Читать интересную книгу Сибирская амазонка - Ирина Мельникова

Стражники вновь подтолкнули их в спину. Алексей и Константин сделали еще один шаг, другой…

— На колени! — приказал им старец и, когда оба пленника склонили перед ним головы, осенил их крестом.

Он что-то бормотал над их головой, вероятно, читал молитву. Но Алексей уже ни о чем не мог больше думать. Он представил, какой ужас испытает прежде, чем его тело ударится о камни на дне пропасти. Нет, он ошибся, надеясь на милосердие ратников. Они приготовили им не менее страшную смерть, чем сожжение на костре. Их просто сбросят в пропасть и даже потом тела не поднимут, чтобы захоронить.

Оставят их на потраву зверью и стервятникам. В лучшем случае река поглотит их останки, но и тогда матушка никогда не узнает, где нашел последнее пристанище ее младший сын…

Старец перестал бормотать молитву и велел им подняться.

Вновь осенил их поочередно крестом, что-то быстро и торжественно произнес, Алексей не разобрал, что именно. Тотчас стражники подхватили их под локти и поволокли к краю пропасти. Здесь отпустили, но руки оставили связанными. Попытались завязать глаза, но оба пленника яростно замотали головами, отказываясь.

Алексей поймал насмешливый взгляд Евпраксии. Никакого сочувствия, разве немного любопытства промелькнуло в ее глазах, когда он быстро спросил:

— Скажи, что с Иваном? Вы его тоже убили?

Тонкие брови слегка поднялись, Евпраксия отвела взгляд:

— Твой товарищ выбрал свою планиду. — Она кивнула в сторону пропасти. — Он сам шагнул в прорву…

— Сам? — поразился Алексей. — Чтобы Иван сам… — Он озадаченно посмотрел на Евпраксию. — Врешь ты все, не мог он сам броситься в пропасть. Это вы его заставили!

Евпраксия презрительно посмотрела на него, но ничего не сказала и отвернулась. А у Алексея, впервые за долгое время, вдруг появились на глазах слезы. Он вспомнил Машу и то, как просила она присмотреть за ее Иваном, чтобы он возвратился домой… Вавилов теперь уже никогда не вернется. И хорошо лишь то, что Алексею не придется держать ответ перед Машей, не придется по той простой причине, что через мгновение его тоже не станет…

Он, будто перед прыжком в воду, набрал полную грудь воздуха и оглянулся на Константина. Тот был бледен, но по-прежнему не сводил глаз с Евпраксии.

— Позволь поговорить с тобой, — произнес он наконец с явной мольбой в голосе. — Позволь объяснить… Я слишком долго искал тебя!

Евпраксия вздернула голову. Губы ее сжались в полоску, а глаза, казалось, готовы были испепелить Константина.

— Грязный пес! — не произнесла, а прошипела она. — Испугался телесных страданий? Испугался, что пришел черед выбрать между богом и диаволом? Ибо диавол явится тебе по смерти на мытарствах.

— Да, я грешил, — закричал Константин, — я творил зло, не верил в добро! Помнишь, как ты говорила мне, что весь смысл нашего прихода на землю — это выбор между добром и злом, между богом и дьяволом. Я выбрал добро, я выбрал тебя, и ты знаешь это, но отвергаешь мою любовь…

— Нет другой любви, окромя любви к богу! — выкрикнула исступленно Евпраксия и перекрестилась. Но пальцы ее дрожали, а в прекрасных глазах стояли слезы. — Нет тебе веры, малакайник, бо попрал ты ее единожды… — Она задохнулась от перехватившего горло спазма и подняла ладони вверх, словно пыталась защититься ими от взгляда Константина. — Изыди, анчихрист, ступай… — Совсем как обычная женщина, она вдруг прижала ладони к лицу, плечи ее затряслись. И Евпраксия стремглав бросилась прочь с доморощенной «голгофы». Мрачные ратники расступились и вновь сомкнулись за ней.

К пленникам подошел Василий. Сейчас он казался гораздо старше своих лет и выглядел настоящим старцем — мудрым и доброжелательным.

Он заговорил тихо и ласково, словно проповедовал в церкви, а не рядом с пропастью, где вот-вот должны закончить свой жизненный путь два несчастных.

