плану операционное вмешательство будет происходить не в области паха.
– Тогда пусть это сделает сиделка.
Ладно, она меня достала.
– Почему бы бритьем не заняться мне? Боитесь, что я ненароком отрежу соски?
Теперь уже миссис Ансельм выглядит сбитой с толку.
– Зачем брить мне грудь? Вы в своем уме?
– А зачем вообще вас брить? – с нажимом интересуюсь я, сдерживая улыбку.
– Для операции. Вы меня слушаете? Знаете, лучше обойдусь без бритья.
– Миссис Ансельм, – говорю я со всем спокойствием, на которое способен. – Завтра у вас стентирование коронарных артерий. Мы установим стент. Для этого бритье не требуется. Ни на груди, ни на других частях тела. Все будет сделано через запястье.
– Вы уверены? Вид у вас странный. Я недавно смотрела документальный фильм, и там человека полностью побрили.
Мамма миа! Лучше не спрашивать, что это за фильм…
– Я уверен. Успокойтесь.
– Проснусь обритой – подам на вас в суд! – кричит мне вслед миссис Ансельм.
Оказавшись за дверью, издаю смешок, наполовину веселый, наполовину истеричный.
– Что смешного? – раздается низкий голос Нэша, который вдруг материализовался рядом.
– Миерда! – шиплю я, от неожиданности чуть не роняя документы.
– У тебя мало работы? – ехидничает Нэш.
Что ж, мы оба понимаем, как это выглядит со стороны.
– Моя пациентка не желает, чтобы я ее брил.
Вид у Нэша такой же недоуменный, как до этого у миссис Ансельм. Мы идем по коридору.
– Какую операцию ей делают?
– Стентирование коронарных артерий. Через запястье.
Нэш ухмыляется.
– Ясно. Зря люди говорят, что в больнице скучно.
– Да. Они просто ничего не знают.
– Дай знать, если я понадоблюсь. А пока мне надо в другую сторону, – предупреждает он, когда мы доходим до поворота, и поворачивает налево.
Едва Нэш исчезает из виду, откуда-то выскакивает Софи.
– Привет. Хорошо, что я тебя встретила. Твой пациент требует врача.
– Кто именно? – спрашиваю я, остановившись.
– Мистер Джун.
Внутри все сжимается.
– Пойти с тобой? – предлагает Софи.
– Нет. Я… загляну к нему ненадолго. Спасибо.
– Поняла. – Улыбнувшись, она собирается уйти, но я останавливаю ее:
– Подожди! Не захватишь с собой документы? Я заберу их позже.
– Без проблем. – Взяв документы, она подмигивает мне и удаляется.
Мистер Джун. Я глубоко вздыхаю. Хотелось бы мне не принимать эту историю близко к сердцу. Чувствовать себя свободным, как раньше. Спасти его. Тогда никаких затруднений не возникло бы…
Быстрым шагом дохожу до палаты мистера Джуна и врываюсь внутрь, не потрудившись постучать. Честно говоря, я так нервничаю, что забыл это сделать.
– Ах, доктор Ривера. Рад вас видеть.
Мистер Джун совсем плох. За время в больнице он постарел на много лет. Его мучает кашель, голос звучит слабо и прерывисто, кожа бледная до синевы. Дышать ему тяжело – несмотря на кислородную маску, которую он снял, чтобы поговорить со мной. Видно, что ему очень больно, хотя обезболивающего в его теле больше, чем крови.
– Мистер Джун, что я могу для вас сделать?
Он смеется:
– Это мы уже обсуждали. Вы не в силах мне помочь.
Взяв стоявший у стены стул, я ставлю его у койки и сажусь. Как же я устал. Никак не пойму, почему он постоянно меня зовет. Я нервно заламываю пальцы, грудь сдавливает, будто кто-то на нее наступил.
– В таком случае зачем я здесь? Объясните, мистер Джун.
Морщины на его лице сделались глубже, круги под глазами темнее, а движения медленнее.
– Чтобы поговорить, – бормочет он, ответив на мой взгляд. – Я подумал, что неплохо бы поговорить с вами.
Тру ткань брюк, подавляя желание встать и уйти. Поговорить? Миерда! Разве я не дал понять, что не хочу этого? В смысле… я редко заходил к мистеру Джуну, уклонялся от беседы, вел себя недружелюбно, пусть и с большой неохотой. И что теперь? Он желает поговорить. Я сглупил, поддавшись на его уговоры и позволив втянуть меня в этот разговор.
Заметив мои колебания, мистер Джун просит:
– Уделите мне пять минут. Пожалуйста.
Я буду настоящим чудовищем, отказав ему! Мама умрет со стыда, если узнает – да мне и самому будет стыдно. Я выбрал профессию врача не для того, чтобы бегать от людей, о которых забочусь. Или от самого себя.
– Хорошо, – бурчу я, проглотив ком в горле.
– У вас есть семья, доктор Ривера? – интересуется мистер Джун, не глядя на меня.
– Да, мама, папа. Другие родственники. Они живут в Мексике. Мы видимся реже, чем хотелось бы, – признаюсь я.
– Видьтесь чаще. Звоните, пишите.
Чувство вины сжимает мне горло. После взрыва я общался с семьей гораздо меньше, чем раньше.
– Помните, вы спрашивали меня, почему я не желаю бороться? – Он поднимает глаза на меня. Дождавшись моего кивка, продолжает: – Потому что я всю жизнь следовал одному принципу: бороться надо только в тех битвах, которые можешь выиграть.
– Откуда вы знаете, какие битвы можно выиграть? – серьезно спрашиваю я.
– Ах, это самое главное. Какие сражения можно выиграть? Которые кажутся безнадежными, но не являются таковыми? В конце приходится задать себе вопрос: «Какие битвы стоят того, чтобы в них участвовать?» Не важно, победишь ты или нет.
– Эта битва стоила того. Вам есть за что бороться, – возражаю я.
Он безрадостно смеется и заходится в кашле:
– Что? Один или два года химиотерапии с ее побочными эффектами? Что именно я бы выиграл? Больше времени, но не меньше боли. Больше времени, меньше настоящей жизни. Больше времени – да и только.
Он замолкает, переводя дух.
– Думаете, ваша жизнь менее ценна, потому что вы одиноки?
– Нет. Но я думаю, что одиночество вынуждает нас принимать решения, на которые мы раньше не осмелились бы. Будь моя жена жива, я боролся бы ради нее. Возможно, предпочел бы настоящей жизни время, чтобы провести его с ней. Кто знает.
– Но без борьбы вы не получаете ни того, ни другого.
– Верно. Но мне больше ничего не нужно.
Никак не пойму, к чему этот разговор. Есть ли в нем смысл, приведет ли он к чему-нибудь. Или старик просто хочет поговорить, потому что ему это нравится.
– Позаботьтесь о людях, которых любите и которые любят вас. Только такие битвы стоят того, чтобы в них сражаться и побеждать. Именно об этом я жалею больше всего. У меня было мало времени, чтобы посвятить его любимым и близким. Слишком поздно я осознал, насколько скоротечна жизнь. Я забыл, что все в мире имеет конец.
Печальный взгляд мистера Джуна угнетает. Я борюсь со шквалом чувств и мыслей. С тем, что беспокоит меня с самого взрыва.
– Почему вы не боитесь? – Мой голос дрожит, но старик или