– Мой предшественник Гермес рассказал вам про опыт с крысами. Деметра говорила об опыте с обезьянами. Сравнение с животными помогает лучше понять поведение человека. Поэтому я расскажу вам о блохах.
Она берет один из бокалов и демонстрирует опыт. Я спешу записать его в «Энциклопедию».
102. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: САМООГРАНИЧЕНИЕ БЛОХ
В бокале находятся блохи. Край бокала как раз на такой высоте, которая позволяет им перепрыгнуть его. Затем на бокал кладут стекло, закрывающее выход.
Сперва блохи прыгают и ударяются о стекло. Потом, чтобы не причинять себе боли, они начинают прыгать так, что не ударяются о крышку. Через час нет ни одной блохи, которая бьется о стекло. Все уменьшили высоту прыжка, чтобы остановиться ниже потолка.
Если убрать стекло, блохи будут продолжать прыгать так, как если бы бокал был закрыт.
103. ОСТОРОЖНО, ПОТОЛОК
Афродита прилипла к бокалу, как будто эти блохи являются для нее самым интересным зрелищем во Вселенной.
– Какой вывод вы можете сделать из этого опыта? – спрашивает она.
– Некоторые опыты прошлого мешают видеть вещи такими, какие они есть, – говорит Рабле. – Видение реальности деформируется былыми болями.
– Неплохо. Эти блохи теперь не хотят рисковать, боясь удариться о потолок. Однако им стоит лишь попробовать, чтобы понять, что удача снова на их стороне.
По тому, как она произнесла эту фразу, я догадываюсь, что она предназначена мне.
– Похоже на опыт с шимпанзе, – говорит Вольтер.
– Нет, поскольку шимпанзе даже не могли иметь отрицательного опыта, – возражает Руссо. – Блохи знают, почему не нужно прыгать выше, обезьяны этого не знали.
– Это так, но в обоих случаях подопытные не видят очевидного.
– Есть также страх менять привычки, – возражает Сент-Экзюпери.
– Конечно, – соглашается богиня любви.
– И потом, блохи не хотят больше искать новых сведений. Они затвердили навсегда то, что уже узнали, – замечает Сара Бернар.
– Здесь вы указываете на одну из самых больших проблем человечества, – заявляет наш преподаватель. – Очень немногие люди способны сами понять происходящее. Они повторяют то, что говорили им родители, потом учителя в школе, то, что они видели в вечерних новостях. Наконец, они убеждают себя, что это их собственное мнение, которое они с жаром защищают, если им противоречат. Однако они могли бы сами посмотреть и подумать, чтобы увидеть мир таким, каков он на самом деле, а не таким, как его хотят им показать.
Эта лекция напоминает мне одну дискуссию, которая была у меня с друзьями, приглашенными на ужин. Один из них, журналист, объяснял, что все средства массовой информации пользуются сообщениями единственного агентства новостей, финансируемого как будто случайно государством и крупными нефтяными компаниями. Поэтому публика опосредованно имеет точку зрения государства и этих компаний, которые в свою очередь хотят ублажать страны, поставляющие нефть. Ну и что он открыл? На него тут же ополчились, как на предвзятого человека. Я пытался выступить в его защиту, но безуспешно. По странному стечению обстоятельств те, кто больше всего выступал за защиту гражданских прав, оказались самыми резкими критиками.
– Как сделать, чтобы блохи прыгали выше, чем привыкли? – спрашивает Афродита.
– Обучая их, чтобы они чувствовали себя свободными и доверяли только своим чувствам, – говорит Рабле.
– А как этого достичь?
– Сделав их умными, – пробует Симона Синьоре.
– Нет, ум здесь ни при чем.
– Научив их основываться только на собственном опыте, – предлагаю я.
Афродита одобряет:
– Вот именно. Попробовать все, испытать все, собрать сведения, не пользоваться прошлым опытом или опытом других, и доверять только себе.
