Читать интересную книгу Маленький большой человек - Томас Бриджер

Это был великий момент, и в него, выйдя из черноты ночи, ступила Солнечный Свет. Я скорее почувствовал, чем увидел ее.

— Не можешь уснуть? — спросил я, решив, что она вышла из палатки.

— Я была в лесу, — ответила жена, взяла мои руки и положила на них крохотный сверток.

От него исходило тепло. Пока я отдавал должное ее сестрам, Солнечный Свет ушла в лес и там, на снегу, подарила миру еще одну жизнь.

— Твой новый сын, — сказала она. — Он будет великим вождем. Ты слышал, как громко он кричал?

Разумеется, я ничего не слышал. Я даже не знал, что она покинула палатку.

— Надеюсь, наши враги далеко, — заметила она. — У твоего сына могучие легкие.

Все это не нарушило волшебства той ночи, а, скорее, дополнило его. Я прижал к себе маленькое существо, Солнечный Свет ласково положила мне на плечо руку, и тут… Пылающий золотой шар вспорол черный горизонт и медленно поплыл ввысь, играя самыми фантастическими тонами, от желто-оранжевых, изумрудно-зеленых и голубоватых до красно-багровых, словно окно в крыше мира, готовое превратиться в гигантскую радугу, по которой уходят великие вожди и бесстрашные воины в Другую Жизнь. Поднявшись достаточно высоко, шар сбросил с себя жемчужное покрывало и ослепительно вспыхнул белым светом.

— Вот имя нашему сыну, — сказала моя жена, — Утренняя Звезда.

Я отдал ей ребенка, и она вернулась в палатку, чтобы покормить его.

Случилось так, что еще один человек, смотревший в то утро на восход солнца с вершины холмов, окружавших долину Уошито, получил новое имя. Он воспринял столь яркое явление небесного светила как знамение, предрекающее ему стать в свои двадцать три года генералом. Наверное, он был прав, поскольку через несколько мгновений ему предстояло послать войска вниз, навстречу своей величайшей победе. Долго еще после этого индейские следопыты племени кроу называли его Сыном Утренней Звезды. Настоящим же его именем было Джордж Армстронг Кастер.

Глава 18. АМУЛЕТ ДЛИННОВОЛОСОГО

Вскоре начало светать. Я все еще пребывал под влиянием своих недавних переживаний и даже всерьез подумывал спуститься к реке, разбить лед и принять холодную ванну. Рядом со мной забеспокоилась моя лошадь в ожидании утреннего водопоя. Вы можете не верить, но она взглянула на меня своими большими ясными глазами и сказала: «Отец, отведи меня к воде».

Разумеется, она выразила это не словами, но все равно сказала. Затем после минутного раздумья добавила: «Нам предстоит большая битва».

Не верите? Ваше дело. Я был там, а вы нет.

— Ты думаешь так, — ответил ей я, — потому что слышишь хруст ломающегося снежного наста по всей долине. Но это идут к реке твои братья и сестры. Разве не так?

«Нет», — сказала она, тряхнув головой и выпустив в морозный воздух облачко пара.

— Ладно, пошли к воде, — сказал я и ласково потрепал ее по шее.

Я вскочил на свою лошадку верхом, и мы поехали вперед, к белой ленте реки. Ярдов через сорок, проезжая луг, на котором ночевал наш основной табун, я услышал сзади отдаленный звук выстрела. Помешало мне обернуться лишь то, что впереди, у заснеженного подножия ближайшего холма, я увидел огромное количество лошадей, вытянувшихся в линию и скачущих галопом. Однако утренний воздух обманчив, и в нем, особенно на расстоянии, легко можно принять человека за лошадь, а лошадь за бизона. Поэтому, решив, что это пауни, соблазнившиеся на наш табун, я поскакал назад, за ружьем, но тут услышал звуки труб, флейт и барабанов и подумал, что схожу с ума. До моего напряженного слуха долетела ирландская мелодия под названием «Гарри Оуэн», которую я слышал как-то в форте Ливенуорт на воскресном концерте. Снова грянули выстрелы, и моя лошадь, раненная в шею, взвилась на дыбы, сбросив меня на снег. «Я же предупреждала тебя!» — прочел я в ее огромных, искаженных болью глазах. Лишившись седока, она помчалась вперед, но вторая пуля перебила ей переднюю ногу в колене, и бедное животное рухнуло вниз и покатилось по белой земле, оставляя за собой длинный красный след.

