навстречу смерчу, который заворачивается все сильнее и приближается ко мне, ору, срываю голос:
– Я ждала, Фил, ждала! Я и сейчас жду! Но ты! Ты не пришел за мной!
Падаю на землю перебитой куклой и кричу навзрыд. А в душе тоска и кровь, что стекает из глаз, напитывает землю моей тоской и обидой.
Резко выныриваю из омута, открываю глаза. Сажусь и обнаруживаю, что кованные ворота открываются и я оказываюсь в новогодней сказке.
Снег окутал все вокруг, и особняк, нарядный, как рождественская ель, искрит и переливается.
Улыбаюсь.
Мама опять придумала новую тематику для праздника. Аврора обожает каждый год отрываться по полной.
Автомобиль останавливается у парадного входа, и я не жду, когда секьюрити распахнет передо мной дверь, выскакиваю из машины и бегу вверх по лестницам, перескакиваю и не боюсь упасть со скользкого мрамора и свернуть себе шею.
Мне уже все равно…
Влетаю в холл, украшенный и праздничный. Кажется, что праздник состоится прямо сейчас. Слишком все подготовленно. Как в последнюю минуту.
Странно, в принципе, до Рождества еще уйма времени.
Выхватываю высокую, стройную блондинку в приталенном платье и на высоченных шпильках, стоящую чуть в отдалении.
Мама…
Все такая же красивая, а главное, абсолютно здоровая. Моя Рора.
Счастье – это когда тебе дают второй шанс и возвращают то, что дорого. Я бы не пережила, если бы лишилась своей умной и мудрой мамочки, которая всегда подскажет, поможет и выслушает.
– А на сколько персон сервировать? Список гостей…
Аврора разговаривает с незнакомой женщиной, которая записывает за своей руководительницей каждое слово и кивает, уточняя детали:
– В западном зале церемониальная арка уже готова…
– Мама! – кричу во весь голос, и Аврора оборачивается ко мне.
В миг зеленые глаза наполняются искрами веселья, и она улыбается лучисто, ярко, так, как умеет профессиональная модель. Дива десятилетия. Икона стиля… У мамы титулов много…
Бегу к ней и обнимаю со всех сил, не понимаю, как начинаю плакать навзрыд. Все, что накапливалось все эти полгода пустоты, наконец, вырывается из груди.
Помощница матери тактично покидает нас, а Рори гладит меня по волосам.
Смотрю в зеленые глаза и вспоминаю, как впервые вошла в палату и встретилась с очнувшейся матерью взглядом, а затем я увидела, как отец сжал кулаки и уперся ими в кровать рядом с хрупким телом жены, увитым медицинскими датчиками.
Оба молча глядели друг на друга и мне казалось, что это безмолвный диалог двух сердец, навеки сплетенных в одно целое.
Напряжение скопившихся дней отпускало, и я тихонечко сползала по стенке, ноги переставали держать и счастье затапливало, потому что оказалось, что самая большая радость в жизни – это близкий человек, который не ушел за грань, остался рядом…
Тогда Мит меня просто подхватил, как пушинку, и вытащил из палаты, закрыл за нами дверь и обнял мое трясущееся тело. Сильно. Почти до хруста. Делясь своей силой. Братец у меня скала. Непробиваемый и жесткий. Больной на голову, страшный и безумно коварный, но надежный и стоящий за семью горой.
Я знаю, дошли кошмарные слухи о том, как он отомстил за мать. Димитрий утопил Серебрякова и всю его бригаду в крови. Рвал всех на куски лично, долго оставляя в сознании своего главного врага…
– Что такое, Ри?
Мама смотрит с тревогой, проводит тонкими пальцами по мокрым щекам.
– Я так рада, что ты… что с тобой все в порядке…
Аврора смотрит на меня с укоризной. Как всегда великолепная и ухоженная.
– Дочка, а если правду, так горько от радости не плачут…
Вздыхаю и отвечаю правду:
– Ты знаешь ответ.
Прищуривается.
Отхожу от матери и скидываю куртку. Я и так в грязной обуви по дому прошлась и добавила работы Эльзе. Опять нагоняй получу.
Снимаю сапоги и с ногами залезаю на диван, а Аврора присаживается рядом.
– Мне плохо, мам. Очень-очень плохо…
Заглядывает мне в глаза. Пытается прижать к себе, но я не могу. Рыдания душат. Долго копилось и вот пружина, растянувшись до предела, лопнула.
– Ри! Все хорошо, успокойся, дочка, послушай меня! Дело в том… – пытается схватить меня за руку, но я отталкиваю, перебиваю:
– Нет! Мама… Ничего хорошего! Джокер не пришел за мной! Даже не позвонил. Ни разу. За все это время! А я ждала. Понимаешь?! Дни считала и верила. До последней секунды. В НЕГО верила. И сейчас! Я все еще верю! Жду! Глупо, да?!
Я не плачу. Нет. Я рыдаю, оплакиваю свою надежду, которая в эту самую секунду разлетается на мелкие кусочки и ранит, наносит страшные порезы.
Это душа моя рвется на куски и деформируется, обзаводясь уродскими шрамами предательства…
– Мэри! Ты не…
Перебиваю мать, мне нужно выговориться:
– И знаешь, что?! Тогда, летом… я гуляла по поместью, просто чтобы не думать, отвлечься от мыслей и нашла его телефон! Он его выбросил перед тем, как уйти отсюда…
– Я сделал это из предосторожности, чтобы меня не могли отследить, Маша…
Голос. Чуть хриплый, бархатистый.
Его голос. Бьет в самое сердце. Заставляет подпрыгнуть с места и обернуться. Встретиться взглядом с графитами – темными и полыхающими желанием.
Застываю.
Передо мной стоит Гринвуд. Изменившийся и все же прежний. Нет привычной кожанки и джинсов…
Элегантный мужчина в темном костюме, который облепил мощную фигуру. Волосы уложены в модельную стрижку, больше нет короткого ежика, торчащего во все стороны.
От этого человека веет уверенностью и силой.
Однажды я уже видела эту ипостась Гринвуда.
На празднике в честь юбилея родителей. Ассасин уже показывал, как может выглядеть в костюме, но сейчас – это не просто одежда.
Он словно принадлежит к иному сословию…
– Фил…
Шепотом роняю и на негнущихся ногах иду к своему мужчине. Мне неважно, что на нем надето и как он выглядит. Это все фантики.
Ценно совсем другое. То, что это Фил. Мой сорвиголова и он пришел…
Сдержал слово.
Все-таки вернулся за мной.
Обнимаю его, вцепляюсь пальцами в материю пиджака на спине и принюхиваюсь к терпкому, чуть горьковатому запаху моего хищника.
Скучала. Как же я по нему скучала…
Чувствую, как сильные руки обвивают меня, вжимают в литое, как сталь, тело, поднимаю голову и упираюсь подбородком в его грудную клетку, смотрю в глаза цвета мокрого асфальта.
Изучаю любимое лицо со шрамом и чувствую, как Гринвуд напрягается с каждой секундой все сильнее.
Просто смотрим друг на друга и молчим. На дне серебристых омутов трепещет нежность, тепло и любовь.
Чувствую его. Как себя. Глаза в глаза. Наш разговор. Беззвучный и