Читать интересную книгу Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан - Рене Груссэ

Вся страна вплоть до Дуная попала под иго, за исключением редких крепостей, таких как Гран (Стигония) и Альба Джулиа, которые продолжали оказывать сопротивление. В июле 1241 г. монгольские гонцы достигли даже Нейштадта около Вены. Батый лично переправился через Дунай по льду, 25 декабря 1241 г., и захватил Гран.

Монголы, которые в венгерских просторах обнаружили сходство с их родными степями, остались там на лето и осень 1241 года. Они ограничились тем, что в начале 1242 г. послали принца Калана по следам короля Бэлы, который скрылся в Хорватии и откуда по приближении передовых монгольских отрядов скрылся на Далматском архипелаге. Кадан последовал до Спалато и Каттаро на Адриатике и вернулся в Венгрию после того, как разрушил второй из этих городов (март 1242 г.).

Однако в Монголии 11 декабря 1241 г. скончался Великий хан Угэдэй. Вопрос о праве наследования способствовал уходу монголов из Венгрии. Как известно, Гуйюк и Мунке уже вернулись в Монголию; другие военачальники спешили сделать тоже самое. Подобное обстоятельство несомненно явилось спасением для Запада от более серьезной опасности, которая нависла над ним со времен Аттилы. Монголы приступили к выводу войск, но вновь прибегли к вероломству, заставив своих пленников поверить в то, что они свободны и могут возвращаться к себе. Затем они нагнали несчастных и порубили их. Батый медленно возвращался по дороге вдоль Черного моря через Болгарию (весна 1242 г.), откуда зимой 1242-1243 гг. он достиг, пройдя Валахию и Молдавию, своих мест обитания на нижней Волге.

Итогом этих кампаний монголов в 1236-1242 гг. стало значительное расширение на западе от Волги владений клана Джучи. Этот улус по завещанию Чингиз-хана включал все территории, где прошли монгольские всадники к западу от Иртыша. Теперь же следы копыт стали маршрутом непрерывного кавалерийского перехода от Иртыша до Нижнего Днестра, т.е. до устья Дуная. Эти необъятные пространства стали законным образом владениями Батыя, который был, хотя и номинально, предводителем военной кампании 1236-1242 гг. С тех пор в истории он носит название завоеванной им страны и носит титул «хана Кипчакии».

Регентство Тораганы (1242-1246)

После смерти Угэдэя (11 декабря 1241 г.), регентство было доверено его вдове, энергичной хатун Торагане. [631]

Эта принцесса, которая первый раз выходила замуж за меркитского предводителя [632] и которую считают меркитского происхождения, и вероятно, была найманкой, находилась у власти с 1242 по 1246 г. Угэдэй завещал трон своему третьему сыну Кучу, а затем, когда тот был убит на войне против династии Сун (1236), трон был завещан старшему сыну Кучу – молодому Ширамону. Но Торагана желала, чтобы Великим ханом стал ее сын Гуйюк. Она продолжала править в качестве регентши, чтобы подготовить избрание ханом Гуйюка.

Период правления Тораганы был отмечен отстранением многих советников Угэдэя, особенно кереитского несторианца Чин-кая, хранителя печати покойного императора [633] и китаизированного киданьца Елю Чуцая, исполнявшего при Угэдэе функции минист-ра финансов, которому она предпочла мусульманина Аб-дурахмана, который обещал регентше удвоить собираемые налоги. Елю Чуцай, будучи свидетелем отклонения его мудрых советов и зная, что это чрезмерное налоговое бремя плохо отразится на уровне жизни народа, умер некоторое время спустя от горестных переживаний в Каракоруме, едва достигнув возраста пятидесяти пяти лет (июнь 1244 г.). Торагана отстранила от должностей еще двух крупных администраторов: на какое-то время мусульманина Масуда Ялавача, правителя Туркестана и Трансоксианы, и насовсем – уйгура Коргюза, правителя Восточной Персии, которого она велела казнить и заменила его ойратом Аргуном Агхой. [634]

Регентское правление, несмотря на то, что ему покровительствовал постаревший Чагатай, было, однако, недостаточно организовано. [635]

