колодцы обслуживали люди?
— Автоматика, — ответил невысокий. — Лестницы там есть, но туда судя по всему не лазили с самого момента пуска в эксплуатацию. Хотя я ничего не слышал, чтобы кто-то погибал здесь. Скорее всего очередное суеверие. У системщиков свои табу. Будем допрашивать, узнаем больше.
Рихтер вспомнил, что ему почудилось в пустоте какое-то колыхание, пульсация света. В последний момент, когда дрон летел к черной поверхности. Но он знал, что это преломлялся свет или пылинки. Или игра воображения.
— Енот, придержи-ка свою метлу, — с раздражением произнес офицер из «Бенито Хуареса». — Товарищам это знать не надо, голова может заболеть. Максим Рихтер, значит? — он повернулся к Максу, — Так же известный, как Максим Браун или el Cazador. — О тебе говорили уже сегодня. Там двое — толстый и тонкий — из ваших, которые приехали с тобой из Канкуна, бойню устроили. Мы их взяли с собой, потому что они хорошо себя зарекомендовали. А они выбрали удачный момент и напали на нас. Перебили девятерых.
— Куски вонючего говна! Это эти колумбийцы-чистильщики! Я подозревал, что им нельзя верить! — с дикой злобой выкрикнул Диего.
Но все взгляды почему-то устремились на Рихтера.
— А я не подозревал, — честно сказал тот. — Они производили впечатление хороших парней. И они нас спасли.
— Тут в командном центре охраны эти «хорошие ребята» завалили половину наших и уничтожили почти все терминалы, — продолжал Маркес.
— Может, они сбрендили?
В любом случае Максим не опасался проблем. Ортега и Сильвио за эту двоицу поручились, а ему просто было сказано следить за боевым духом отряда и дисциплиной. Никто не возлагал на него функции контрразведчика. А потом их вообще перевели.
Но до чего же гнилой и подлый мир… Он вдруг вспомнил про взрыв штаба в Канкуне… Там тоже могла быть крыса. Неужели нельзя верить даже тем, кто прикрывал тебе спину, кого считаешь в доску своим?
— Ну ты и наивняк, паря, — похоже, «Маркес» понял его мысли и похлопал по плечу бронированной рукавицей, — Расслабься. Убитых не воротишь. А эти падлы — не психи, а двойные агенты, как по учебнику. И явно непростые. «Спящие». Явно не из простых. А в бою они… я такого не видал, а опыт у меня богатый. Им бы хорошо вскрытие сделать. У этих козлов скорость была, они аж расплывались, — маленькая автономная пушка, словно попугай на плече у лейтенанта, держала Максима на прицеле. — Костюмы им выдали самые лучшие. Надо еще раскопать, кто на базе или в штабе постарался… А наша броня вдруг забарахлила. Представь картинку? Мы стреляем с упреждением, мажем, а они носятся по стенам и по потолку как долбанные супергерои. И косят нас как траву. Вдвоем. Мы их чудом завалили. И то потому, что я перед боем без спросу себе поставил эту хрень на плечо, которая автономно наводится и поворачивается на 360 градусов за долю секунды. А Енот удачно врубил систему пожаротушения, когда предатели на потолке находились. Порошок их скорее ошарашил, чем замедлил, но нам хватило этих секунд.
— Я даже не знаю, как мне это в башку пришло, — не очень уверенно ответил высокий и худощавый боец с нелепым позывным «Енот». — Просто вижу, что сейчас шандец всем, и залез в настройки… нажал первое попавшееся. А их реагентом залило. Инстинкты рулят!
Командир штурмового отряда «Бенито Хуарес» лейтенант Маркес, — несмотря на испанскую фамилию, внешность имел европейскую, даже славянскую. И выговор у него был примерно как у Гаврилы. Наблюдательный Рихтер отличал его от южнорусского, который был у Ивана. Да и в столицах РГ говорили чуть по-другому. Это он и без модуля помнил. А лейтенант говорил на таком русском, как в учебнике. Разве что идиомы были странные. Может, так говорят где-нибудь на Дальнем Востоке?
«У тебя не получится карьеры, ты слишком много думаешь», — вспомнил Рихтер своего первого командира.
— Если что, я из Хабаровска, — подтвердил догадку тот, кто назвался Маркесом. — А по-простому меня кличут Николаем. Или дядей Колей. А ты просто отбитый отморозок, фриц. От старости кони точно не двинешь.
В его голосе звучало уважение. Хотя лексикон у него был очень странный.
Пока они разговаривали, бойцы обеих отрядов контролировали весь зал, развернувшись в круг. В этом им помогали дроны.
Все было тихо. Ни движения, ни звука, ни скачков температуры или энергии. Ничего.
— Енот, дай мне файл, — сказал по-русски тот, кто назвался Николаем.
— Скидываю.
— Не надо! Да блин, я имею в виду пластиковую херню, которую вы в диспетчерской нашли. Не файлик, а мультифору, так ясно?
— Щас дам, — боец в бронекостюме потянулся к своей разгрузке и достал свернутый в трубочку лист из мягкого пластика с почерневшими краями, внутри которого угадывался белый лист А4. — Они тут до фига всего на бумаге хранили. На бу-ма-ге! Еле потушить успел.
Он протянул этот четырехугольный кармашек с перфорацией по краю своему командиру, и тот с пару секунд изучал его.
Рихтер терпеливо ожидал. Что ему еще оставалось делать?
А вот это было удивительно. Зачем в таком высокотехнологичном месте вообще пользоваться бумагой? Это же не сельсовет в Индии и не эфиопская армия. Он знал только одну причину, кроме ретроградности, чтобы использовать такие допотопные физические носители. Секретность. Цифровой карантин.
Рихтер уже хотел задать вопрос, но в этот момент лейтенант заговорил сам, глядя прямо на него:
— Мы вас не ждали. Мне сказали, что какая-то группа проникла через крышу, но… — продолжал «Маркес» и вдруг осекся, лицо его стало жестким, как и тон, — Погоди, какого хрена я перед вами отчитываюсь? Уши развесил от шока, расклеился. Короче! Отконвоируйте пленного на базу, старшина Браун, Рихтер или как тебя там! Без задержек. Ясно?
Видно было, что «ягуаров» изо всех сил хотят спровадить отсюда.
На мгновение Максим почувствовал, что к горлу подступает тошнота, а ноги чуть подкашиваются, но, к счастью костюм сам поддержал его.
Тем не менее, от внимания его собеседника это не ускользнуло.
— Все в порядке? — спросил тот.
Внимательный попался спецназовец.
— Ничего. Легкое ранение и контузия. Все, мы пошли! Рауль, на тебе пленный!
— Буду следить, как за овцой из общинного стада, — Рауль уже успел надеть на Майкла Баннермана пластиковые наручники.
На мгновение Максиму показалось, что рука его не слушается. Он почувствовал онемение, которое распространялось сверху вниз. Но ничего не сказал. Еще не хватало, чтоб комиссовали и отправили в тыл. Поставить крест на себе из-за того, что мышцу свело судорогой? Да еще после тяжелого полета, нервотрепки и мясорубки боя и прямого попадания? Надо показаться врачу, но только