Я не стал уточнять, что Сюртуков скорее выжил, чем помер, чего не скажешь о следящей за ним аппаратуре. Насчет того, что повышенная чувствительность Василия являлась для немезидцев загадкой, Григорий беспробудно врал, но в остальном очередная версия произошедших событий казалась мне наиболее убедительной. Впрочем, прозвучала она из уст врага и относиться к ней следовало все же с подозрением.
– Что значит – Сюртукова нашего? – удивленно спросила Ира.
– Так ведь он один из «подмен», – ответил Григорий. – Им перед отправкой на Землю всем в головы приборы вшивали. Чтобы не возникла у мальчиков идея предать родную планету. Особого воздействия контуры на них не оказывали, так, слегка корректировали поведение да видение мира немного подстраивали – как изображение в телевизоре, ну и в крайнем случае помогали…
– Убивали? – уточнил я.
– Как тебе сказать? – Агент пожал плечами. – Шарахнуть током, чтобы мозги задымились, – им бы энергии не хватило.
– Что же тогда?
– Центр какой-то у человека в мозге есть. Его в случае опасности приборчик начинает стимулировать, и некоторые из желез принимаются вырабатывать гормоны в непотребных количествах… Они-то подопечных и губят. Красота, одним словом. Никаких ампул в воротник зашивать не приходится, а главное – терзаться сомнениями, хватит у него духу яд проглотить или нет? Сюртуков, например, вообще о родине ничего не помнил – сбой программы в его контуре был в свое время, – однако на этот раз все случилось как положено.
Я молча кивнул. Слова подполковника вполне соответствовали картине гормонального криза, который случился у Василия перед самым удалением принимающего контура из его черепа.
– А еще над какими странностями вы размышляли? – спросил я.
– Над теорией равновесия, – ответил шпион. – «Дикие» говорят, что есть такое дело между планетами и нарушать его никак нельзя…
– Кто такие «дикие»? – заинтересовался Паша.
– А, – Григорий махнул рукой, – вроде Гринписа вашего. Баламуты. Все скандалят да акции протеста устраивают.
В голосе агента мне послышалась неуверенность. Словно он пытался убедить в никчемности «диких» не только нас, но и самого себя. Взяв этот факт на заметку, я подтолкнул пленника, и мы побрели вдоль реки, выискивая место, подходящее для подъема наверх.
Внезапно Павел остановился и напряженно прислушался к сообщению по рации.
– Не понял, – сказал он, прижимая динамик к уху поплотнее. – Гаврилов, повтори…
Ответа не последовало, и полковник вновь скомандовал «к бою».
С этой минуты началось именно то, о чем нас предупреждал Григорий.
Над обрывом послышался шорох, еле слышно хлопнули несколько выстрелов, и к нашим ногам один за другим скатились два предмета. Первый был небольшим, круглым и вымазанным чем-то красным. Он подпрыгнул на кочке и упал в воду, в метре от берега. Пока один из офицеров вынимал это из реки, по склону медленно съехало тело незнакомого парня в черной одежде и маске. Экипирован он был точно так же, как те, кого мы с Красавчиком атаковали в Матрениной избушке. Признаков жизни солдат не подавал.
– Дояркин, – констатировал спецназовец, который вынимал из воды первый предмет.
Я обернулся и похолодел. Воин держал в руках отделенную от тела голову одного из наших ребят. За моей спиной раздался тихий стон. Ира пошатнулась, но ее поддержал Кузьменко.
Паша неприлично выругался и приказал бойцам разойтись двумя группами вниз и вверх по течению, а затем, построив из собственных рук и плеч акробатические пирамиды, выбраться наверх. На месте остались только я, он, стажеры и Григорий. Офицер, выудивший отрубленную голову, в нерешительности постоял на месте, потом осторожно положил останки товарища на землю и обратился к Павлу:
– Товарищ полковник, вы приказ насчет этого типа отменяете?
Паша мельком взглянул на побледневшего шпиона и мрачно ответил:
– Сам приведу в исполнение, иди…
Воин снова бросил ошалевший взгляд на голову Дояркина и побежал следом за второй группой.
– Это «дикие»! – выдавил из себя Григорий. – Теперь вам точно – крышка!
Стрельба на берегу продолжалась, но теперь работал только один автомат.
– А я думал, что это ваш спецназ, – указывая на мертвого солдата в маске, сказал я.
– Наш, – согласился шпион, – но такие зверства творят только «дикие»…
Паша в этот момент принял пару сообщений от командиров групп и что-то пробормотал в ответ.
– Если что – уходите на другой берег, – сказал он, оборачиваясь ко мне и моим сотрудникам. – Сейчас начнется…
Как бы в подтверждение его слов, сверху свалились сразу трое. Одного я узнал, это был Гаврилов. Лицо его было в крови, но горящие глаза свидетельствовали о том, что воин жив. Он пытался сменить в автомате магазин, но левая рука висела плетью вдоль тела, а выполнить процедуру одной правой у него никак не получалось. Алексей первым бросился к раненому и помог ему усесться на землю.
– Заряди, – хрипло потребовал спецназовец, протягивая ему «машинку».
Кузьменко сменил магазин и упер приклад в плечо, выискивая цель над краем обрыва. Гаврилов против смены владельца оружия не возражал. Он вынул из кобуры пистолет и развернулся спиной к реке.
– Кто атакует? – спросил Паша.
– Сначала были вот эти, – офицер указал на труп солдата, свалившийся нам под ноги еще в первый раз, – потом – те…
Он кивнул в сторону двух тел, съехавших по скользкой глине одновременно с ним. «Те» оказались гораздо более примечательными типами, нежели полностью экипированный вражеский воин. Во-первых, они были практически раздеты. На Немезиде было значительно теплее, чем на Земле, но погода все равно не располагала к прогулкам в одних трусах. Во-вторых, почти всю свободную от волос поверхность их кожи покрывали красочные татуировки. А в-третьих, один из агрессоров оказался женщиной. Я присел над телом погибшей и осторожно перевернул ее на спину. Женщина выглядела совсем юной. Ее лицо не выражало ровным счетом ничего, словно этой «амазонке» было совершенно наплевать на то, что она умирает. Правую руку девушка прижимала к животу, и между пальцами, расписанными восточными узорами, все еще сочилась кровь.
– Они голыми руками воюют? – спросил Паша, наклоняясь над вторым «диким»
– Холодным оружием в основном, – пояснил Григорий. – Выронили, наверное…
Я внимательно осмотрел склон и заметил какой-то вмятый в грязь предмет. С трудом вскарабкавшись на пару метров вверх, я распластался в грязи и подтянул предмет кончиками пальцев. В результате еще одного отчаянного усилия мне удалось схватил вещицу покрепче, и я съехал на животе обратно к кромке воды. Чтобы смыть глину, я окунул находку в реку и вынул ее обратно. Теперь предмет был вполне узнаваем. Им оказался отличный боевой арбалет с пятью металлическими стрелами в хитроумном магазине. Оружие было взведено, и я из любопытства нащупал предохранитель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});