Джорджиана снова улыбнулась при виде немыслимого и абсолютно непрактичного бледно-зеленого кружевного платочка Аты.
— А теперь давай подумаем, что нам со всем этим делать. У меня есть идея. Давай поступим совершенно не так, как поступила бы я. Давай последуем совету Грейс.
Джорджиана промокнула глаза и аккуратно сложила платок:
— Ты же не предлагаешь мне…
— Именно предлагаю.
— Я уже так поступила. Два раза. В некотором роде.
— А именно?
— Я сказала ему, что люблю его… после бала, а сегодня он понял, что на моей броши был изображен его глаз, а не глаз моего мужа.
— И он ничего не сказал?
— Ничего.
— Я подвешу его за пальцы. Ног.
Джорджиана издала истерический булькающий звук.
— Если бы вы с Розамундой не были уже связаны родственными узами, я готова была бы поклясться, что вы родственники. Ата, мне страшно жаль. Я все испортила и разрушила счастье стольких людей. А ведь можно было бы подумать, что человек, планирующий каждый свой шаг, умеет избегать катастроф.
На лице Аты появился намек на улыбку:
— Возможно. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Знаешь ли, именно так случилось с Люком и Розамундой — впрочем, в моем случае поговорка оказалась неверной. — Она взглянула на свою иссохшую руку и положила ее на увечное колено Джорджианы. — Нам обеим приходилось терпеть боль и испытывать на себе особенную жестокость жизни — не так, как большинству людей. Я уже слишком стара, чтобы вернуться назад и все изменить. Но, Джорджиана, пожалуйста, умоляю тебя, не повторяй моей ошибки. Последуй совету Грейс и доверь ему снова свое сердце. Хотя ты и самая храбрая женщина из всех, кого я знаю, думаю, ты все равно струсила и не выразила свои чувства абсолютно ясно. И помни, самоотверженность — замечательная черта для матери, но совершенно не годится здесь. Возьми этого чертова Куинна Фортескью за ворот рубашки и скажи, что любишь его, будешь любить его всегда и не позволишь ему уйти, хочет он того или нет. А потом поцелуй его, да так, чтобы у него душа ушла в пятки. Ты ведь знаешь, как правильно целоваться?
— Ата!
— Слышать не хочу никаких возражений. К своему сожалению, должна признать, что, возможно, сама толком этого не знаю, но я как-то раз, подглядывала за Розамундой и Люком и могу предложить тебе…
— Перестань!
— Ну, знаешь ли, если ты вообще собираешься делать это, то лучше сделать хорошо, иначе, в чем смысл?
— Я знаю, как целоваться. — Джорджиана густо покраснела.
— Понятно. — Ата посмотрела на нее долгим знающим взглядом, каким матери смотрят на кающихся в проказах детей. — В таком случае, возможно, ты можешь рассказать мне, что происходит, когда мужчина обнимает тебя и…
— Определенно нет! Ата, мы не будем это обсуждать!
— Когда я собрала наше маленькое тайное общество, я надеялась создать узкий круг друзей, которые делились бы друг с другом самым сокровенным и вместе искали счастье. — Она опустила взгляд. — Но никто никогда не доверялся мне. Думаю, всем кажется, будто я слишком стара и мне уже не интересна романтика любви. Но на самом деле все прямо наоборот. Не испытав чего-то, ты всегда жаждешь этого.
— Ну, хорошо. Что вы хотите узнать?
На крошечном лице Аты появилась улыбка:
— Как ты чувствуешь себя, целуя человека, которого любишь всей душой?
Джорджиана осторожно покашляла.
— Разве вы с мистером Брауном не… — Она на мгновение замолчала, — или с покойным герцогом?
— Нет. Никогда. В нежном возрасте шестнадцати лет мне не позволяли оставаться с джентльменами наедине. А Люцифер… ну, нет… Я никогда не испытывала ничего подобного. — Пожилая леди выжидающе посмотрела на нее.
Джорджиана обдумала вопрос и тихо произнесла:
— Если вам когда-нибудь снилось, как вы летите… Пожалуй, это самое похожее ощущение. — Она посмотрела в окно. — Вообразите птенца, который сидит на краю обрыва и впервые видит мир — всего в шаге от зияющей пропасти внизу и прекрасных облаков вверху. Смотреть в глаза человеку, которого любишь, и потянуться к нему — поступок, требующий не меньше храбрости, чем прыжок птенца со скалы.
— А потом?
— А потом вы прыгаете и вдруг понимаете: вы не одни. Вы летите с кем-то, кто баюкает вас на руках, уводя вас от камней внизу к облакам на небесах. — Она взяла Ату за руки. — И вам не хочется отпускать его. Вам хочется, чтобы он держал вас вечно. Вам хочется прилипнуть к нему и тоже уберечь его от падения. И подняться с ним выше облаков, под теплые лучи солнца.
Повисла долгая пауза. Наконец Джорджиана подняла глаза и встретилась с Атой взглядом. По лицу пожилой леди текли слезы.
— Джорджиана, беги к нему. Беги к нему сейчас же, пока еще не поздно. Не повторяй моей ошибки. Пожалуйста. Улетай с ним.
— В Шотландию? — потрясенно переспросил Куинн, вернувшийся в господский дом, — Джорджиана уехала в Шотландию?
— Да, милорд. Ее светлость выразилась предельно ясно, она поручила мне уведомить вас о ее отбытии в северный край. Она сказала, что оставила бы записку, но не могла больше терять ни минуты — ее ждал джентльмен, и уже темнело.
— Что? — Холодные щупальца страха сжали его позвоночник не слабее, чем он — руку лакея. — Что еще она сказала?
— Что пошлет письмо, как только пересечет границу — как только они достигнут Гретна-Грин.
Гретна-Грин. Он смутно припомнил — Майлз Лэнгдон на приеме в Трихэллоу предлагал увезти Джорджиану в Гретна-Грин. Дьявол и тысяча чертей! Она же не настолько безрассудна.
Он услышал какой-то шум, обернулся и увидел Ату, державшую книгу и осторожно спускавшуюся по лестнице на своих опасно высоких каблуках. В три длинных шага он преодолел разделявшее их расстояние и сжал ее маленькие руки:
— Как вы могли позволить Джорджиане уехать?
— Знаете, Куинн, — ответила Ата, в своей обычной всезнающей манере, так напоминавшей о ее проклятом внуке, — вы мне всегда нравились. И вы всегда казались мне умным. Но, несмотря на весь ваш выдающийся интеллект, вы чувствительны не более всех прочих мужчин. А значит, проницательны не более кирпича.
— Когда они уехали? Возможно, я успею их догнать. — Птенец в кармане его сюртука пискнул.
— А это что за звук? И почему ваш сюртук изодран в клочья?
— Не важно. Отвечайте на мой вопрос, — продолжал настаивать Куинн. — Ата, пожалуйста, умоляю вас.
— Если я отвечу, вы обещаете не загубить все дело? Вы прислушаетесь к ней, наконец? Вы пообещаете сделать ее счастливой? Вы пообещаете набраться храбрости спрыгнуть с ней с этой скалы и унести ее к облакам и…
Птенец неожиданно высунул голову из кармана.