– Как этот? – кивнул я на поверженного Богдана. – Да хоть двенадцать миллионов!
– Ты что же, ослеп? – спросил Шейнин. – Не видишь, какая она? Или опять дурака валяешь?
– Дураков, – поправил я. – Ну, какая?
– Безупречная. Словно киборг.
Вот как, выходит, не одному мне она кажется совершенной?
– А пару веков назад окрестил бы ее ведьмой? Умеешь ярлыки наклеивать!..
– Ты хоть приглядывался к ее коже? Ведь мы не первый день за ней следим, у нас есть записи.
– И что?
– Ни родинки, ни лишнего волоска.
– И что? – повторил я. – Подумаешь! Я тоже вывел у себя лишнее.
Хотя фактик вынуждал задуматься – не все же такие чокнутые, как я. Но киборг? Я рассмеялся: надо быть слепым, чтобы не видеть, насколько она живая. Да рядом с ней все – мертвецы!..
– А ее волосы? – вопросил Шейнин. – Знаешь, сколько их должно быть, чтобы образовалась такая грива?
– На тебя не угодишь. То волос недобор, то слишком много.
– А голос? Такой диапазон бывает у единиц.
– Так ведь бывает же?
– И всё – в одной?
Глаза Шейнина разгорались, против воли он втягивался в спор, уже забыв, что лишь тянет время. «Азартный, Парамоша!..» Вообще я мог прибавить к перечню многое – взять хотя бы ее последний прыжок. Но его тон вызывал у меня неприятие независимо от смысла.
– Не пойму, – сказал я. – Ты что, завидуешь? Ну, не твоя «Маша» – так все равно же «хороша»!
– Собственно, дело даже не в ней… То есть не только.
– А в чем еще?
– Раз ты следил за ними, должен был заметить странности в их оснастке.
– Например?
– У них есть защитные поля. Совершенно непроницаемые.
– Так уж и совершенно!..
– А если есть защита, наверняка припасено оружие. Представляешь, каким оно должно быть?
– И чего же девочка не бластнула по вам из своей пушки?
– Этим она выдала бы себя. Без крайней нужды чужаки не носят с собой улик.
– Лучше сказать «чужие» – aliens. Вызывает ассоциации.
Слишком щедро делился Шейнин сведениями – это начинало тревожить. Такими откровенными бывают с друзьями… либо с кандидатами в покойники. Дружба у нас явно не клеилась. И что остается?
– Как ни называй, смысл один: чудища. А мы с тобой пока что люди.
– Это как посмотреть, – возразил я. – А чудища – что же… Вдруг среди них затесался очарованный принц?
– Может, и лягушек подряд лобызаешь? – съязвил он. – Или у тебя иная ориентация?
– Зоологическая?
– Половая. Раз тебя больше волнуют принцы, чем царевны.
– Был бы человек хороший, – сказал я. – А договориться можно всегда.
– Человек?
– Если можно договориться, значит человек, – вывернул я. – А тут и внешнее подобие – да какое!.. Но ведь красота не повод для агрессии?
Наверняка Шейнин не верил ни одному моему слову, приговорив еще до суда. Бессмысленно урезонивать дураков или мерзавцев: первые и сами убедят себя в чем угодно, а вторых не заботит ничего, кроме выгоды.
– Хорошо, – уступил я. – Допустим, они пришельцы. Но кто доказал, что враждебны? Вон коммунары верят совсем в иных.
– Мы для них – грязь, – с нерушимой уверенностью сказал Шейнин. – С какой стати они будут церемониться?
– А почему лишь для них? Мы вправду грязь, если так любим наносить превентивные удары. Вот ты на их месте что бы сделал? Устроил тут образцовую плантацию, разве нет? Почему-то в другой роли тебя не вижу. Ты ведь в душе расист, мой милый. Так пожинай плоды!
Пока мы препирались, Аркадий шажок за шажком сдвигался ко мне – как он полагал, незаметно. Затем вдруг ринулся, для надежности целя в лицо – похоже, шприцом. А что послужило ему сигналом, я не понял.
