И тут же появляется другой — ростом с фонарный столб.
«Его бледное лицо с лунными оспинами отбрасывало свет на стоящих внизу. Его жилет был цвета свежей крови. Брови, волосы, костюм — лакрично-черного цвета, а солнечно-желтый камень булавки в шейном платке переливался такими же яркими бликами, как и немигающие глаза. Однако все внимание Вилла приковал к себе костюм. Казалось, он весь соткан из кабаньей щетины, жесткого пружинистого волоса и какой-то трепещущей, искрящейся темной пеньки. Отражая свет, костюм шевелился на теле великана, словно заросли колючей ежевики, и казалось — обладатель этого костюма, не выдержав терзаний, вот-вот закричит и начнет срывать с себя ужасную одежду.
Но он стоял как ни в чем не бывало, а потом сказал: “Моя фамилия — Мрак”.
И взмахнул белой визитной карточкой.
Шелест! И карточка стала синей. Потом — красной.
Взмах! И вот рисунок: дерево, а на суку висит зеленый человечек.
Порх! Ш-ш-ш. “Я — Мрак. А это мой рыжеволосый друг — мистер Кугер”.
Кугер и Мрак. Хлоп-порх-ш-ш-ш. Фамилии возникали и исчезали на белом прямоугольничке. Комбинированное Теневое Шоу Тик-шлеп. Знахарка мешает варево в бурлящем котле. Трансконтинентальный Демонический Театр. Мистер Мрак вручил свою визитную карточку Джиму. Специалисты по проверке, смазке, полировке и починке жуков, именуемых часами смерти. Джим невозмутимо прочел текст. Невозмутимо сунул руку в набитый сокровищами карман, порылся в нем и предъявил свою добычу. На его ладони лежал мертвый коричневый жук.
“Вот, — сказал Джим. — Почините этого”.
Мистер Мрак громко расхохотался:
“Отлично! Будет сделано!”».
35
«В оставшиеся часы этой ночи ничего особенного не произошло…»
36
Облака…
Шум ветра…
Шуршащая листва под ногами…
Книги Рея Брэдбери напоминают чудесную переполненную шкатулку.
Даже мрачный похоронный марш, который каллиопа могла играть только задом наперед, явно услышан был при каких-то вполне реальных обстоятельствах — Рей Брэдбери его вспомнил. Суть настоящего писателя как раз в этом и заключается — в тайных воспоминаниях, в чувстве некоей не всегда понятной вины за все, что было не совершено, ну и совершено, конечно…
37
«Я хороший человек?» — спрашивает Вилл.
И отец Джима отвечает ему: «Думаю, что да, хороший».
«Но улыбка улыбке рознь, — при этом объясняет он. — Учись отличать мрачные улыбки от светлых. Кто громче всех хохочет и заливается смехом, тот частенько просто притворяется. Он всласть поразвлекался, вдоволь погрешил. А люди очень любят грешить, Вилл, уж поверь мне, если бы ты знал, как они обожают грех во всех его видах, размерах, цветах и запахах. Бывает, человек предпочитает даже насыщаться не за столом, а именно из грязного корыта. Услышишь, как кто-то не в меру громко расхваливает других, обязательно спроси себя — не вышел ли этот человек из свинарника? С другой стороны, несчастный, бледный, замкнутый тип, который кажется тебе прямым воплощением тайного греха и порока, вот он-то нередко и является хорошим человеком — ХОРОШИМ, Вилл. Потому что быть хорошим — тяжелейшее занятие, люди ну прямо выбиваются из сил. Быть фермером куда труднее, чем быть кабанчиком фермера. Сдается мне, что как раз от упорных размышлений о том, как стать хорошим, однажды ночью сама по себе возникает трещина, из-за которой потом неожиданно рушится огромная стена. Самого достойного человека может согнуть упавшая на него волосинка. Стоит ему один раз отклониться от праведной стези, и он уже не остановится, так и будет сидеть на крючке. Прекрасно быть хорошим, поступать всегда достойно, но ведь трудно, согласись, очень трудно знать, лежа ночью в постели, что в холодильнике лежит кусок торта — не твой кусок, но ты глаз не можешь сомкнуть, так тебе хочется его съесть, верно? Или в жаркий весенний полдень ты в школе прикован к парте, а там, вдалеке, струится через камни прохладный, чистый поток. Мальчики за многие километры слышат голос такого прозрачного ручья… Выбор, Вилл, постоянный выбор… Мы всегда стоим перед выбором… Ну вот, бежать к ручью или сидеть за партой? Спешить к холодильнику или лежать в постели голодным?..»
38
Мы все — переполненные шкатулки.
И тут самое главное: понимать — из чего выбирать?
Когда Рея Брэдбери упрекали в излишнем упрощении, намекали на то, что он так и не смог окончательно выбраться из мутных развалов pulp-литературы, из кучи всего этого дешевого мусора, он только улыбался: «Ну да, я, наверное, как все, похож на кучу мусора, что же тут сделаешь? Зато у меня этот мусор горит ярко!»
39
В 1962 году с Реем Брэдбери встретились сотрудники будущей, только еще готовящейся Всемирной Нью-Йоркской выставки; для возведения Американского павильона им требовался опытный консультант.
«Поможете нам?»
Брэдбери согласился.
Он помнил Всемирную выставку, проходившую когда-то в Чикаго.
«Я тогда будто оказался в чудесном городе будущего, — вспоминал он. — Краски, формы, объемы, все меня тогда восхищало. Долго после этого я строил за нашим домом уродливые, но такие прекрасные дворцы из старых картонных коробок. И до слез страдал, узнав, что все строения удивительной Чикагской выставки будут снесены. Какая глупость, думал я, это же все равно что сносить будущее!»
А в октябре 1939 года Рей Брэдбери побывал еще и на Нью-Йоркской выставке.
И снова он увидел необыкновенные, поистине замечательные конструкции, снова почувствовал ровное дыхание вечно загадочного и в то же время такого реального и близкого будущего. Оно действительно всегда рядом. Оно действительно подступает с каждой проносящейся мимо секундой. Архитектура — первые заметные ростки будущего. Дома, в которых мы будем жить завтра, — это не просто укрытие от непогоды. Они могут быть и спасающими, и охраняющими, и способными накормить, напоить, дать отдых, приютить, но могут стать и опасными, как в рассказе «Вельд» или как в повести «451° по Фаренгейту».
40
Для создателей будущей выставки Брэдбери оказался находкой.
Он сразу понял, как можно устроить Американский павильон — будущее.
Движущаяся круглая платформа понесет зрителей между огромными киноэкранами, на которые будут одновременно проектироваться фильмы и исторические, и географические, и фантастические — по рассказам самого Брэдбери.
И все это — под звучание невидимого симфонического оркестра.
Архитектура надолго стала новым настоящим увлечением Рея Брэдбери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});