Линия атакующих палила теперь по всему, что видела. В трех футах от снежного наста воздух словно затвердел от лавины летящего свинца. Весь перепачканный лошадиной кровью, я вскочил и, пригибаясь, умудрился добраться до своего типи целым и невредимым. Должно быть, я что-то кричал на бегу, но музыка била в перепонки, и я не слышал сам себя. Даже треск карабинов, казалось, вторил этой дикой в своей неуместности мелодии.

Когда до палатки оставалось уже несколько шагов, из нее выскочила Желтая Медведица, одна из сестер Солнечного Света, и бросила мне мое ружье. Я поймал его на лету и в тот же момент увидел, как на ее лбу появилось черное пятнышко, словно большая муха, севшая меж бровей. Она рухнула на снег, как срезанный стебель маиса. Пули продолжали дырявить шкуры палатки. Ворвавшись внутрь, я едва не упал, споткнувшись о мертвую Вунхай, чье тело я обнимал лишь несколько часов назад. Теперь же ее грудь была буквально изорвана свинцом.

Солнечный Свет сидела, прижимая к себе Утреннюю Звезду.

— Вниз! — заорал я. — Ложись на землю!

Она свернулась на полу, защищая собой ребенка, а я накрыл их бизоньей шкурой и хотел сделать то же самое с Кукурузным Початком, ее третьей сестрой, но ни ее с детьми, ни Лягушонка в палатке не оказалось.

Когда я снова выглянул наружу, голубые мундиры были уже на краю нашего лагеря. Чтобы не угодить под их пули, я разрезал ножом шкуры с тыльной стороны палатки и выскользнул из него. Индейцы повсюду выскакивали из своих жилищ, пытаясь открыть ответный огонь, в основном из луков, но мишени быстро передвигались, да и была опасность попасть в своих.

Кавалеристы скакали уже между палаток. Музыка сводила меня с ума. Я лег на снег и заполз за ближайшее дерево Стрелять я не мог. И вовсе не из деликатности, поскольку с радостью уничтожил бы всех этих синезадых скотов, убивших двух из моих четырех женщин. В подобные моменты слово «враг» приобретает особый смысл, в котором нет уже места приязни или сомнениям.

Но у меня не было патронов. В типи я держал ружье незаряженным, опасаясь, как бы до него не добрались дети, а от патронташа, оставшегося под телом Желтой Медведицы, меня отделяло пятьдесят ярдов несущейся во весь опор кавалерии.

Некоторым шайенам удалось спуститься к реке, и теперь они использовали ее высокий берег в качестве фортификационного сооружения, прикрывая отход женщин и детей. Мне показалось, что я заметил среди бегущих Кукурузный Початок с малышами, но густой пороховой дым скрыл их из виду. Недалеко от меня под кавалеристом ранили лошадь, и она упала вместе с седоком. Я глаз не мог оторвать от седельной сумки, в которой солдаты обычно хранят боеприпасы, но, прежде чем мне удалось доползти до них, животное заржало от боли и страха, с трудом встало на ноги и умчалось прочь. Солдат пострадал гораздо больше. Его левая нога изогнулась под неестественным углом, и он стонал, пытаясь приподняться на руках. Это был совсем молодой парень, почти мальчик, с пушком первых усов на верхней губе. Наши глаза встретились, и я прочел в его взгляде целую гамму чувств, начиная от ужаса и изумления, кончая мольбой о помощи. В следующее мгновение его череп раскололся, как скорлупа лесного ореха Шайен, разбивший ему голову боевой дубинкой, схватил карабин, пояс с патронами и, издав победный клич, бросился к реке. Пуля настигла его на самом краю обрывистого берега, он застыл на мгновение, медленно повернулся вокруг своей оси и упал вниз, в ледяную кашу, окрасив ее своей кровью.