Читать интересную книгу Unknown - popovy

Он вздрагивает от моего прикосновения, но медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Я убираю руку, теперь мои пальцы красные и липкие.

— Мы должны идти, — говорю ему, мой голос пищит. — Пожалуйста?

Он мгновение смотрит на меня, пока, как будто бы, наконец, не узнает меня. Затем кивает и поворачивается, мчась прочь из бара, отпихивая стулья со своего пути.

— Я обо всем позабочусь, — говорит мне Тьерри, кладя руку на спину и подталкивая меня. — Просто забери его домой.

Я облизываю губы и бегу за Лакланом, догоняя его на улице. Он идёт так быстро, так торопится, что я вынуждена перейти на бег.

— Лаклан, Лаклан, поговори со мной, — умоляю я.

Он ничего не говорить, просто продолжает идти. Наконец я вижу такси, едущее в нашем направлении, и торможу его. Когда оно замедляется, я быстро снимаю кардиган с сумочки и вытираю кровь с его лица. Если он будет выглядеть слишком грязным, таксист может не взять нас.

Он позволяет мне сделать это, такой послушный, хотя и не смотрит на меня, он неверующе смотрит в пространство. Я понимаю, теперь мой кардиган в чьей-то крови, но, по крайней мере, Лаклан снова похож на человека. А не на того, кем он был в пабе. Я до этого много раз видела драки в баре, но такие - никогда.

То, что было там, это грубо и жестко. Чрезвычайно опасно.

Такси останавливается рядом, и я открываю дверь, толкая Лаклана внутрь, с облегчением видя, что он не сопротивляется. Водитель смотрит на нас в зеркало заднего вида, но я играю трезвую американку.

— Дом четыре, Норт Ист Секус Плейс, — быстро говорю я ему и, посмотрев на меня и Лаклана, он кивает.

— Ага, — говорит он. — Тяжёлая ночка?

— Можно сказать и так, — говорю я себе под нос.

— Добро пожаловать в Шотландию, девочка, — говорит он с натянутой улыбкой, и мы спускаемся по дороге.

Лаклан резко падает на мое плечо всем своим весом, но я все же оборачиваю руку вокруг него, крепко держа. Не уверена, пытаюсь ли я успокоить себя или его. Мы оба в шоке.

— Мне так жаль, — бормочет он, голос такой высокий, он практически плачет. — Мне так жаль, лапочка.

— Шшш, — тихо говорю я ему, сжимая плечо. — Все в порядке.

Он качает головой.

— Нет, я никогда не буду в порядке. — И после этого он не говорит ничего.

Когда мы добираемся до его квартиры, я расплачиваюсь с таксистом пачкой американских долларов, лежащих на дне сумочки, и помогаю Лаклану выбраться из машины. Он может стоять, но с трудом. Я прислоняю его к двери и шарю по карманам его джинс в поисках ключей. В другой день и другое время, я бы пошутила на тему того, что лапаю его, но сегодня не до шуток. Я не представляю, как мы в ближайшем будущем вообще будем о чём-то шутить.

Открываю дверь и тащу его вверх по лестнице. Мы оказываемся внутри квартиры, Лионель и Эмили выходят, чтобы поздороваться, нуждаясь в том, чтобы их выгуляли. Но, как только они видят Лаклана, становятся менее дружелюбными. Как если бы они не были уверены, что этот мужчина действительно их хозяин.

Я веду Лаклана прямо в кровать, на которую он сразу же падает. Поворачиваю его на бок и затем цепляю поводки к Эмили и Лионелю. Сейчас поздно, я не тружусь одевать намордник на Лионеля и быстро выгуливаю их вокруг парка.

Кажется, собаки расслабляются со мной, но я взвинчена. Не имею понятия, как буду спать сегодня после всего этого. Я хочу поговорить с кем-нибудь об этом, но боюсь. Лаклан такой закрытый, и было бы нечестно по отношению к нему рассказать кому-то еще, что он натворил, даже если это был бы кто-то типа Стефани, которой я рассказываю многое, кто не станет судить ни меня, ни его.

Я решаю умолчать об этом на данный момент и думаю, что может однажды смогу поговорить об этом с Тьерри. Они с Джоном не выглядели удивленными тем, что произошло. Может, избиение кого-то это нормально для шотландской культуры, понятия не имею, хотя тот факт, что нам с ним надо было удирать из паба из-за полиции, не вяжется с моей теорией.

Опять же, у меня здесь осталось не так много времени. Хотя сегодня мы и объявили нас парнем и девушкой, настоящей парой, и даже если я знаю, что каждый день влюбляюсь в него, я просто не уверена, куда мы движемся. Если я уеду, что будет тогда? Отношения на расстоянии? Это вообще работает?

