Читать интересную книгу Изувер - Валерий Барабашов

Она затрясла опущенной головой:

— Не знаю… не знаю! Я с ума сейчас сойду, Паша! Хватит!

Он помолчал, слушал всхлипывания женщины, гладил ее голое плечо.

— Ладно, Марин, все. Прости. Я и сам не ожидал, что так разговорюсь. Накатило что-то. Зря, наверное. Теперь и ты будешь мучиться. Я думал, ты поймешь меня…

— Может, тебе уехать, Паша. А? — Она подняла к нему мокрое от слез лицо. — Я тебе денег дам… Поезжай! Куда-нибудь в Сибирь, на Дальний Восток… Россия же большая!

— Ладно… ладно… — меланхолично повторял он. — Куда от себя уедешь? Все же со мной останется. Да и без тебя я уже не могу. Поживу хоть сколько с тобой… Хочешь, я завтра при матери предложение тебе сделаю? Хочешь?

Марина молчала, шмыгала носом, и Койот правильно понял ее молчание. Встал, взялся за одежду.

— Ладно, пошел я. Светает уже. Транспорт еще не ходит, но ничего, я пешком. Прогуляюсь.

Постоял у двери, глухо сказал: «Прощай, Маринка. Спасибо тебе за ласку. Всегда буду помнить… пока жив».

Она не ответила. И не пошла его провожать.

А Койот вышел на улицу, постоял у подъезда, вдыхая свежий утренний воздух. Потом не спеша, с наслаждением закурил, не спеша пошел прочь со двора.

Оглянулся. Окинул тоскливым взглядом дом, где оставалась его женщина, ее ребенок и мать.

Пробормотал выплывшие откуда-то в памяти стихи:

Жди меня, и я вернусь,Только очень жди…

Усмехнулся: кто его, Павла Волкова, убийцу, будет ждать столько лет, если оставят в живых?

Кому он нужен?

Бросил сигарету, зло затоптал ее и быстрым шагом двинулся домой. Отец с мачехой, покладистой, понимающей его, Павла, — это все, что у него осталось…

Этим же утром Марина с матерью и Ксюшей уехала из Придонска в деревню. Вернулась в город, когда вся эта история печально завершилась.

Ей дали об этом знать.

Глава 30

ДОБРОВОЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ ОБЛЕГЧИТ ТВОЮ УЧАСТЬ

Не сразу, не в один день Мосол и Колорадский Жук приняли это трудное решение — сдаться властям добровольно. Но — приняли.

Перед посадкой долго и классно оттягивались.

Практически целый месяц. Хорошо знали, что вольница кончилась, что за убийство придется отвечать по закону, что сидеть не один год.

Особого снисхождения к себе не ждали, но все же рассчитывали, что явка с повинной смягчит наказание, закон это предусматривает.

Они долго думали, кому именно сознаться в содеянном. И дружно пришли к выводу — Эмме Александровне Крайко, идти надо к ней. Их, шпанят, она помнит, конечно, еще по работе в Левобережной прокуратуре, возможно, что и теперь в курсе их дел — оперы доложили. Кашалот был на виду, все, кто его окружал, разумеется, тоже. Только ленивый и равнодушный опер района не знал их фамилий и кличек, не говоря уже о бывшем начальнике утро капитане Мерзлякове.

Да, спился мужик после того, как его погнали из ментовки, затосковал. Нигде не работает, когда трезвый — гоняет на своей тачке по городу, занимается извозом. При случайных встречах старается делать вид, что не знаком с ними, подручными Кашалота, не их поля ягода. Чует свой конец. Скоро всем им придется отвечать перед судом, скоро уже зазвенят браслеты на руках…

Колорадский Жук и Мосол хотели позвать с собой на добровольную явку и Серегу Рылова, но Рыло, почуяв опасность, рванул куда-то в теплые края, на Кубань, где жили у него дальние родственники: надо было попытаться раствориться в народе.

Пусть пытается. Побегает, может, на месяц больше, чем они. Но, как известно, раньше сядешь — раньше выйдешь!

Они явились к Эмме Александровне прямо на работу, в прокуратуру. Уже экипированные для посадки в СИЗО, помытые-побритые, соответственно одетые и с продуктами на первые двое суток. Тюрьма и ее порядки знакомы, за каждым — ходка, так что не в новинку будет и эта, очередная, и «столыпинские» вагоны, и нары, и окрики «вертухаев», и оскал собачьих морд…

Уже с порога кабинета Мосол заявил:

— Мы с повинной, Эмма Александровна. Зачтется?

— Конечно, ребята, — спокойно сказала она. — И чего же вы натворили в этот раз?.. Садитесь, рассказывайте. Разговор у нас, наверное, долгий будет?

— Как спрашивать станете.

— Подробно. Я человек, вы знаете, дотошный, любознательный, обо всем вас расспрашивать буду.