— Телесные страдания, — вещал он, не отводя взгляда от их лиц, — есмь очищение от пыли земных соблазнов и привязанностей. Духовные истязания есмь божье испытание, доколь не отпустит человече увлечение земными радостиями, не вспомнит о той стране, где нет ни печали, ни воздыхания, и возжаждет ее. Но есть еще страдания, кои посылаемы не богом, а диаволом на тех, кто поработился ему. Это безысходные муки отчаяния, которые дано испытать тому, кто предался всецелому служению страстям, то бишь бесам. И являются они здесь на земле отблеском ада, не приносят пользы, не имеют исхода. Но всегда есть выход из рабства диаволу. И эти бессмысленные, безысходные страдания, которые насылает он на нас, возможно превратить в страдания, которые имеют смысл и исход. Обратить их в пользу, к очищению души. Надо только обратиться к богу, просить его помощи и поддержки. Этим мы посрамим нечистого, превратим его орудие мучения в источник благости и спасения.

Старец помолчал немного, словно ожидал, что пленники скажут в ответ, однако они тоже молчали. И тогда он вздохнул:

— В мире скорби будете, но дерзайте, яко Аз[45] победих мир! — И махнул рукой.

Родион и второй ратник подхватили под руки Константина и потащили его к обрыву. И в этот момент раздался громовой раскат, который заставил обоих палачей присесть и вжать голову в плечи. Алексей с недоумением глянул на абсолютно чистое, если не считать редкой кисеи перистых облаков, небо.

За две секунды до гибели поверишь даже в ту ерунду, что сам Зевс решил вдруг прокатиться по небосклону на своей колеснице.

Но в следующее мгновение он понял, что это выстрелила пушка, а ее снаряд пробил ограждение и взорвался за спинами ратников. Второй выстрел был более удачным. Словно карточный домик, развалилась ближняя к воротам изба, мгновенно превратившись в гигантский костер.

— Корнуэлл! — выкрикнул яростно Константин. Его уже никто не держал за руки. Родион и второй ратник куда-то испарились. Вероятно, уже слились с остальной толпой, которая растеклась по всему двору. Действовали ратники весьма толково. И вооружены они были теперь не луками и стрелами, а карабинами, с которыми обращались столь же умело, как со своими посохами или короткими, похожими на дротики, копьями.

Пушка выстрелила в третий раз, и снаряд снес створку ворот и часть частокола. Нападавшие издали торжествующий крик.

— Корнуэлл, — опять повторил Константин. Теперь он стоял рядом с Алексеем и наблюдал за тем, что происходит за воротами крепости. Ратники явно ждали отряд Корнуэлла, но не учли его военный опыт. Вероятно, англичанину нередко приходилось сражаться, потому что ратников он обвел вокруг пальца, каким-то образом умудрившись не только обмануть их дозоры, но и зайти с тыла. И это оказалось полной неожиданностью для поборников истинной веры, считавших пропасть надежной защитой от любых посягательств неприятеля.

Было видно, как совершенно безнаказанно суетятся возле пушки индусы. Они установили ее на ближнем от крепости скалистом холме, обеспечив не только удобный сектор обстрела, но и хороший обзор. Крепость лежала перед ними как на ладони, и можно было представить, во что превратится скит, когда противник выпустит по нему оставшиеся три снаряда.

— Пошли, — сказал Константин, — надо попросить старца, чтобы нам выдали оружие.

И когда Алексей с недоумением посмотрел на него, спросил:

— Ты хочешь, чтобы «Одигитрия» попала в жадные ручонки англичанина? Лично я не хочу!

— Я тоже, — кивнул головой Константин.

И бывшие смертники бегом спустились вниз. Туда, где начиналось пекло…

Глава 33

Сухое дерево горело, как порох. От вспыхнувшей избы огонь перекинулся на вторую, затем на третью… Вскоре большинство изб полыхали огнем. Но ратникам было не до пожара. Противник не давал им ни минуты роздыха. Четвертым выстрелом напрочь снесло приличный участок частокола и крышу конюшни. Ратники спешно выводили напуганных лошадей из объятого пламенем строения. Те не желали повиноваться, лягались, поднимались на дыбы, храпели, разбрасывая Хлопья желтоватой пены. Несколько ратников, пристроившись возле узких бойниц, стреляли по позициям индусов на Холме. В отличие от осажденных противник надежно укрылся за каменистой грядой, поросшей дурнолесьем: ольхой и карликовой березкой. Индусы накрывали огнем почти все пространство двора, то и дело перемещались среди камней, что-то торжествующе выкрикивая. Они были гораздо увертливее и подвижнее ратников и, кажется, не понесли пока ни одной явной потери, а вот среди осажденных были уже убитые. В их числе тот самый отрок с редкой бородкой, который на пару с Родионом собирался отправить пленников на дно пропасти.

Он лежал у самого пролома с неестественно вывернутой головой. Мертвые глаза уставились в небо, по подбородку еще струилась кровь. Алексей поежился. Вот, оказывается, как случается в жизни: его палач мертв, а он все еще жив и здоров. Константина, похоже, подобные мысли волновали мало.