Железнодорожный узел не работал двое суток. На узле Брянск-1 уничтожено 3 эшелона с войсками, боеприпасами и вооружением, взорван склад с горючим. В общей сложности на железнодорожные объекты в то время АДД, совершила 1921 самолето-вылет, нанеся огромный ущерб противнику. [208] Одновременно наши экипажи уничтожали немецкие самолеты на аэродромах базирования в районах Брянска, Курска, Орла, Щигров и Касторного. Как нам сообщили партизаны, лишь за один налет на вражеский аэродром в Брянске наши экипажи уничтожили 37 и повредили 5 бомбардировщиков, сожгли 10 истребителей, 4 транспортных самолета, взорвали 2 склада с горючим, склад бомб, склад снарядов, уничтожили около 150 фашистов.
АДД наносила мощные бомбовые удары по скоплениям войск и техники противника в районе Щигров, Пахолки, на переправах через реку Тим и непосредственно у Воронежа, на его западной и северо-западной окраинах.
И не один раз мы получали телеграммы от Военного совета Воронежского фронта с просьбой объявить благодарность летчикам за активную и результативную поддержку наших наземных войск.
В период боев на Воронежском фронте АДД, сделала 3125 самолето-вылетов по уничтожению войск и боевой техники противника. В общем же в интересах Воронежского фронта было совершено 5539 самолето-вылетов, а тоннаж сброшенных бомб измерялся цифрой, близкой к 8000.
Не достигнув решительных успехов на воронежском направлении, немецкое командование перенесло главный удар на юго-восток, по правому берегу реки Дон, на Сталинград. К середине июля 1942 года передовым частям немецкой армии удалось выйти к излучине Дона в районе Боковская — Морозовский — Миллерово — Кантемировка, в результате чего была создана непосредственная угроза Сталинграду.
Не помню точно, какого числа в один из этих июльских дней мне позвонил А. Н. Поскребышев и попросил срочно приехать. Переступив порог кабинета Поскребышева, через который нужно было пройти, чтобы попасть к Верховному, я, к своему удивлению, увидел там Сталина. Он сидел за письменным столом. Было совершенно очевидно, что Сталин у Поскребышева так просто сидеть не будет: в соседней комнате находился узел связи, откуда буквально в считанные минуты можно было связаться с любым пунктом страны.
На столе перед Сталиным лежала карта юго-западного направления. Видимо, до моего прихода Верховный изучал ее, а сейчас, глядя в окно, задумался над чем-то. «Опять что-то случилось, и, видимо, серьезное», — мелькнуло у меня в голове.
Непосредственно общаясь со Сталиным на протяжении почти целого года, я видел его в самые различные моменты, и теперь пытался угадать по выражению его лица, сколь серьезное положение создалось и как он на это реагирует. Было очевидно, что мысли его не относятся к постановке задач для АДД. [209] Передо мной был уже не тот Сталин, которого я видел в октябре 1941 года, но полное отсутствие людей в кабинете и тишина невольно воскресили в памяти октябрь 41-го, прорыв немцев под Вязьмой, так его тогда ошеломивший. В прошлом году было видно, что Сталин ищет какое-то решение, что ему явно нужны люди, способные помочь разобраться в военной обстановке, чем он еще, видимо, тогда полностью не владел, хотя твердость и решительность не покидали его и в те минуты, когда многим казалось, что все вокруг рушится.
Сейчас это был уже другой Сталин. Это был Верховный Главнокомандующий, который решительно вмешивался, когда нужно, в практические военные вопросы, подводя под них и теоретическую базу, как это было, например, с организацией артиллерийского наступления, с созданием мощных резервов, способных влиять на ход войны, и ряда других вопросов.
Постоянно бывая в Ставке, я не раз слышал высказывания Сталина о способах ведения войны. Надо сказать, что Сталин хорошо знал историю выдающихся походов и войн, как древних, времен Юлия Цезаря и Александра Македонского, так и более поздних, например Александра Невского и Дмитрия Донского, и сравнительно близких, связанных с именами Суворова, Кутузова, а также Наполеона. Я не раз слышал, как он излагал хорошо известные нам, военачальникам, исторические факты и при этом главным в ходе такого рассказа являлся анализ успехов и неудач в ходе тех или иных боевых кампаний.
Особое место Сталин отводил военной доктрине Наполеона, главным образом потому, что Наполеон важнейшее значение придавал артиллерии. Выражение «артиллерия — бог войны» я слышал от Сталина все чаще и чаще. И это были не только слова. Некоторые товарищи говорят, что из всех родов войск Сталин отдавал предпочтение авиации. Да, Сталин придавал авиации большое значение, но артиллерия была у него, если можно так выразиться, в не меньшем почете. В этом легко убеждают не только количественные, но и качественные изменения, какие буквально на наших глазах произошли в артиллерии за время войны. Чем больше возрастало сопротивление противника, тем чаще Сталин говорил о значимости артиллерии, причем говорилось не о значимости вообще, а о практическом применении этого рода войск. Быстро реагируя на опыт боевых операций и внимательно прислушиваясь к дельным соображениям и предложениям, Верховный Главнокомандующий пришел к ряду выводов, которые были затем положены в основу нового Боевого устава пехоты, утвержденного в 1942 году.
В частности, Верховный считал, что артиллерийская подготовка, то есть артиллерийский обстрел противника перед тем, как наша пехота пойдет в атаку, независимо от того, длится ли это полчаса, час или же два часа и прекращается с переходом в атаку наших войск, — дело отжившее и должно быть отброшено. [210] И разъяснял почему. Противник имеет глубокоэшелонированную оборону и больше не воюет, как он выражался,
«цепочкой», что было нередко во время нашего контрнаступления под Москвой. Чтобы прорвать такую оборону, артподготовки совершенно недостаточно, ибо артиллерия не может подавить противника и его огневые средства на всю глубину обороны. Не артиллерийская подготовка, а артиллерийское наступление — вот что нам нужно сейчас.
Что это значит? Это значит, что артиллерия должна наступать вместе с пехотой, это значит, пехота должна наступать не тогда, когда кончится артподготовка, а вместе с артиллерией, которая, сопровождая пехоту, должна подавлять все огневые средства противника, пока его оборона не будет взломана на всю глубину. Сталин говорил:
— Заставить пехоту наступать без поддержки артиллерии, без ее сопровождения, это будет не наступление, это будет преступление, преступление против войск, которые вынуждены нести бессмысленные жертвы, и преступление против Родины.
Верховный имел твердую точку зрения относительно того, как должны организовываться подготовка и прорыв обороны противника. Он считал, что прорыв подготовленной обороны должен осуществляться не растянутыми в цепочку дивизиями, а сосредоточенными на одном направлении ударными группами, состоящими из нескольких дивизий. В масштабах же всего фронта необходимо сосредоточение группы армий, эшелонированных таким образом, чтобы в образовавшийся или наметившийся прорыв могли быть введены свежие войска для развития успеха. Решающее же значение при прорыве, по его мнению, имела артиллерия, которая, как и пехота, должна быть сосредоточена на каком-либо определенном участке прорыва обороны противника вместе с пехотой. Так следует организовывать ту или иную армейскую или фронтовую операцию для достижения полного успеха. Только объединенные действия пехоты с массой артиллерии могут решить успех наступления.