— Ну… мы вообще-то мало знаем. Больше про себя. О других не спрашивайте, Эмма Александровна. Суками не были и не собираемся. Западло!

— Ну-ну, не надо горячиться. Давайте о вас поговорим, я согласна Под протокол, конечно, как полагается. Или вы просто посоветоваться пришли?

— Я же сказал, с повинной, — нахмурился Мосол.

— Но вы все же послушайте сначала, Эмма Александровна, — заискивающе попросил Колорадский Жук, наивно рассчитывая, что начало их разговора может что-нибудь изменить в будущих решениях суда. — А потом уже и решайте, чего писать, а чего не писать. Лишняя писанина кому нужна?

— Резонно, — скупо улыбнулась Крайко. — Итак?

Мосол и Колорадский Жук переглянулись, будто робкие купальщики, пробующие воду — боязливо и с опаской: не холодно ли? не глубоко?

И все же надо было плыть к противоположному берегу. Назад пути отрезаны.

Мосол решительно начал:

— Вы, наверно, слышали про Кушнарева, Эмма Александровна?

— Слышала, да. Пропал без вести. Находится в розыске.

— Это мы его замочили, Эмма Александровна.

Рыбок он в нашем водохранилище кормит. Второй месяц.

Мосол остановился, смотрел на Крайко — как прореагирует на его сообщение следователь прокуратуры?

Эмма Александровна прореагировала нормально: в обморок не упала, за сердце не схватилась, глаза круглыми не стали. И квадратными тоже. Она спокойно, как врач выслушивает своих пациентов, кивала. Подумала: «Ну, слава Богу, на одну сволочь в Придонске стало меньше». Вслух, разумеется, этого не сказала.

Подняла трубку телефона, набрала номер Костенкина, произнесла ровно:

— Валентин, зайди. Возьми бланки протоколов, ручку, писать будешь. Ты же знаешь, я не люблю.

И засмеялась, когда Костенкин ответил: «Руку уже сводит от этой писанины, Эмма Александровна. Скоро, видно, на инвалидность перейду».

Минут через пять он явился — с двумя шариковыми ручками и бланками. Глянул вскользь на Мосола и Колорадского Жука, сказал: «Здравствуйте, господа».

«Господа» промолчали.

— Давние мои знакомые явились, Валентин, — представила их Крайко. Между прочим, с повинной. Я всей душой этот факт приветствую.

И должна сообщить, что следствие все равно на вас, ребята, уже вышло. Оперативники мне ваши имена уже называли… А что вы о Перегонцеве можете сказать, кстати? Пока вот Валентин Сергеевич не начал писать.

— О Мотыле, что ли? — уточнил Мосол.

— Да, о нем. Зачем он в СИЗО полез? Кто его надоумил?

Бандиты поскучнели.

— Это надо у Кашалота спрашивать, Эмма Александровна, — буркнул Колорадский Жук.

— Ну, Кашалот теперь ничего не скажет…

Ладно, сейчас поговорим, подпишете протокол, а потом поедем, посмотрим, где вы его упрятали…

Постановление на задержание выписывай, Валентин, — не меняя интонаций, распорядилась Крайко. — Оперативников вызови. Машину надо заказать часа на… два. Да, после обеда. Глянем, где Борис Григорьевич Кушнарев упокоился, царство ему небесное.

Дальнейший разговор-допрос шел в кабинете обыденно. И опытные преступники, и опытные следователи вели себя сдержанно, эмоций особых не проявляли. Мосол и Колорадский Жук обращались к Эмме Александровне на «вы», а она запросто «тыкала» всем троим мужчинам, и все трое относились к этому как к вполне законному положению вещей. Да так оно и было: с ними говорила седовласая, пожившая женщина, годящаяся по возрасту всем троим в матери, и к тому же — докавевоем деле, мастер, признанный авторитет. И справедливый человек. Мосол и Колорадский Жук знали, что с Эммой Александровной надо говорить без дураков, не хитрить и не юлить, и только в этом случае можно рассчитывать на ее помощь. Крайко, если пообещает, сделает. Она человек слова.

Но как все же тяжело рассказывать о своих похождениях! И максимально правдиво отвечать на вопросы следователей.

Велик соблазн что-то недоговорить, свалить вину на другого.

Рассказывать же Мосолу и Колорадскому Жуку предстояло много.

Через день, когда с помощью водолазов из водохранилища было извлечено тело Кушнарева, в Придонске были задержаны несколько человек.

Мерзляков, два бывших его оперативника из Заводского РОВД, которые выколачивали в свое время «признания» из Перегонцева — Мотыля, шофер Кашалота, два его телохранителя. Предупреждены о невыезде из города продавцы киосксв фирмы «Братан и K°», секретарша, а также мать Кушнарева.

Следственная бригада областной прокуратуры под руководством Крайко начала масштабное и скрупулезное следствие по делу Б. Г. Кушнарева, убитого в апреле текущего года.