Когда раньше на Земле мы с Раулем решили исследовать смерть, мы вызвали недоверие даже среди своих близких. Смерть для всех принадлежит к области религии, и только священники и мистики могут о ней рассуждать. То, что простой человек интересуется смертью как «terra incognita», казалось абсолютно кощунственным, в особенности, когда я употреблял дорогие мне понятия «светской духовности» или «индивидуальной, а не коллективной духовности». Для меня духовность была противоположна религии, поскольку она присуща каждому человеку, в то время как религия является лишь готовой мыслью, предназначенной для тех, кто не в состоянии найти собственный путь развития. Я подчеркивал, что «духовность» содержит термин «остроумие», что значит также «юмор», и что большинство религий казались мне слишком аскетическими для сохранения этого измерения. Естественно, потом я понял, что лучше было молчать и говорить о таких вещах только с Раулем, который меня понимал.
– Чтобы подтолкнуть людей снова попробовать прыгнуть выше, нужно учить их свободе, а чтобы передать это учение, нужны...
Афродита с хрустом пишет мелом на доске: «Мудрецы».
– Это новая цель. Внедрите в ваши народы мудрецов, посвященных, ученых, – советует она. – Короче говоря, людей с уровнем сознания «6».
– Да их всех убьют, – говорит Бруно.
– У вас, возможно, да, – неожиданно говорит Афродита, сурово глядя на Бруно Балларда.
– ...У меня? Что вы против меня имеете?
Она указывает на него пальцем.
– Вы думаете, я не видела?
В этот момент я понимаю, что никогда не интересовался людьми-соколами.
– Так вот, дорогой мсье Баллард, вы действительно никого не завоевали и не вызвали никакой резни. Этого нет... Но нужно посмотреть, как вы обращаетесь с собственным населением. Скажите мне, что вы имеете против женщин?
Бруно опускает глаза.
Я не понимаю, я скорее ожидал подобной реакции в отношении Прудона, напавшего на женщин-ос.
– Вы позволили установиться чудовищным нравам. Сперва самое очевидное... обрезание. Матери калечат собственных дочерей. Они обрезают им клитор. Вот что делают у мсье Бруно! А почему они это делают?
– Ну... – говорит Бруно, – я не знаю. Это женщины сами так решили. Они думают, что если не станут этого делать, то не будут настоящими женщинами.
– А кто внушил им эту идею?
– Ээ... мужчины.
– А почему?
– ...Потому что они не хотят, чтобы те спали направо и налево.
– Нет, мсье, потому что они не хотят, чтобы женщины получали удовольствие. Они испытывают ревность по отношению к удовольствию женщин, которое кажется им большим, чем у них (так оно и есть). И я видела у ваших людей девочек, изуродованных на всю жизнь лишь... по традиции!
Бруно Баллард колеблется.
– Это не я, это мои люди...
– Да, но вы ничего не сделали, чтобы помешать им. Сна, интуиции, удара молнии, возможно, было бы достаточно, чтобы наложить на этот акт табу. Зачем нужно быть богом, если вы позволяете делать что угодно? И это еще не все, мсье Бруно... У вас есть еще и инфибуляция. Девочкам без анестезии зашивают половой орган. Лишь для того, чтобы они оставались девственницами до замужества...
Ученицы-богини осуждающе смотрят на Бруно.
– И я расскажу о другой, менее известной, но еще более чудовищной вещи, которая происходит у вас, мсье Бруно... В медицинской практике на «Земле 1» это называется «генитальная фистула».
Я не понимаю смысл этих слов. По залу пробегает шепот. Я жду самого худшего.
– Вы знаете, что это такое? Так вот. Девочек насильно выдают замуж за богатых стариков с двенадцати лет. Их продают собственные родители. И естественно, поскольку старые негодяи никак не предохраняются, они беременеют в подростковом возрасте. Но их тело еще не готово к этому. Как правило, зародыш оказывается недоношенным, но по мере роста он сжимает ткани, отделяющие генитальную систему от мочевого пузыря и прямой кишки. Давление создает трещины, называемые фистулами. В результате моча, а иногда и фекалии попадают во влагалище. Эти девочки постоянно моются, но от них так плохо пахнет, что мужья выгоняют их на улицу, их не принимают обратно в семьи. Они слоняются как бродяги, и в них бросают камни. И это двенадцатилетние девочки, мсье Бруно, двенадцатилетние!