости от экспертов наконец-то пришли!

— Ну? — следователь Караулов, от нетерпения едва не вырвавший у Колосова телефон, напоминал бегуна на короткие дистанции перед стартом — вот-вот сорвется с места и как даст стрекача!

— Что говорит эксперт, Никита?!

— Этилмеркурхлорид — гранозан — в бутылке из ванной, в изъятом пакете сока и в образце из стакана потерпевшей. Увеличенная втрое доза по сравнению с той, которая была установлена в случае с Сорокиной. — Колосов из-за гвалта, поднявшегося на террасе, прикрыл трубку рукой. — Кто-то продвигается в своих, химических опытах с хлоридом ртути прямо семимильными шагами, нащупывая нужную дозировку яда. Смерть вдовы наступила от сердечной недостаточности, спровоцированной попаданием в организм сильнодействующего отравляющего вещества. Эксперт говорит, у нее было слабое сердце, оказывается, если бы не это, клиническая картина отравления была бы иной, похожей на сорокинский случай.

— Чьи отпечатки на стакане? — хрипло спросил Караулов. — Хованской?

— Самой потерпевшей и… Олега Смирнова.

Катя и Нина слушали затаив дыхание. Как Нина призналась позже, ей все казалось, что они присутствуют при долгожданной развязке событий.

— Кого первого будем из них допрашивать в опорном? Режиссера или эту ведьму нашу? — Караулов был уже одной ногой на пороге. Готовность к действию номер один.

— Племянника, — ответил Колосов.

— Кузнецова?! — Караулов опешил от неожиданности. — Но почему его сейчас, а не их, этих… когда дактилоскопия прямо указывает на…

— До них очередь дойдет, не бойся. — Колосов спрятал телефон в чехол у пояса. Обернулся с порога к Кате: — Пожалуйста, никуда не отлучайся. Ты мне скоро понадобишься.

— Зачем? — спросила она тревожно.

— Хочу потом вместе с тобой нанести визит нашей май-горской гадалке на кофейной гуще. Только я ни в магии, ни в богословии не силен. Как видишь, и про Блаженного Августина впервые от тебя услышал, — Колосов хмыкнул. — Ты должна мне помочь, хорошо?

— Хорошо, — прошептала Катя. А сама подумала: «Чем?!»

Глава 27

«ЯРМАРОЧНЫЙ ВОР»

Племянника Кузнецова допрашивали перекрестно в опорном пункте. Колосов выдал на этот допрос полный картбланш следователю Караулову. А тот додумался аж до психической атаки на фигуранта. И в результате на дачу за Кузнецовым отрядили двух дюжих патрульных.

Караулов хотел подобной демонстрацией силы недвусмысленно намекнуть всей этой, как он выразился, «мистической шараге», что Старо-Павловская прокуратура в его лице ни с кем цацкаться не намерена, невзирая ни на какие там известные имена, связи и звания. Была бы его воля, как честно признался он Колосову, он вообще бы «выдернул» племянничка на допрос повесткой к себе в рабочий кабинет с большим сейфомНо, увы, до города далеко, а у них с Колосовым еще теплилась слабенькая надежда раскрыть хотя бы это, третье по счету, ЧП по горячим следам.

Итак, Александра Кузнецова, точно ярмарочного вора, вели под конвоем два милиционера. А встревоженные дачники, точно стая воробьев, облепили заборы: весть о новой трагедии облетела Май-Гору молниеносно. Этот-то торжественный «провод» фигуранта под конвоем и был не чем иным, как придуманным Карауловым элементом психологического воздействия на обитателей дачи Чебукиани.

«Мне осточертели их молчание и ложь, Никита, — сетовал Караулов. — Ну, хоть этот-то деляга Кузнецов у меня не отмолчится сегодня! Это тебе не Яшер твой разлюбезный».

К Ищенкову на дачу в спешном порядке тоже были направлены сотрудники милиции. Его снова ждали допросы в «официальной обстановке» с максимально устрашающей помпой.

Перед встречей с племянником вдовы Колосову всё же удалось обговорить с решительно и непреклонно настроенным Карауловым некоторые основные детали будущего допроса. Он пытался внушить коллеге одну простую мысль: убийство вдовы художника при наличии целого ряда деталей, сходных с деталями убийства Сорокиной, имеет и ряд кардинальных отличий.

Самое первое отличие, по мнению Колосова, заключалось в самой личности потерпевшей. Никита мысленно то и дело возвращался к данным, собранным Обуховым на Александру Модестовну. И кое-что в этой информации его очень и очень настораживало. Ибо несмотря на то, что смерть вдовы вроде бы не выходила за рамки уже сложившейся у них (правда, еще весьма смутной) версии происшедшего, которую Колосов для себя окрестил «мистико-ритуальной», но именно на этом происшествии, хотелось бы им того со следователем или нет, все сильнее и сильнее начинал заявлять о себе и другой возможный мотив — корыстный.

— Обрати внимание, Юра, — повторял Колосов, когда они с Карауловым шли к опорному пункту. — В этом деле мы уже отчего-то не ищем для себя простых объяснений и простых мотивов. Нет, нам подавай самый сложный, самый загадочный, чуть ли не демонический! В глубине души мы уверены, что между тремя этими смертями и двумя старо-павловскими самоубийствами существует некая таинственная связь. Не спорю, у нас с некоторых пор появились доводы за это предположение: все погибшие были знакомы с одним и тем же человеком — Хованской.

— Мы установили, что это касается всех жертв, кроме Полуниных, — поправил его Караулов.

— Вот именно. В отношении прокурора и его семьи у нас лишь смутная догадка, базирующаяся на пусть для нас и важных, но для суда просто смехотворных уликах: шраме на руке жены Полунина и том четвертом платке, — тут Колосов запнулся. — Я все это к тому, Юра, говорю, что, как видишь, мы с тобой вроде бы вполне сознательно выбираем для себя наиболее сложный, извилистый путь, ориентируясь на вехи фактов и догадок. Но все дело в том, — Колосов снова на секунду умолк, — что со мной уже случалось нечто подобное. И я жестоко ошибался.

— В чем ошибался? — спросил Караулов.

— Был случай, когда я вот так же шел по самому сложному пути в поисках мотива убийства. Мне тогда казалось, что я до всего доходил сам, догадывался. А потом выяснилось, что я просто участвовал в некой виртуозно спланированной игре. И мотив убийств оказался самый что ни на есть простой. А все остальное было гениальной инсценировкой.