Читать интересную книгу Орлы императрицы - Лев Полушкин

Первоначально фамильная усыпальница Орловых была устроена в церкви во имя Благоверного князя Владимира (или просто Владимирской церкви) в Семеновском — Отраде, «храмозданную» грамоту на строительство которой выдал московский архиепископ Платон в 1777 г. В начале 1780-х гг. строительство завершилось и первый упокоившийся из пяти братьев Орловых, Григорий, положен был в склепе «под вновь выстроенной церковью Святого Князя Владимира», первый этаж которой занимала зимняя, отапливаемая церковь Николая Чудотворца, в которой и устроена была усыпальница.

Неизвестно когда у графа Владимира возникла мысль о построении отдельной часовни для захоронения ближайших родственников, но сын его, Александр, умерший в 1788 г., положен был не в церковном склепе, а на острове одного из отрадненских прудов, и только позже перенесен в отдельно построенную фамильную усыпальницу.

Скончавшиеся после того братья Иван (в ноябре 1791 г.) и Федор (в мае 1796 г.) похоронены были рядом с Григорием в Никольской (нижний этаж Владимирской) церкви. Там же в начале следующего века (в новогодние дни 1808 г.) похоронили и Алексея.

К 1810 г. в Отраде, в сосновой роще, построен был еще один памятник архитектуры — фамильная усыпальница Орловых в виде ротонды с куполообразным верхом и колоннами у входа, в нижнем этаже которой находился склеп, куда вела спускавшаяся лестница.

В том же году из Московской консистории последовал указ о позволении перенести останки покойных братьев «во вновь сооруженный» склеп, после чего четверо покойных братьев совершили первое переселение (лишь Ивану суждено было сделать это в первый и последний раз). Сюда же перенесли останки Александра Владимировича Орлова, здесь же хоронили потом жену хозяина, Елизавету Ивановну, и их детей. Места для установки гробов обозначались возвышениями в виде невысоких постаментов из плит.

В 1812 г. перед вступлением армии Наполеона в Москву граф Владимир Григорьевич с обозом выехал в отдаленные свои владения, где оставался до окончательного изгнания французов из России.

В конце августа — начале сентября 1812 г. по пролегавшей вдоль Семеновского — Отрады дороге непрерывным потоком двигались обозы с фурами, груженными добром и скарбом, больными и всеми спасающимися от французов. Проезжавшие требовали и брали силой корм для скота, подводы, лошадей, разворовывали хлеб, уводили скотину.

Поддавшиеся общей панике крестьяне стали разбегаться из Семеновского, многие их семьи переселились «за большое озеро… где сарай для пригону господских лошадей». Совсем еще недавно здесь делали остановку для перегонявшихся с Битюга «ставок» Алексея Орлова. Некоторые из крепостных перестали слушаться бурмистров, затевали смуту.

Но в целом для орловских сел и деревень наполеоновское нашествие прошло относительно благополучно, здесь французы были отогнаны силами русского арьергарда, прикрывавшего отход армий Кутузова. Спасителем праха «екатерининских орлов» стал один из самых прославленных российских генералов Михаил Андреевич Милорадович (1771–1825).

Колеса кареты Наполеона уже стучали по русской земле, когда Милорадович получил приказ о формировании резервных войск, с которым он блестяще справился, приведя с собой к Бородину из-под Калуги 15 000 воинов.

Оставляя Москву и отступая в юго-западном от нее направлении, командующий арьергардом армии Кутузова Милорадович узнал, что на пути находится село Семеновское, в котором покоится прах скончавшегося пять лет назад героя Чесменской баталии. Генерал «заслонил его своими войсками и, отразив врага, не допустил расхитить (так в оригинале) сел ее (графини Орловой-Чесменской. — Л.П.) и попрать гроб знаменитого Орлова… дочь, благоговеющая к праху родителя, приняла в полной цене этот подвиг и, при лестном письме, прислала драгоценный меч герою», принадлежавший ее отцу. В «Письмах русского офицера» Ф. Глинки [13] приводится описание этого эпизода Отечественной войны словами статского советника Фукса: «Двора их императорских величеств фрейлина, графиня Анна Александровна (Алексеевна. — Л.П.) Орлова-Чесменская, прислала к генералу от инфантерии Михаилу Андреевичу Милорадовичу саблю, всемилостивейше пожалованную в бозе почивающею императрицею Екатериной… покойному родителю ее, графу Алексею Григорьевичу за истребление при Чесме турецкого флота… Сей меч, украшенный драгоценнейшими камнями, щедротами бессмертные монархини, есть бесценное знамение величия тогдашней славы России и неистлеваемый памятник в роде Орловых… Милорадович приемлет оный с глубочайшею, живейшею признательностию; но обещает ей извлечь оный токмо за пределами Отечества на поражение возмутителей спокойствия народов… и не прежде возложить на себя, доколе не соделается достойным подарка, полученного из рук россиянки, пламенеющей любовью к Отечеству и отцу».

