Глава 35
Усни, если хочешь быть вдвоем
Наедине с собою…
© Группа «Пилот» — «Джаз»
Шайла бродила по лесу, стараясь не уходить слишком далеко от хижины. Волк Ансгара смылся, едва она отвлеклась на племянника. Пришлось оставить ребёнка в доме, а самой отправиться на поиски зверя. Не то чтобы Шайла была совестливой, но Мэд озвучил приказ нового командира — волк должен оставаться в хижине. Подвести человека, который спас ей жизнь, шинарка не могла. Да и дитё… Мальчишка постоянно спрашивал, где его мама, а Шайла понятия не имела, как объяснить, что среди живых её больше нет. Глотая слёзы, она старалась не вспоминать истерзанные тела родных, что видела пару часов назад. Найдёт волка, заманит его в дом, запрёт и бегом отсюда. В город… О, Боги! По дороге нельзя, в лесу могут быть кочевники, а по сугробам с ребёнком на руках далеко не уйти. Если останутся живы, Шайла будет растить племянника, как родного сына. Прав был Гар — нужно пробовать жить иначе. Прежняя Шайла умерла, и жалеть не надо — не было в ней ничего хорошего. Хотела наследства папкиного, сестру за пояс заткнуть пыталась, а теперь и их нет. Никого у неё теперь нет, кроме мальчишки с русыми кудрями, как у его матери, и фиолетовыми глазами, как у его деда.
— Ничего-ничего, всё хорошо будет… — бодрилась, вглядываясь вдаль.
Найти уже этого проклятого волка, спрятаться в хижине и молиться, чтобы кочевники прошли мимо, когда будут уходить из разорённой деревни. Домик стоял очень удачно, вокруг плотная стена из деревьев, стволы надёжно скрывали его от чужих глаз. Главное — огонь в очаге не разводить, так и Мэд сказал. Шинарка всхлипнула — надежд, что деревню пощадят, а её спаситель останется жив, почти не было. Разрыдаться ей не дал девичий крик — от испуга Шайла покрылась льдом изнутри. Звали ни то Макрена, ни то Макдена, а голос знакомый. Утопая в сугробах, шинарка поспешила к тропинке, но замерла, едва увидела, кто кричал. Дочь Аи с огромным животом, в лёгкой светлой рубашке странного кроя, на полусогнутых ногах еле-еле плелась по дороге в сторону деревни. О, предки… Богиня вернулась! Ещё вчера она была стройной, что веточка, а сегодня вон какое пузо — рожать пора! В Шайлу словно молния попала — да у девчонки Гара платье между ног мокрое, а пятно-то чуть красное.
— Эй! — Шайла кричала шёпотом. — Стой!
Увидев её, дочь Аи перепугалась, будто ей навстречу не девушка вышла — кочевники. На тонких побелевших пальчиках Богини закучерявилась чёрная дымка. Шинарка остановилась.
— Не подходить! — прохрипела дочь Аи.
Богиню стало жалко, даже бессердечный вздрогнет — беспомощная, с животом этим, не идёт — ползёт, а одёжка — разве что жарким летним днём надеть. Шайлу передёрнуло — она нацепила шубу на племянника, а сама осталась в шерстяном платье да жилетке, и то зябко. Беременную колотило от холода, губы синие, нос отморозила — белый. Шинарка нахмурилась, выдохнула и направилась к дочери Аи:
— Я помочь хочу.
— Ты помочь уже раз, — Богиня выпрямилась и задрожала ещё сильнее.
— Тогда я тебе помогать и не думала, — честно призналась. — Идём, тут ваша хижина рядом, туда надо.
— Нет! Я ходить в деревню!
— Не верещи, — зашипела Шайла, прижав пальчик к своим губам. — Нельзя в деревню, там кочевники. Бой будет, а тебе рожать вот-вот. Лучше своих попроси, — подняла голову к небу, — пусть помогут. Гар один с ними не справится, а Элман… Сволочь Элман, — вздохнула, подхватив Богиню под локоть.
— Гар… — словно в бреду выдала дочь Аи. — Пустить меня, — рыкнула и, застонав, поковыляла в сторону деревни.
Шайла осталась стоять, глядя в спину уползавшей Богини — иначе этот способ передвижения шинарка назвать не могла, улитка и та быстрее.
— Пусть идёт, возиться с ней ещё, — прошептала.
Закусив губу, девушка боролась с собственными чувствами: сестра такая же пузатая ходила, а когда ей пришло время рожать, рядом была только Шайла. В ту ночь повитуха захворала, встать не могла, а дитя не спрашивает, на свет появиться торопится. Пришлось самой роды принимать. Ох, и натерпелись они тогда с сестрицей, а когда Шайла взяла на руки мальчишку, даже о соперничестве на мгновение забыла: криком кричит, а пальчики на ручках такие махонькие… Почему-то эти пальчики впились Шайле в память — не выдернешь, и от одного воспоминания хотелось зарыдать. Сквозь пелену слёз Шайла ещё раз посмотрела на Богиню — ползёт. Вот ведь упрямая! Ради мужика ни себя, ни ребёнка не жалеет. Будто не понимает, глупая, что не дойдёт — в лесу околеет. Шинарка тряхнула головой, отгоняя страшные мысли, и, поджав губы, пошла за дочерью Аи.
— Слушать ничего не хочу, — развернула Богиню, а у той подкосились ноги. — Хочешь, проклинай, но помереть я тебе не дам, — закинула холодную руку девушки себе на плечо и повела к хижине.
Богиня больше не сопротивлялась, не разговаривала, и кучерявый туман с пальцев прибрала, скулила только от боли. Любой бы заскулил. Несчастная дочь Аи шла по сугробам почти босиком, раздетая, мокрая, беременная: чихнёт — родит.
В доме Шайла первым делом развела огонь в очаге, благо дровишек во дворе наколото впрок. Нельзя, конечно, а что делать?.. Девчонка рожает, племянник замёрз. В конце концов, если кочевники заявятся, Богиня тёмной дымке на пальцах правильное применение найдёт — Шайле очень хотелось в это верить.
Дом для такого случая, как роды, совершенно не подходил: дверь едва держалась на петлях, из щелей сквозняк, а уж нетопленым стоял, так всё перемёрзло. Ещё и с переездом хозяева всю утварь в деревню перевезли. Слава Богам, нашёлся старый котелок и кое-какие тряпки. Подвесив воду в посудине над огнём, Шайла схватилась за пустую бочку — в такой обычно хранят солёную рыбу. Маленькому племяннику незачем глядеть, как баба рожает. Шинарка оторвала со стены пушистую шкуру и постелила на дно бочонка.
— Тут посидишь, — помогла мальчишке забраться внутрь.