ли я подумать, что вот так все выйдет?
Что в одну минуту все развеется, как дым.
Ошибки быть не может, я сам сегодня видел:
Ты шла с другим, ты шла с другим.
Так вот какая ты, а я дарил цветы,
А я с ума сходил от этой красоты.
Так вот какая ты, надежды и мечты,
Ты подарила, и разбила ты.
Лишь вчера была ты всех на свете ближе,
Лишь вчера я верил, что тобою я любим.
Но лишь глаза прикрою, я вижу, снова вижу,
Как ты с другим идешь, с другим…[3]
В этот раз даже дольше хлопали. Слегка поклонившись, я вернул гитару хозяину, парнишке лет четырнадцати. Дубовая гитара, наверное, наша сборка… Спустился со сцены, вопросительно посмотрев на заведующего клуба. Это был мужчина, а женщина, что сидела в кабинете председателя колхоза, была его замом по музыкальной части.
– Берем.
Только это я и услышал от куратора музыкального коллектива. Заведующий клубом лишь вальяжно кивнул, потом спросил:
– Еще песни есть?
– Сотни.
– Хорошо.
Тут меня забрал председатель колхоза, он собирался меня оформить и где-то устроить жить. Сначала мы на его «козлике» доехали до правления колхоза, и там меня вписали в рабочую смену на полставки в качестве автоэлектрика. Выписали трудовую книжку, обещали через полгода разряд дать. Покинув отдел кадров, я спросил у Агафона Семеновича:
– Надеюсь, у вас есть веселые молодые симпатичные вдовушки со своим домом, в который ну просто требуется мужчина-постоялец?
– Ох ты какой? – усмехнулся он. – Вдовушки, к сожалению, у нас есть, даже такие, как ты говоришь, только не про тебя они. Здоровьем слаб.
– Ночь не выдержу? – гордо подбоченился я.
– Нет. Оглоблю не сдюжишь. Есть у меня тут одна вдовушка, несчастная девочка, двадцать три года, а уже вдовая. Муж ее шофером у нас был, машина сломалась, он полез, на склоне дело было, не подставил упоры, и вот насмерть задавила она его. Алесей зовут, кухарка она. Может, видел у нас в столовой?
– Это та темненькая? В платке головном? – сразу заинтересовался я.
– Она. Никого к себе не подпускает, уже двух парней покалечила палкой да оглоблей.
– Боевая девочка. Давайте к ней, – сказал я, пылая энтузиазмом.
– Я тебя в наше общежитие хотел поселить, целую комнату на одного выделить, а не койко-место.
– Нет, мне домик по нраву, а уж если там хозяюшка есть, так тем более.
– Ну-ну. Сам прибежишь завтра же. Сейчас отвезут тебя в столовую, на работе она должна быть, ужин готовят, представлю, как нового постояльца. Надеюсь, не прогонит сразу. Да, директор школы звонила, завтра утром тебя ждут, будут проверять знания. По ним скажут, в каком классе будешь учиться. У нас от милиции участковый инспектор на все село, капитан Данилов, он все решит насчет тебя. Кому оформит в семью.
– А что, по-другому никак?
– Год ждать.
– Это да.
Мы доехали до столовой, где председатель завел меня в зал и, кликнув стряпуху, сказал ей:
– Знакомься, Алексей Жуков. Поэт, музыкант, мастер-ремонтник и автослесарь. Он у нас на полставки в совхозе теперь работает. Алексей, эта наша лучшая работница, передовик. Алеся Баринова.
– Рад познакомиться, – сказал я.
– Вот, Алеся, хочу подселить к тебе жильца. Очень надеюсь, не откажешь.
– Пусть живет, – мельком без интереса глянув на меня, ответила та.
– Тогда нужно заселить Алексея. Есть, кого оставить?
– Да, девчата на кухне.
Мы на том же «козлике» поехали до хаты Алеси, именно через «А», на окраине она жила. Вполне справное хозяйство, живность есть. Я следом за хозяйкой, изучая стройную фигурку, прошел во двор, дал понюхать руку собаке, пес сидел на цепи, и отправился к крыльцу. Председатель уже уехал.
– Не боишься пса? – спросила она, покосившись на меня.
– Нет. Они меня любят.
– Хорошо. В хате три комнаты. В одной я живу, тут кухня, а вторую ты займешь.
– Отлично, – ответил я, изучая небольшую светлую комнату, в которой одну стену подпирал округлый бок печки, все в белых тонах, пол покрыт коричневой краской.
Множество вышивок, видимо, хозяйка увлекается. Кровать сетчатая, но никелированная, с постельным бельем. Хозяйка, поглядывая на меня из-под длинных ресниц, наблюдала, как я обустраиваюсь. Достал приемник, поставил на столе, вытянул антенну и пока бросил шнур питания на пол. Вещи разложил в сундуке, шкаф занят, сундук мне освободили. Ловко собрав ружье, я повесил его на стену над кровью и, обернувшись к хозяйке, сказал:
– Думаю, стоит пояснить наши обязанности в доме. Раз я тут живу, обязанности у меня должны быть. По хозяйству что делать, сама скажешь, а вот по вечерам до полуночи я уходить буду. Я как раз до вчера свободен, так что давай говори, что делать, не люблю лентяйничать. По утрам, с рассветом у меня тренировки, так что постараюсь не разбудить. Сами тренировки силовые, для тела. Не музыка, не волнуйся.
– Я в пять утра встаю.
– Значит, будешь и меня будить. Мне на тренировки нужно не меньше часа, плюс водные процедуры, потому как истекаю потом после них. Еще люблю ночную охоту, там и буду пропадать вечерами. Разделаю добычу сам, ты только скажи, куда укладывать ее. Вся добыча тебе, что хочешь то и делай, хоть дари. Меня сам процесс привлекает.
– На ледник. Идем, покажу.
В этот раз у хозяюшки появился заметный интерес ко мне во взгляде. Жаль, не как к мужчине, а чисто по проценту полезности. Тут она мне показала, где ледник, да и вообще все подворье, указала на скотник, где три свиньи, и коровник, корову пока пастухи не пригнали с пастбища. Все надо вычистить, навоз в огород, в кучу. Тачку деревянную и лопату выдала.
– А не лучше раскидать по огороду? – не понял я. – Он же свежий? Урожай картошки снят, заново огород еще не вспахан.
– Можно так. Вспахать тоже нужно, – явно вспомнила та.
– Сделаю.
После этого поискала и выдала застиранный комбинезон, видимо, от мужа остался, для работы. Ушла, а я, переодевшись, ноги в галошах, тоже выдали, занялся чисткой, возил в огород и разбрасывал навоз. Успел с коровником закончить и сено раскидать, как корову привели. Завел ее в коровник и занялся свинарником. Тут и хозяюшка пришла, стала доить корову, а я, закончив с чисткой, отмыл тачку и лопату и спросил, где можно ополоснуться. Водоем в селе один, искусственный пруд на окраине. Есть речка, но она в трех километрах, купаться и рыбачить сельские мальчишки туда бегают. А для меня только банька. Ее