А если я останусь, если это вообще возможно? Смогу ли я справиться с ним и всеми его демонами? Это единичный случай или начало чего-то большего? Он сказал, что его прошлое позади и мне необходимо верить в это, но я не могу делать вид, что он не может пасть жертвой своей тьмы. А если это лишь намёк на то, что будет, достаточно ли я сильна, чтобы пробиться к нему? Чтобы выжить? Подобное это слишком, для этих новых отношений.

Я вынуждена напомнить себе, что я, возможно, опережаю события. Этот вечер, каким бы пугающим и ужасным не было увидеть его в гневе, может быть просто случайностью, и у нас вместе может быть красивая история любви.

Все так запутано. Абсолютно все. И я запуталась. Почему все не может быть просто? Почему я не могу просто любить его, и почему он не может просто любить меня и почему любовь не может быть единственным, с чем нам надо справляться? Вместо этого, прошлое держится за него и у наших отношений есть срок годности.

Я люблю сломанного, раненного мужчину, который может разрушить нас обоих.

Понятия не имею, каким образом это все может закончиться хорошо.

Позже, той же ночью, я забираюсь в постель и делаю все, чтобы не открывать снова своё ожесточённое сердце. Я хочу вырвать его, хочу закрыть. Я напоминаю себе обо всем красивом и открытом.

Но затем он переворачивается, хватает меня за руку и крепко держит.

Так крепко.

Его глаза закрыты, и когда он говорит, я едва его слышу:

— Кайла, — хрипло говорит он. — Я люблю тебя.

И я начинаю рыдать.

А он опять засыпает.

Глава 22

ЛАКЛАН

Я сплю без сновидений. Ни кошмаров, ничего. В каком-то смысле так даже хуже, потому что, когда я просыпаюсь и медленно начинаю осознавать, где я и что произошло прошлым вечером - что ж, думаю кошмар был бы предпочтительней. По крайней мере, я бы знал, что он не реален.

А это реально.

Моя голова пульсирует с тошнотворной болью, во рту привкус гнили и кислоты, словно я могу попробовать на вкус своё собственное чертово сердце. Костяшки жжёт в тех местах, которые снова и снова били того мужика.

Я противен сам себе.

Это чувство ранит больше всего.

И я до ужаса боюсь открыть глаза.

Если я продолжу держать их закрытыми, мне не придётся встречаться лицом к лицу с чем-либо.

Но картинки резко взрываются в моем сознании, напоминая мне, что эта часть меня никогда не уходит. Что сделано, то сделано, и сделал я это на глазах женщины, которую люблю.

— Эй, — слышу я ее голос, и он звучит так ангельски, чистый и светлый, полная противоположность мне. — Эй, — говорит она снова, ее нежная рука на моей, слегка трясёт меня. — Я бы дала тебе поспать, но знаю, через час у тебя тренировка.

Черт.

Твою мать.

Тренировка.

Господи, я такой гребаный задрот.

Я медленно открываю глаза, свет вызывает мини взрывы глубоко у меня в голове. Я вижу Кайлу, заглядывающую мне в глаза. Ее глаза припухшие и она выглядит усталой. Все ещё прекрасной, но мне больно понимать, что, вероятно, именно я стал причиной беспокойной ночи, страха и печали.

Я облизываю губы и пытаюсь говорить, но не могу. Слова не выходят.

— Хей, — снова говорит она, нежно трогая мою скулу. Она смотрит на меня так, будто я до сих пор нравлюсь ей. Не знаю, как такое возможно. Она, наконец, увидела, на что я похож. Я удивлен, что она вообще все ещё здесь,

Я пытаюсь прочистить горло,

— Прости, — квакую я, глядя на нее с мольбой, желая, чтоб она могла открыть мою грудь и увидеть, насколько я сожалею. Мое сердце ощущается отсыревшим, наполненным водой.

— Все нормально, я понимаю, — говорит она.

Я качаю головой, несмотря на то, что это движение заставляет мой мозг будто бы обрушиться внутрь.

— Ты не должна понимать. Этому нет оправданий. Я просто...мне жаль. Я не знаю, что произошло.

— Ну, ты был пьян, — говорит она.

Я закрываю глаза, потирая лоб. Проклятый стыд, будто наковальня в моей груди, и я не могу пошевелить ей. Мне и не следует.

— Я знаю, я был пьян, и мне, кажется, не следовало быть таким.

— Но этот парень вёл себя как мудак. Он сам напрашивался. Он хотел, чтоб ты его ударил.

— Я знаю. Знаю и я пытался этого не делать. — Я посылаю ей взгляд полный боли. — Но когда он обозвал тебя и я просто...я не мог спустить ему этого. Прости, но моя терпимость к расистским недоумкам ниже, чем терпимость к мужчинам, оскорбляющим мою женщину. Я был не в себе. — Я втягиваю воздух. — Я просто потерял долбаный контроль.

— Я знаю, — успокаивающе говорит она, но я не хочу, чтоб она меня успокаивала. Потому что это не нормально. Это никогда не нормально. Сейчас я не заслуживаю, чтоб меня успокаивали.