— Нет. Пока еще нет.
Я закрутилась кругом.
— Какого черта ты… — Я остановилась. — Мэйвенн. Мэйвенн беременна.
Бедная Мэйвенн. Бедная больная и слабая Мэйвенн. Я слышала множество замечаний по поводу её состояния и никогда не уточняла их. Это смущало меня в течение всего последнего месяца. Джентри по-настоящему не болеют. Они не могут погибнуть в сражении от инфицированной раны, или умереть от старости. Теперь-то ясно, что было причиной ее такого состояния.
Даже сейчас, глядя на нее через зал, я видела, что пока она сидит и разговаривает с кем-то, пускай даже с улыбкой на лице, она все равно выглядит бледной, даже под загаром. Платье на ней было свободным и безразмерным. Похожее на то, что она носила, когда была у меня, только в этот раз платье было шёлковым. Она не стремилась выставлять свое тело напоказ.
— Ты должен был мне сказать, — прошептала я.
— Да, — без обиняков ответил он. — Должен был.
— Ты должен был мне сказать! — уже громко и напряженно повторила я. Шум в комнате большей частью заглушил мой крик, но несколько человек рядом окинули нас любопытными взглядами.
— Шшш — Кийо взял меня за руку и повел обратно к стене. — Я выжидал. Отношения между нами были неопределенные. Я хотел, чтобы у нас были прочные отношения, прежде чем рассказать.
— А тебе не приходило в голову, что если бы ты мне рассказал раньше, то это как раз и помогло бы созданию этих «прочные отношения»? Куда девалась твоя хваленая честность?
— Сама подумай, как бы ты поступила, если б узнала об этом? — спросил он спокойно. — Ты и без этого не слишком-то спокойно восприняла информацию о нашей с Мэйвенн близости в прошлом.
— Вовсе нет.
— Евгения, да стоит мне произнести ее имя, как у тебя сразу все на лице написано.
— Не отмазывайся. Беременность — это серьезно.
Кийо отрицательно покачал головой.
— Может быть, но наши с ней отношения в прошлом. Мы просто друзья. Я теперь вместе с тобой.
— Что это меняет? Разве ты не собираешься помогать ей с этим ребёнком, только потому, что вы расстались?
— Нет! Конечно нет. Я буду рядом ради ребёнка, и я буду помогать Мэйвенн по мере необходимости.
— Тогда это не прошлое, — огрызнулась я. — Это твоё будущее. Да и моё тоже, если ты планируешь быть со мной.
Его лицо приняло еще более напряженное выражение, чем раньше.
— Ты права, — произнёс он, спустя несколько мучительно долгих секунд. — Моя ошибка. Прости. Я думал, что защищаю тебя.
Вырвавшийся из меня неприятный смех балансировал на грани рыданий.
— И не надоело вам всем меня защищать? Даже собственные родители и те… словно вы все думаете, будто, если я не буду знать ни о чем плохом, то оно и впрямь перестанет существовать. Но знаешь что? Оно всё равно существует, и рано или поздно я все равно узнаю об этом. И ты не представляешь, как же сильно мне бы хотелось узнавать это от людей, которых люблю.
Я развернулась, чтобы уйти. Кийо схватил меня за плечо. Я попыталась вырваться из его захвата.
— Не трожь меня, — предупредила я. — Разговор окончен.
— О чём ты?
— Догадайся. Думаешь, я улыбнусь и всё прощу? Я едва сумела простить своих родителей, а их я знаю всю жизнь. С тобой же я знакома около месяца. Это не многого стоит.
Кийо вздрогнул. Рука, державшая моё плечо, опустилась.
— Ясно, — сухо произнёс он, тень набежала на его лицо. — Тогда, полагаю, разговор окончен.
— Именно.
Мы стояли, глядя друг другу в глаза, и там, где между нами только что тлела страсть, осталась только одинокая пропасть. Я развернулась на каблуках и понеслась через комнату, не разбирая пути. Нетерпеливые мужчины устремились ко мне, но я пролетела мимо них, по-видимому показав именно то самое высокомерие, которое, по словам Шайи, от меня все ожидали. Я не могла сейчас ни с кем разговаривать.
Это было слишком. Всё это. Безумные предложения. Моё так называемое наследие. Эсон и Жасмин. Мэйвенн и Кийо.
«О, Боже, Кийо. За что ты так со мной?» Я попыталась вычеркнуть его после нашей первой ночи, но он снова заставил меня стать мне небезразличным. Теперь от этого было в два раза больнее. Я вспомнила слова, произнесённые им вчера ночью.
«Ты мой».
Очевидно, нет.
Я остановилась посередине переполненного бального зала, не имея представления куда иду. Я была слегка дезориентирована и забыла, где выход. Трон вон там, значит…
— Йо, Одиллия. Веселишься?
Мои попытки сориентироваться были прерваны внезапным появлением Финна. Я всё ещё не привыкла к его человеческой иномирной форме.
— Финн! Помоги мне выбраться отсюда.
Он нахмурился.
— Ты пока не можешь уйти. Этикет гласит…
— К чёрту этикет, — прорычала я. — Выведи меня отсюда. Я хочу побыть одна.
Его привычное весёлое выражение лица исчезло.
— Конечно. Иди за мной.
Финн повёл меня к маленькой двери, скрытой в углу. Из-за нее доносились вкусные запахи. Это было что-то вроде чёрного входа на кухню. Снующие туда-сюда слуги испуганно взирали на нас, пока мы шли по запутанным коридорам между рядами печей, но Финн двигался уверенно, ни на секунду не останавливаясь. Люди не склонны задавать вопросы, если думают, что ты знаешь куда идёшь.
С поклоном, он пригласил меня пройти в маленький альков в удалении от суетящихся поваров. Стену закрывали вешалки с плащами и пальто, и я поняла, что здесь прислуга, скорее всего, хранит свои личные вещи. Под вешалками стояла маленькая скамеечка.
— Подойдет? — спросил Финн.
— Да. Спасибо. А теперь уходи. — Я села и обхватила себя руками.
— Но может, мне стоит…
— Просто уходи, Финн. — Я слышала слёзы в своём голосе. — Пожалуйста.
Парень окинул меня скорбным, почти жалостливым взглядом и ушел.
Слёзы долго не появлялись, да и когда появились, то неохотно. Лишь парочка скатилась по моим щекам. Я чувствовала себя беспомощной в обращении с элементами шторма, но это был результат другой беспомощности — психологической, не физической.
Из-за Кийо моё сердце ныло, а из-за Эсона живот пылал от ярости. Ни одна из этих болей, похоже, не собиралась проходить в ближайшее время.
Не знаю, сколько времени я там просидела, пока не пришел Дориан. Я смогла различить только силуэт, но присущий ему аромат корицы выдал его. Он долгое время просто сидел возле меня, ничего не говоря. В конце концов, я почувствовала, как кончиком пальца он мягко провел по моей щеке, вытирая одну из слезинок.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Ничего. Ничего, пока ты не разрешишь мне наплевать на гостеприимство и сломать что-нибудь.