Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот добрый человек (а я вскоре убедился, что он действительно был добр) своими манерами и воспитанием совершенно не походил на другого представителя духовенства, с которым я совсем недавно познакомился, — на мистера Телфера. Но в рвении, трудолюбии и стремлении помогать ближним, удовлетворять их материальные и духовные нужды у них было много общего. Словом, я был очень доволен, что мой юный protege [41] попал в такие хорошие руки. Я заплатил за его содержание и обучение за год вперёд и, кроме того — на случай, если окажется необходимым продлить пребывание в школе ещё на год, — оставил директору чек на торговый дом моего приятеля, негоцианта в Чарлстоне, где у меня был открыт счёт.
Я попросил директора школы сообщать мне об успехах его нового ученика и о его поведении, с тем чтобы в дальнейшем, если он окажется достойным этого, помочь ему стать на ноги. Перед отъездом я дал мальчику денег на покупку одежды; я хотел, чтобы скудные сбережения его матери остались в неприкосновенности. Потом я вскочил в седло и направился в сторону Чарлстона, решив по возможности не уклоняться от того самого пути, которым я шёл двадцать лет назад.
Глава сорок пятая
Приближаясь к Лузахачи, я увидел впереди, на некотором расстоянии от меня, группу, состоявшую из нескольких всадников; я довольно быстро нагнал их. Подъехав ближе, я вгляделся в них и был поражён их видом. Это были белые, человек двенадцать — пятнадцать; ехали они на лошадях. Лица их были грубы и жестоки. Вооружение состояло из карабинов, пистолетов и коротких охотничьих ножей. Одежда была вся забрызгана ещё не совсем подсохшей грязью; возвращались они, надо думать, из какой-то поездки по болотам.
Позади этой кавалькады шёл негр, ведя на поводке нескольких огромных, свирепого вида псов, вне всякого сомнения специально натасканных на беглых рабов. Рядом с этим негром ехал, не спуская с него глаз, вооружённый до зубов белый. Но мрачные и дикие, а вместе с тем и торжествующие взгляды всадников были устремлены на другое. Видно было, что их привлекал какой-то предмет в середине их передней группы. Это был труп белого человека. Его бледное лицо ещё не утратило выражения грубой ярости, странно сочетавшейся с холодной неподвижностью смерти. Одежда на нём, забрызганная грязью и порванная, словно в пылу бешеной схватки, была вся в крови, и кровь эта, казалось, и сейчас ещё продолжала сочиться из глубокой раны на груди. Мёртвое тело было уложено поперёк седла и крепко к нему привязано. Лошадь вёл под уздцы негр, в глазах которого, как мне показалось, сверкали искорки удовлетворения; подобное же выражение я уловил на лице другого негра — того, который вёл собак. Зато глаза белых всадников горели бешенством и негодованием, и лица их выражали угрозу.
Бок о бок с лошадью, вёзшей мертвеца, шла вторая, на которой ехал пойманный негр; тяжелораненый, он истекал кровью. Ноги его были связаны под брюхом лошади, а руки заложены за спину и стянуты ремнём. Это был человек атлетического сложения, уже пожилой, с огромной, густой бородой; видно было, что он настолько ослабел от полученных ран, что лишь с величайшим трудом держится в седле. И всё же, несмотря на слабость и на всю безнадёжность своего положения, несмотря на враждебные взгляды и ругательства, которые ему, как пленнику, приходилось теперь выносить, он сохранял на своём лице выражение гордого вызова, и это выдавало в нём человека, давно успевшего привыкнуть к свободе.
Немного позади вели другого пленника; на шею ему была накинута верёвочная петля, а конец этой верёвки был прикреплён к седлу одного из белых. Цвет кожи у второго пленника был светлее, чем у негра, ехавшего верхом; одет он был в отрепья и шёл босым, с обнажённою головой. Он, по-видимому, не был ранен, но на его окровавленных бёдрах ясно виднелись багровые полосы — следы плети. Рядом с его покорным, умоляющим взглядом угрюмый вид и гордая осанка его товарища становились ещё заметнее.
Поравнявшись с владельцем собак, который замыкал эту странную кавалькаду, я попросил его рассказать мне, что, собственно, всё это значило. Внешность этого всадника и его манера выражаться обличали в нём, несмотря на грубость всей окружавшей его компании, человека цивилизованного и даже получившего образование. Он сообщил мне, что он владелец одной из соседних плантаций и сейчас возвращается с охоты на беглых рабов, в которой вместе с ним участвовали его друзья и соседи, а также и несколько других, специально приглашённых для этой цели лиц. Убитый, которого они везут с собой, — не кто иной, как его собственный управляющий.
