Читать интересную книгу Смеющийся волк - Цусима Юко

1947 г.

… В июле-августе число брошенных младенцев заметно прибавилось. В токийские полицейские участки брошенных малюток доставляют не меньше, чем по одному в день. Из полиции их передают в районные муниципалитеты, там регистрируют под каким-нибудь временным именем вроде Ханако Ситая и далее отправляют в отделение для младенцев больницы при Токийском городском центральном приюте в Итабаси. На сегодня, 23 августа, в приюте находится на воспитании сорок два младенца (12 мальчиков и 30 девочек), не знающих своих родителей. Это в основном малыши двух-пяти месяцев от роду. (Пропуск.)…По словам доктора г-жи Ясуно, все эти младенцы не достигают и 80 % положенного веса. Они очень ослаблены, сопротивляемость организма понижена. Смертность составляет до 50 %, так что в среднем каждые два дня умирает один младенец.

11. День последний

В тот день над нашими головами сияло лазурное небо. Бездонная синева. Чистейшая синева, напоённая светом. «Не этот ли цвет лежит в основе всего «синего»?» — думали мы, глядя, прищурившись, в поднебесье. В тот день слова «синее небо», казалось, приобрели для нас совершенно новое значение. Разве не так было? — до сих пор повторяю я про себя.

В тот день мы сели на поезд линии Иида. За окнами поезда всё было залито ослепительным сиянием июньского солнца — впервые за лето. Это была электричка, идущая со всеми остановками, так что пассажиры могли настежь открыть окна, не опасаясь копоти. Тёплый ветерок задувал в вагон. Тела наши, казалось, таяли и растекались, как мёд, в сладкой дремоте. Мы сели на станции отправления в Тацуно и могли занять места рядом. Впрочем, в дневном поезде всего из двух вагонов, останавливавшемся на каждой остановке, мест и так было предостаточно. Другие пассажиры в вагоне так же, как и мы, дремали, разморённые летним ветерком. Мы совсем расслабились и забыли про все опасения. Погрузившись, усталые и измученные, в вагон, мы откинулись на сиденьях и погрузились в сонное оцепенение. Какой маршрут на линии Иида мы выбрали, было не совсем понятно, но, наверное, поезд шёл из Маидзуру вдоль побережья Японского моря на восток и в окрестностях Наоэцу поворачивал в глубь Хонсю. Хотя точно сказать было трудно… В этом путешествии не нужно было, как в обычных поездках, заранее выверять все пункты назначения, планировать маршрут. С того времени, как мы покинули Токио, прошло дней шесть-семь. Нашей целью стало пересаживаться с поезда на поезд. Постепенно нам стало безразлично, куда направляется поезд и какие места мы проезжаем по дороге. Расположившись в поезде, мы, как нам казалось, тем самым выполняли какую-то особую обязанность. Никакого беспокойства я при этом не испытывала. С каждым днём усталость всё больше давала о себе знать. Порой уже трудно было даже глазами повести. Всё это время мы не спали на нормальной постели, не принимали ванну и не могли, разумеется, переодеться. Правда, не прошло ещё и десяти дней, так что всё это было не так уж страшно, но у меня, двенадцатилетней, не хватало силёнок, чтобы справиться с такими трудностями. Или духу не хватало…

Ну а что же семнадцатилетний Мицуо? Он явно был в неважной форме и проявлял по большому счёту не такую уж твёрдость характера. По сравнению с Мицуо я была куда бодрее, и сопротивляемость организма, похоже, у меня была выше. Может быть, я легче всё воспринимала, потому что была ещё совсем ребёнком и выживаемость у меня была, как у маленького зверька. Мицуо, в отличие от меня, с каждым днём слабел и явно был охвачен непреходящим чувством тревоги. Если ехать дальше по линии Иида, можно было приехать в Тёбаси. Куда ехать оттуда, Мицуо и сам понятия не имел. Он говорил мне наполовину в шутку, что хорошо было бы сойти где-нибудь по дороге и поселиться где-нибудь вдвоём. Я понимала, что разговор этот не всерьёз, но что-то задевало меня за живое. Я со смехом отвечала: «Ну что ж, так и сделаем! Можно попробовать. Конечно, наверняка мы сможем стать бродячими актёрами, только тогда бы лучше поселиться в каком-нибудь месте, где много туристов. Туристы будут нашими зрителями». Мицуо пробурчал, что тогда надо бы выйти на станции Ущелье Тэнрю. Мол, он когда-то слышал про катание на лодках по горной речке в Тэнрю. Место, вроде, было очень известное.

