Неизбежность эта их обрадовала. Они нуждались в твердой руке, которая иногда направляла бы их жизнь по столь же твердому и правильному руслу.
В Понтал-де-Арейа все уже знали, что Ракел скоро будут судить. Услышав эту весть, Тоньу потерял и сон и покой. Как же так? Это же не Ракел, а Рут, и она не может иметь ничего общего со всей этой грязью! Для начала он отправился к Флориану.
— Я думаю пойти к сеньору судье и сказать, что произошла ошибка, — стал излагать Тоньу свой план защиты Рут. — Пусть он знает, что Ракел утонула, тогда дело кончится само собой.
Тоньу с тревогой ждал ответа. Флориану тяжело вздохнул.
— Я и сам ночей не сплю, все думаю, — жалобно сказал он. — Но боюсь, что так мы сделаем бедняжке еще хуже. Боюсь, что так ее будут судить не за одно, а за два преступления. И если в убийстве она уж точно не виновата, и это, наверное, можно как-то доказать, то во втором виновата точно. Ты понимаешь меня?
Тоньу кивнул.
После этого разговора Тоньу целый день бродил по берегу, пытаясь найти хоть какое-то решение, Какой-то выход. Добрел он до высокой скалы, где внизу бурно пенились волны, разбиваясь об острые камни. Сюда зазвал его ночью призрак ненавистной Ракел, которая теперь собиралась погубить и свою сестру как бы подменив добрую Рут собой. Здесь когда-то погиб его отец. И Тоньу стал просить отца помочь бедняжке Рут, защитить ее от злого призрака.
За спиной Тоньу раздались шаги. Он резко обернулся. Позади стоял Маруджу.
У Маруджу было еще сквернее на душе, чем у Тоньу. Рыбаки сторонились его, чуждались. Но ведь он и сам ненавидел Донату и не хотел иметь с ним никакого дела. Влачил он нищенское, голодное существование изгоя и мечтал отомстить Донату, которого винил во всех своих бедах.
Заполучив пленку, Маруджу почувствовал себя обладателем сокровища, вершителем судеб. Несколько дней он наслаждался ощущением своего тайного всевластия и с превосходством посматривал на Донату, который, как ему казалось, был целиком и полностью в его руках. Но это только казалось. Когда он наконец решился и отправился с пленкой к комиссару Родригу, тот далее не взглянул на нее. Это дело совершенно его не интересовало. Он не хотел ворошить прошлое. Родригу просто-напросто отослал Маруджу, чем крайне обидел калеку.
Теперь Маруджу решил показать пленку Тоньу. Для Тоньу, который кадр за кадром увидел гибель своего отца, это стало еще более тяжким потрясением, чем известие о суде над Рут. Теперь он своими глазами увидел, как погиб его отец. Видел Донату, который толкнул отца, видел, как тот сорвался со скалы — той самой скалы, где он, Тоньу, сейчас стоял, — как падал вниз, а потом видел уже только буруны и белое кипение волн вокруг черных острых камней…
— Я думаю, что Донату убил и Вандерлея, — высказал свое давнее предположение Тоньу. — Ему не впервой.
— Давай съездим к адвокату, который приезжал к нам сюда и всех расспрашивал. Ему, наверное, это тоже будет интересно, — предложил Маруджу.
Тоньу кивнул:
— Давай!
Это и было то спасительное для Рут решение, о котором он молился, прося помощи у своего отца. Огсц послал ему помощь, напомнив и о своей неотмщенной гибели.
Жалвао был известным адвокатом, и наши путешественники без труда нашли офис, где он консультировал.
В отличие от комиссара Родригу, Жалвао внимательно выслушал своих необычных посетителей. Он не посмеялся над предполагаемой ими версией убийства и охотно принял предложенное вещественное доказательство — пленку.
— Не сомневайтесь в моей добросовестности, — подбодрил он их, — я постараюсь разобраться во всем как можно тщательнее и непременно сообщу вам результат.
Маруджу и Тоньу, выйдя на улицу, переглянулись. Похоже, что на этот раз им повезло, и слабая улыбка осветила их измученные небритые лица. Первая улыбка за много дней.
Накануне суда Жалвао навестил Рут и Маркуса. хотелось подготовить свою клиентку к предстоящему испытанию. Он не мог скрыть от них, что бой предстоит весьма серьезный.
— Не давайте себя запугать, госпожа Ракел, — говорил адвокат. — Обвинение настроено очень агрессивно. Но вы не сомневайтесь в успехе. Я уверен в вашей невиновности, несмотря на подписанное вами признание.
Рут кивнула, но на душе у нее не было покоя.
И вот наступил день суда. Зал был набит битком. Еще бы! Убийство на почве ревности! Приехали многие и из Понтал-де-Арейа. Ракел там не любили и хотели посмотреть, как будет вести себя на суде эта «бесстыжая».
Рут сидела на скамье подсудимых, стараясь сохранять внешнее спокойствие, но внутри у нее все было напряжено. Нет, она не подозревала, на какое тяжкое испытание обрекает себя, когда взяла вину за убийство. Если бы это было нужно для спасения Маркуса, она поступила бы и сейчас точно так же, и у нее достало бы сил все вынести. Но сейчас, когда все это стало бессмысленной глупостью, ей было трудно…
Рут взглянула на судью, потом на обвинителя, потом на его помощника, и сердце у нее бешено заколотилось. Ей стало нечем дышать, во рту пересохло. Помощником обвинителя был Сесар! Сесар, встречи с которым она долгое время избегала, которого после причиненного ей горя не видела вот уже несколько лет, но который совсем недавно вдруг ворвался к ней в дом и чуть было не задушил, обвиняя в исчезновении брата, которого она и в глаза-то никогда не видела! Словом, этот безумец, по непонятной ей причине, был теперь ее обвинителем. Какая несправедливость! Какая вопиющая несправедливость!
Волнуясь, тревожась, переживая, Рут совершенно забыла, что она сейчас Ракел и что прошлое бедняжки Рут не имеет к ней никакого отношения… Зато непосредственное отношение к ней имеет прошлое ее сестры.
— Вы были в любовной связи с убитым? — услышала она вопрос, и ничего не ответила.
Да и что она могла ответить? Она была в шоке. Впрочем, вопрос относился вовсе не к ней. Сейчас шел допрос свидетелей, судья допрашивал Вилму, красотку рыбачку, которая работала теперь в баре у Алемона и совсем недавно вышла замуж за Сервилио.
Вилма отрицала, но Жалвао так искусно строил допрос, что в конце концов она призналась:
— Да, любовь у нас с ним была.
— И вы его ревновали? — продолжал опрашивать Жалвао.
— А кто же его не ревновал? — усмехнулась Вилма. — Вон и она ревновала, — мотнула она головой в сторону Рут — Ракел. — Недаром всадила и него чуть ли не всю обойму.
— Ну а вы?
— Я? Я только бутылкой по башке огрела, чтоб не больно-то задавался, а то спать он со мной спал, а потом всякие гадости говорил.
Вилма была даже горда своим признанием: пусть все знают, что она за себя умеет постоять.