В. Орлов-Давыдов не упоминает о даре семейной реликвии Милорадовичу. Он только сообщает, что отступавшие русские конные числом около 6000 «стояли в Хатуни, откуда пошли к Серпухову». Был ли это арьергард Милорадовича, не известно.

И все же, как пишет Орлов-Давыдов, Семеновское оказалось разворованным своими же, русскими, проезжими. Отсутствие в селе сена и хлеба не привлекло к Отраде внимания рыскавших несколькими днями позже (очевидно, уже при отступлении разбитой наполеоновской армии) по обе стороны от Серпуховской дороги голодных французов, иначе урон был бы куда более существенный. И уж, конечно, не пощадили бы они останков Алексея Орлова-Чесменского.

Славный защитник Отечества, герой Бородина, М. Милорадович через 13 лет был смертельно ранен пулей декабриста Каховского.

Крестьяне зарывали хлеб в землю, вина и вещи прятали в амбарах. Главная отрадненская контора выехала в Сарысво.

В Москве начавшийся после вступления французов пожар дошел к дому В. Орлова от Никитских ворот и уничтожил его почти полностью. Дворовые приспособили для житья кладовую с сохранившейся русской печыо.

Главным домам Алексея Орлова, оставшимся в наследство Анне, повезло: они стояли на отшибе, загороженные с одной стороны лесом, окружавшим Донской монастырь; основной огонь распространялся по Якиманке, берегом Москвы-реки и дошел только до Калужской площади. В доме Анны Алексеевны остановился генерал Лористон, проявивший благородство и порядочность: вокруг дома был выставлен караул, охранявший его от мародеров, чем и объясняется сохранность всего содержимого дворца.

После смерти в 1831 г. последнего из пяти братьев, Владимира, положенного в той же усыпальнице Отрады, его племянница Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, сразу подала прошения на имя государя, Новгородскому митрополиту и в Святейший Синод о желании перезахоронить в Юрьеве монастыре прах отца ее. Туда же хотела она «переселить» и двух его братьев, Григория и Федора, мотивируя просьбу необходимостью предать тела земле, следуя канонам православной церкви.

Синод просьбу одобрил, выразив несогласие с тем, «в каком положении прах Орловых находится сегодня», и в январе 1832 г. печальная санная процессия в сопровождении иконы Святого Алексия, покровителя графа Алексея Орлова, проделала путешествие длиною более 500 километров до Юрьева монастыря. Здесь останки трех братьев обрели новое временное упокоение под папертью неотапливаемой Георгиевской церкви. Графиня могла теперь творить молитвы и поклоняться праху отца своего ежедневно все свободное от богослужений время.

Места захоронений братьев обозначены были тремя мраморными плитами, всеченными в одну из стен, их украшали гербы князя Григория, графов Алексея и Федора. Икону Святителя Алексия с образом Пресвятой Богоматери в руках Анна распорядилась поставить над плитой отца.

Прошло 64 года. Уж не было в живых графини Анны, похороненной в том же Юрьевом монастыре, но не рядом с отцом, а по соседству с архимандритом Фотием, что было сделано по ее завещанию. Настал час нового переселения останков трех братьев, инициированного теперь уже правнуком Владимира Орлова, тогдашним хозяином Отрады, Анатолием Владимировичем Орловым-Давыдовым, получившим дозволение на обратное перезахоронение. Однако извлечение гробов из подпола Георгиевской церкви оказалось делом не простым.

Выяснилось, что после смерти графини Анны священнослужители не долго соблюдали ее завет: дверь в склеп Орловых замуровали, и таким образом усыпальница оказалась заложенной со всех сторон. Когда дверной проем разобрали, выяснилось, что через него протащить большие запаянные медные гробы невозможно (видимо, погружали их в еще недостроенный склеп сверху), из-за чего теперь пришлось ломать пол — потолок склепа.

Наконец гробы извлекли и на следующий день в церкви Всех Святых Юрьева монастыря была совершена Божественная литургия, а в Георгиевской церкви, над прахом Орловых, — лития, после чего гробы повезли на новгородский вокзал. Обряд перенесения был продуман. Шествие возглавляло духовенство Юрьева монастыря, за ним на орудийном лафете, запряженном шестеркой лошадей, следовал гроб с останками младшего из братьев, Федора, в сопровождении роты почетного караула, далее на таком же лафете, но в сопровождении флотского экипажа, везли останки Алексея. Между лафетами несли сохраненную икону Святителя Алексия.