Этот управляющий, по его словам, был человек умный и решительный; когда-то он изъездил всю страну в качестве странствующего торговца, затем стал школьным учителем и наконец избрал себе профессию управляющего.
Он был северянин, а всем хорошо известно, что янки славятся своим умением выжать из рабов всё, что только можно. Мой плантатор попал в долги и пригласил его, чтобы тот помог ему выпутаться из них. Мистер Джонатан Снэпдрэгон, как звали почтенного управляющего, постарался не уронить своей репутации, но при этом, как видно, немножко перетянул струну. Цена на хлопок в этот год сильно поднялась, и управляющий решил добиться неслыханного урожая, заставив для этого каждого раба обработать на несколько акров больше, чем обычно. Но это ещё не всё: урожай маиса, год тому назад очень богатый, в этом году оказался на редкость скудным, и одновременно с увеличением работ ежедневный рацион рабов сократился вдвое. Однако, несмотря ни на что, управляющему при помощи плети, к которой он любил прибегать при всяком удобном случае, удавалось поддерживать порядок. Всё шло более или менее благополучно почти до самого конца полевых работ, когда три-четыре недели напряжённого труда должны были решить вопрос о том, что возьмёт верх — хлопок или бурно разросшиеся сорняки, которые грозили его заглушить. И вот в этот критический момент, именно тогда, когда рабочие руки были особенно нужны, все самые сильные мужчины удрали в лес. Это случилось несколько дней тому назад. Управляющему предоставили бороться с неудержимым ростом сорных трав при помощи одних только женщин, детей и больных.
— И это, — закончил мой словоохотливый собеседник, явно не сомневавшийся в моём полном сочувствии к нему, — в такое время, когда цена на хлопок достигла шестнадцати центов за фунт и должна была подняться ещё выше — раньше чем закончится уборка.
Он рассказал мне, что уже очень давно, лет, пожалуй, около двадцати тому назад, в здешних местах, на беду всех соседних рабовладельцев, появился беглый негр, который среди местных жителей был известен под кличкой Том Дикарь. Предполагают, что этот негр когда-то принадлежал старому генералу Картеру, богатому плантатору из Чарлстона. Генерал Картер ещё в те времена, когда этот Том бежал от него, обещал награду в тысячу долларов тому, кто доставит беглеца живым или мёртвым. Дело в том, что этот раб бежал из Лузахачи, с одной из рисовых плантаций, принадлежавшей генералу и расположенной немного к югу отсюда. И бежал он, убив управляющего плантацией во время ссоры, которую этот негодяй затеял по поводу того, что управляющий выдрал плетью его жену. Вслед за побегом Дикаря на генерала посыпались всякие беды: не то пять, не то шесть раз вспыхивали пожары на его великолепных механических рисовых мельницах, которые в конце концов сгорели дотла. Говорили, что мельницы, несомненно, были подожжены и что именно Том поджёг их из мести. Не раз делались попытки поймать этого опасного бродягу. С этой целью составлялись самые хитроумные и сложные планы; но все попытки кончались неудачей и обходились очень дорого: бог весть, сколько людей было тяжело ранено в бешеных схватках с этим страшным противником. У него, по-видимому, было несколько убежищ, разбросанных на большом пространстве. Он перебирался из одного в другое, в зависимости от обстановки, и выпутывался из любых сетей, которые ему расставляли. Случалось, что после очень уж настойчивых преследований он исчезал на несколько месяцев, иногда даже на год или два, затем вдруг появлялся снова, и как раз тогда, когда его менее всего ждали. Если бы он ограничивался только хищением того небольшого количества продуктов, необходимых для пропитания его и его сообщников, всё это было бы ещё не так важно. Но он поддерживал тайную связь чуть ли не со всеми окрестными плантациями, его считали виновником всех крупных грабежей, всех бунтовщических действий и восстаний рабов, он оказывал поддержку и помощь всем беглым неграм, давал им приют и спасал от преследований.
Тома Дикаря совсем недавно видели в окрестностях плантации, и все считали, что массовый побег рабов в самое горячее время состоялся не без его деятельной помощи. Обсудив положение, решили, что захватить Тома в компании десятка-другого неопытных и ещё не обученных им новых его сообщников будет много легче, чем тогда, когда он один или его сопровождают только немногие старые и испытанные друзья. Считалось, что их было двое или трое, но это тоже были одни предположения, так как в точности никто ничего не знал.