В Тацуно мы видели плакат туристической фирмы. Там говорилось, что поезд по линии Иида долго идёт вдоль реки Тэнрю на юг. Я ещё запомнила название горы Комагатакэ. Но на плакате говорилось только, что из окна вагона можно любоваться видами Центральных японских Альп.

— Там, у ущелье Тэнрю, наверное, полно обезьян, — поддела я Мицуо. — Можем поймать одну, обучить её всяким трюкам и с ней странствовать.

— Ничего из этого не получится! — резко возразил Мицуо с недовольным видом, будто хотел меня отругать. — К тому же я обезьян терпеть не могу.

После этого Мицуо надулся и замолчал. Я тоже прикусила язык. Видно, к нему вдруг вернулись все прежние тревоги и опасения насчёт ближайшего будущего. А всякие детские фантазии насчёт того, чтобы стать бродячими актёрами, сейчас казались ему досадной чепухой. Он хотел одного — чтобы мы тихонько жили где-нибудь вдвоём. Но здравый смысл подсказывал семнадцатилетнему Мицуо, что осуществить это желание практически невозможно. Как быть? От таких мыслей Мицуо становился мрачнее тучи, но я старалась не обращать внимания на его угрюмую тревогу, хотя он стал часто раздражаться по пустякам. Даже если представить себе, что мы поселимся где-нибудь в горах, сколько же мы сможем так прожить, пока нас не застукают? Даже трупы, брошенные в горах, рано или поздно находят — что-нибудь на них указывает. Япония страна маленькая, народу вокруг полно… И вообще, как мы сможем выжить в горах? Когда он в четырёхлетием возрасте жил с отцом на кладбище, они всё равно иногда выбирались в город, чтобы поесть. Ловить зверей и собирать плоды с деревьев? Вряд ли мы на таком рационе долго протянем. Может быть, лучше уж податься за границу? Но тут тоже шансы на успех очень невелики. Япония ведь островная страна. Тут у нас не получится ночью перебежать через швейцарскую границу, как делали евреи в Германии, спасаясь от Гитлера. И добраться к Ганди, уйти отсюда пешком, как Ганди, который шёл от Франции до Индии, или как шли те же Реми и Капи из книжки, тоже невозможно. Я только теперь всё это понимаю, а тогда мне было невдомёк.

Может быть, Мицуо, когда я отошла в туалет, стал читать газету. А там здоровенными буквами написано объявление, где говорится обо мне «Пропала без вести». Или что-нибудь вроде «Похищена девочка». Или ещё какие-нибудь такие штампы — и вынесены в большие заголовки. Потом, много позже мне показали эти объявления. Когда я впервые их увидела, то от неожиданности охнула и вздрогнула. Впервые меня охватило чувство страха — будто тяжеленная глыба навалилась на плечи. В то время пресса совершенно не следовала условной договорённости не афишировать преступления наподобие похищений во избежание их распространения. Конечно, страх, который я тогда испытывала, был страхом перед ледяными взорами тех «обезьяньих выродков», которыми кишел мир и от которых теперь должна была зависеть вся дальнейшая жизнь Мицуо. Их глаза буравили насквозь и меня. Может быть, Мицуо знал, что моя физиономия без особых примет уже пропечатана в газетах?..

В тот день небо прояснилось. От листвы и земли, пригретых солнцем, шёл влажный дух. Температура воздуха с утра стала подниматься, и к полудню стало так жарко, что все обливались потом. От наших немытых тел тоже попахивало. Всё тело с головы до ног ужасно чесалось. Терпеть бейсболку на голове было невмоготу, и я временами её снимала, чтобы яростно поскрести голову пятернёй, а потом нюхала собственные пальцы. Под ногтями скопилась чёрная грязь. Мне не было стыдно, потому что Мицуо был так же грязен, как и я. Наоборот, мне скорее казалось, что так будет безопаснее — если мы постепенно приобретём одинаковый запах.