Читать интересную книгу Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. - Любовь Воробьёва

Следует признать, что завет миролюбия и миротворчества, переданный Александром III своему преемнику, был чрезвычайно актуален. Он, конечно, не сводился к инстинкту личного самосохранения, а имел в виду благо России. Об этом же сказал и сам император: «Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать»{252}.

Действительно, в конце XIX — начале XX в. русские самодержцы были заинтересованы прежде всего и больше всего в мире. Философ и религиозный мыслитель И.А. Ильин писал: «По точному исчислению генерала Сухотина и историка Ключевского, русский народ провоевал буквально две трети своей жизни — за свою национальную независимость и за своё место под солнцем, которое оспаривали у него все соседи. Эти войны столетиями растрачивали его лучшие силы: гибли самые верные, самые храбрые, самые сильные духом, волею и телом. Эти войны задержали его культурный и хозяйственный рост. Им надо было положить конец….В общем, много славы, очень много ненужного бремени и огромные потери….Оставалось одно — мудрое и верное: неуклонно и искусно поддерживать в Европе и Азии равновесие сил и длительное замирение»{253}. Поэтому, как отмечал И.А. Ильин, ограждение России от ненужных войн и революционных безумий, которые шли из Европы и препятствовали проведению реформ, становилось важной задачей русских царей[68]. Россия как никогда нуждалась во внутренней и внешней стабильности, чтобы продолжить начатый Александром II процесс модернизации страны и вступить в новый век мощным, конкурентоспособным и, конечно, единым государством.

Важно подчеркнуть, что завет избегать войн вовсе не означал беспринципного капитулянтства перед противником или прямым агрессором. Когда пути Германии и России стали расходиться, Александр III пошёл на заключение русско-французского союза (конец 1893 г.). Согласно секретным положениям русско-французской военной конвенции, в случае нападения Германии или её союзников, поддержанных Германией, на одну из договаривающихся сторон, Франция должна была выставить против Германии армию в 1300 тыс. человек, Россия — от 700 до 800 тыс. При этом обе стороны обязывались ввести эти силы в действие «полностью и со всей быстротой», с тем чтобы Германия была вынуждена воевать сразу на двух фронтах{254}. Так Александр III ответил на сложившийся в 1879–1882 гг. Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия, Италия) во главе с Германией. Этот шаг высветил подспудно развивавшийся процесс раскола Европы на два противостоящих блока, которые в дальнейшем сойдутся в жесточайшей многолетней схватке Первой мировой войны.

Николай II, вступив на престол, оставил союзный договор с республиканской Францией в силе, сохранив тем самым внешнеполитическую и военно-стратегическую ориентацию России на формирующуюся Антанту (Англия, Франция, Россия). Европа медленно, но неуклонно скатывалась в пучину войны.

На переломном этапе мировой и российской истории на царском престоле в лице Николая II оказался человек, оценки которого как государственного деятеля неоднозначны и чрезвычайно противоречивы: от осуждения и очернения — до идеализации. Достаточно вспомнить роман Пикуля «У последней черты» и поставленный по его мотивам фильм Э. Климова «Агония», являющиеся квинтэссенцией тенденциозных и идеологизированных оценок царствования Николая II.

Вместе с тем в советский период интерес к личности царя, к узнаванию всей неудобной для власти правды о его трагическом финале не удалось заглушить официальными трактовками совершённого злодеяния. Для того чтобы войти в музей «Ипатьевский дом» в Свердловске (теперь Екатеринбурге), где произошло убийство царя и его семьи, выстраивались очереди людей — местных, приезжих и просто следовавших через Свердловск дальше на восток. Например, по свидетельству одного очевидца, студенты-комсомольцы Казанского медицинского института, добровольно отправившиеся летом 1956 г. на освоение целинных и залежных земель в Павлодарскую область (Майский район, совхоз Ворошиловградский), во время длительной остановки их поезда в Свердловске, все, без исключения, пошли на организованную для них экскурсию в Ипатьевский дом. Они, точнее весь комсомольский поезд, отстояли очередь, чтобы выслушать рассказ женщины-экскурсовода и содрогнуться от жестокой правды, которую она донесла до них, воспроизведя пронзительные слова последнего Царя, обращенные к его убийцам: «И в детей стрелять будете?» Позднее Б.Н. Ельцин, будучи секретарём Свердловского обкома КПСС, отдаст приказ взорвать музей «Ипатьевский дом». На месте преступления останется лежать несколько брёвен. Затем здесь будет построена часовня. О пересмотре властью своего отношения к трагедии царской семьи может свидетельствовать организованное президентом РФ Ельциным торжественное перезахоронение останков царя и его семьи, которые, однако, не признаются подлинными Русской Православной Церковью, канонизировавшей Николая II как Государя-Великомученика. Тем временем один из убийц царя и его семьи спокойно умрёт в Центральной клинической больнице (бывшей Кремлёвской), не будучи привлечённым к ответу и нисколько не раскаявшись в содеянном.