Немного времени спустя после начала своего правления, самый молодой брат Чингиз-хана – Темюже Очижин, владения которого простирались, как мы это знаем, между Восточной Монголией и регионом Чжирина, направился со своим войском в имперскую орду с весьма подозрительными намерениями. Прибытие Гуйюка, возвратившегося из Европы в свой улус на Имиле, похоронило его неблаговидные планы. Более серьезной явилась вражда хана Кипчакии Батыя, личного врага Гуйюка, к которому он питал ненависть из-за того, что тот отказался подчиниться ему в период русской военной кампании и за что был отозван. Батый как смог оттягивал на время созыв курултая, на котором Торагана намеревалась заставить избрать Великим ханом Гуйюка. Когда участники были созваны, то Батый, сославшись на болезнь, не явился на курултай. [636]

Правление Гуйюка (1246-1248)

Курултай состоялся весной и летом 1246 г. около небольшого оз. Кукунор у истоков Орхона, неподалеку от Каракорума. Там был установлен огромный городок из шатров – Сира-орда, Желтая резиденция (золотая), куда съехались все Чингизханидские принцы, за исключением Батыя, а также многочисленные правители провинций и вассалы. Отметим среди них: Масуда Ялавача, ставшего управляющим Туркестана и Трансоксианы, Аргун Аху, управляющего Персией, двух грузинских претендентов – Давида Нарина и Давида Лешу, великого русского князя Ярослава, коннетабля Семпада, брата царя Армении (Цилиции) Хэтума I, [637] сельджукида Килидж Арслана IV, султана Малой Азии с 1249 г., представителей атабе-ка Кирмана из Фарса и Мосула, а также посланника Багдадского халифа. В соответствии с пожеланиями регентши Тораганы, курултай избрал Великим ханом сына Угэдэя – принца Гуйюка, который был возведен на трон 24 августа 1246 г. [638]

Новый Великий хан, впрочем, согласился взять на себя полноту власти при условии, что империя останется с наследственным правом по линии его клана. «И тогда монгольская знать обнажила свои головы, расстегнув пояса, усадила на золоченый трон Гуйюка и приветствовала его, выкрикивая титул кагана. Участники курултая оказали честь новому монарху, совершив девять земных поклонов и все те, кто присутствовал в долине, вассальные принцы, иностранные дипломаты, которые почтительно стояли за пределами ограждения имперского шатра, простерлись одновременно лицом вниз к земле». [639]

Сведения о курултае, состоявшемся в 1246 г. нам хорошо известны из донесения монаха ордена францисканцев Жана Плано Карпини, который был послан к монголам Папой Иннокентием IV в качестве уполномоченного за доставку папского послания, в котором был призыв не нападать на другие нации и принять христианство. Покинув Лион 16 апреля 1245 г., он пересек Германию, Польшу, Русь (он выехал из Киева 3 февраля 1246 г.) и был принят кипчакским ханом Батыем 4 апреля 1246 г. на нижней Волге. Батый направил его к Великому хану через древнюю страну кара-ки-таев на юге Балхаша. Обычно путь проходил через Отрар, Нижний Или и Имиль и через древнюю страну найманов. Плано Карпини прибыл к императорскому двору (сира орда) 22 июля 1246 г., который располагался в полдня пути от Каракорума, где собрался курултай. Он присутствовал при избрании Гуйюка, живой портрет которого дошел до нас благодаря нему: «Когда он был избран, то ему было примерно сорок или не более сорока пяти лет. Он был среднего телосложения, очень умен, дальновиден, собран, с серьезным видом и выдержанными манерами. Никто никогда не видел его хохочущим или слишком веселым. «В плане религиозного мировоззрения Гуйюк проявил благосклонность к несторианству. Плано Кар-пини утверждает, что несторианцы справляли мессу перед шатром этого монарха. Несторианцами впрочем были его несколько министров, его наставник Кадак и кереитский хранитель печати Чинкай. [640]

Одним из его советников являлся «сирийский раввин» Раббан-ата (по кит. Липьената), который отвечал при монаршеском дворе за дело религии». [641]

Это благодаря посредничеству Чинкая и Кадака, Плано Карпини изложил задачи своей миссии при монгольском дворе. Однако ответ, который Гуйюк дал на Папское послание, врученное Плано Карпини, было малоутешительным для христианского мира, ответ, недавно обнаруженный Пельо в архивах Ватикана. В этом ответном тексте монгольский монарх в угрожающем тоне призвал Папу и христианских монахов до того, как рассуждать о распространении христианства, явиться к нему прямо в резиденцию, чтобы выразить свое почтение. Гуйюк между прочим представлял себе власть, данную ему, как нечто божественное. Он говорил от имени Вечного Неба (по-тюрк. Мангу Тангри, по-монг. – Монка Тангри), словно высший представитель божественности и третейский судья различных вероучений. [642]