Прежний рефлекс заставил бы меня отскочить, что весьма глупо и редко спасает. Теперь же я скользнул вбок и закрутился вокруг оси, вынудив Аркадия пролететь мимо. Да еще прибавил ему скорости, саданув по затылку. Если бы ударил ниже, вполне мог бы убить, а так оглушил очкарика, точно быка на бойне. По крайней мере, у них хватило ума не затевать стрельбу.
– Ну как же без фокусов! – сказал я Шейнину. – И кому от этого лучше? Или хочешь говорить без свидетелей?
– О чем нам говорить? Ясно же: ты на их стороне.
– На своей, родной, на своей. Не можешь без баррикад? Или без них не могут, кто идет за тобой? Дурак ты или подлец – скажи честно.
Он вдруг осклабился, довольный неясно чем. Спросил:
– Третьего не дано?
– Тебе же плевать на пришельцев, – пальнул я наудачу. – Ты преследуешь иную цель. И какую?
– Да ты провидец – экое неудобство!
– Ответ неверный.
– Хочешь знать мою цель? Ведь она для узкого круга. Согласен в него вступить?
– Щас! – фыркнул я. – Мечта всей жизни.
– Ты же еще не знаешь ставок. Тут идет такая игра!..
– Богатство, да? Власть?
Кажется, Шейнин верно оценил мои интонации.
– То и другое – средства, – сказал он. – А смысл в ином.
– Смысл жизни?
Я хмыкнул: занятный поворот – главное, к месту. Затем мне вдруг стало зябко, несмотря на жару. Я ощутил в этом человеке свойство, которое встречал крайне редко и которое многие пытаются восполнить, карабкаясь к вершине, – силу. Настоящую силу, способность повелевать. Вообще я не склонен подчиняться, но мой Зверь ощетинился – уж он понимал, как опасны такие типы. Интересно, это я заглянул в Шейнина глубже или тот сам решил раскрыться? И зачем, собственно: прочит меня в подручные? На фиг, на фиг!..
Но продолжать Шейнин не стал – тем более, взгляд Богдана уже обрел осмысленность. Покряхтывая от боли, громила пытался взгромоздиться на ноги. Да и очкарика я отключил на секунды, пожалев его слабую голову. Без лишних сантиментов Шейнин помог обоим подняться и увел со двора, придерживая за вороты. Наконец я остался один, всеми брошенный. Ну, тарелочники-то ладно, а вот Ника… н-да.
Не без труда, с пятой попытки, я допрыгнул до верха проклятой стены, зацепившись краями пальцев. Конечно, мои латы весят меньше рыцарских, однако не настолько, чтобы оправдать такое отставание от девушки, – уж она сиганула сюда играючи. Можно было бы списать на стрессовый всплеск, но как раз стрессом тут не пахло, судя по ее безмятежному лицу. Ну да, красота – залог здоровья!.. Мне бы его в таком количестве. И здоровья, и красоты.
Подрегулировав очки, я увидел следы Ники, едва отметившиеся на вершине и затем проступившие в добрых семи метрах от забора – а ведь она была босиком. Девушка слетела отсюда, даже не коснувшись земли руками, не кувыркнувшись, и сразу продолжила бег. Но устремилась почему-то не к подворотне, выводившей на оживленную улицу, а к подъезду ближнего дома. Странный зигзаг… Хотя что тут не странно?
Я не стал испытывать такой полет на себе, вполне представляя, чем грозит столкновение с асфальтом. Без лишнего форсу соскользнул по стене и поспешил к подъезду, надеясь обнаружить в нем хоть какие-то ответы. След уводил по пыльной лестнице на самый верх, утыкаясь в разбитое окно, откуда открывался прекрасный вид на двор, где я объяснялся с тарелочниками. И если у Ники с собой «слухач»… Впрочем, не удивлюсь, если она и так слышала беседу в подробностях, – ведь девушка незаурядна во всем.