Не вызывает сомнений, что на исторический облик Николая II легла длинная тень информационно-психологической войны, развязанной против царя внешними ненавистниками России и внутренними борцами с самодержавием всех мастей — от либералов до большевиков. Приходится констатировать и то, что и последний царь, и его окружение, и правительство эту войну проиграли. И это имело самые негативные последствия для судьбы Российской империи.

Современники отмечали в Николае II застенчивость, какую-то отстранённость от происходящих событий. Министр иностранных дел А.П. Извольский в своих воспоминаниях приводит следующие слова императора: «Если Вы видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею твёрдую и полную уверенность, что судьба России, точно так же как судьба моя и моей семьи, находится в руках Бога, Который поставил меня на моё место»{255}.

По мнению российского историка и дипломата М.В. Майорова, Николай II не обладал ни сокрушающей энергией Петра I, ни прозорливым умом Екатерины II. Как считает Майоров, последний император не соответствовал требованиям времени: образцом правителя для него был царь Алексей Михайлович (отец Петра I), хранивший традиции старины и самодержавия как основы могущества и благосостояния России{256}.

Такие характеристики легко вписываются в русло информационно-психологической войны, поскольку страдают односторонностью и не дают реалистичного представления о трагической личности последнего русского венценосца и его деяниях на благо России. Современный историк П.В. Мультатули в своём очередном исследовании, посвященном царствованию Николая II, развенчивает тенденциозные и несправедливые наветы на Государя, показывая, что и в помыслах, и в делах он был достойным преемником лучших российских самодержцев{257}.

Николай II, как и все российские императоры, с упованием на Бога и убеждённостью в божественной легитимности самодержавной власти совмещал активную деятельность по укреплению международных позиций России не только как великой державы, но и как части света. С могуществом империи он связывал и свою личную славу, и своё место в истории.

На западе он, помня завет отца, поначалу старался избегать открытых конфликтов, хотя равновесие на европейском континенте грозил нарушить германский рейх, озабоченный расширением для немцев «места под солнцем» и связанный узами «нибелунговой верности» с Австро-Венгрией, выступавшей соперником России на Балканах.

Однако на востоке российская политика не могла исключать возможность конфликтов, ибо планы на этом направлении были особенно дерзновенны. Здесь Николай II намеревался достойно завершить многовековой труд наших казаков, этих «красивейших своей отвагой из всех рыскавших по ещё молодой и просторной земле человеческих хищников», которые «с крестом на шее, несколькими зарядами за пазухой» и в сопровождении купеческой братии протоптали России путь через Сибирь к открытому ими Амурскому краю{258}. Николай II хотел исправить геостратегические промахи прежних самодержцев, не сумевших своевременно (в отсутствие конкуренции со стороны великих держав) воспользоваться подвигами русской вольницы, и обеспечить России выход через Манчжурию и Корею к тёплому Жёлтому морю, т.е. к тому востоку (или южноазиатским странам), для отыскания которого западные европейцы в XV и XVI столетиях предприняли целый ряд морских походов, открыв путь на юг Азии вокруг мыса Доброй Надежды. Этому великому геостратегическому замыслу отвечал и великий инфраструктурный проект: соединить железной дорогой военный порт Порт-Артур и город Дальний на Ляодунском полуострове через Маньчжурию, потом через всю Сибирь и Россию с Балтикой. Но в XX в. этому плану Николая II, поддерживаемому Германией, уже противостояли интересы Великобритании, а также США, которые, овладев Кубой, Гуамом и Филиппинами, «в несколько скачков оказались в самом центре великой восточной арены».