Вот вам и мужчина мечты.
— Марта, я правда никогда не был в тебя влюблен, — начал он быстро, боясь, что начнет копаться в себе, по своему обыкновению, и тогда сказать совсем ничего не сможет, — я вообще ни в кого не был влюблен. Никогда. Наверное, я как-то не так устроен. Не правильно как-то.
— Это мы уже слышали, — пробормотала Марта с раздражением, — ты не правильно устроен и поэтому всех подвел, особенно мамочку. Ожидалось, что гениев будет два — отец и сын, как мило, — а сын в гении не вышел. Ну а раз не гений, значит, вообще ни на что не годен!
— Марта, ты мне мешаешь.
— Тогда я лучше пойду, — объявила она и не двинулась с места.
Внезапно он забыл, о чем говорил. Марта смотрела с интересом.
— Ты остановился на том, что никогда меня не любил и любить не будешь, — подсказала она и моментально от этого расстроилась, — вообще-то ты можешь не продолжать. Сейчас ты мне предложишь некоторую часть себя и стабильный брак, чтобы ребенок не рос без отца. Я подумаю, Андрей. Ничего, что я не выражаю восторгов?
— Я не могу без тебя жить, — бухнул Данилов мрачно, — а ты несешь сама не знаешь что. Я… подозревал что-то в этом роде уже довольно давно. Ты — главное, что у меня есть. Единственное, что у меня есть, — поправился он, подумав. — Лида как-то сказала мне, что она вышла бы за меня замуж, а мне было все равно. Ну, замуж так замуж. Тогда я в первый раз подумал, что со мной будет, если не станет тебя. Если ты перестанешь приезжать, или звонить, или приставать ко мне со своими экзаменами или с Гариком Сукачевым. В последнее время это стало как-то особенно понятно. Я думал, что мне придется отбить тебя у Петрысика вместе с его ребенком, чтобы оставить тебя себе, или придушить Петрысика, что ли.
Он мельком глянул на Марту. У нее приоткрылся рот.
— Только я не знаю, как нужно отбивать женщин, и никогда и никого не смогу придушить. Это от того, что я малодушный, понимаешь?
Марта молчала, только смотрела на него.
— Конечно, я идиот, — неожиданно признался Данилов, — но я только сейчас понял, что в моей жизни никогда не было никакого шекспировского одиночества, потому что ты… была всегда. Почти всегда. Все хорошее, что я помню, так или иначе связано с тобой. Сейчас мне кажется, что мама так на меня сердилась именно потому, что по-настоящему мне не было никакого дела до ее… инсинуаций. Я всегда знал, что есть ты и ты — на моей стороне.
— Я на твоей стороне, — медленно подтвердила Марта.
— Конечно. — Он улыбнулся, в этом у него не было никаких сомнений. — Так что я не стану предлагать тебе часть себя, а стабильный брак, по-моему, отличная штука. Я просто все слишком затянул, как обычно. Тогда мне надо было жениться на тебе, а не на Нонне.
— Ты еще вполне можешь успеть на мне жениться, — пробормотала Марта.
— Да, — согласился Данилов, — я и хочу успеть. Конечно, я не знаю, смогу ли я быть хорошим отцом…
— Стоп, Данилов, — прервала Марта, — что ты опять заныл! Конечно, ты будешь хорошим отцом! Ты ведь не станешь делать из него великого живописца или второго Энрике Карузо!
— Нет, — испуганно сказал Данилов, — конечно, нет! И никому не дам.
— Даже мне? — уточнила Марта. Она наслаждалась ситуацией и тем, что Данилов стоит без штанов и печальным голосом рассказывает, что не может без нее жить — господи Иисусе, неужели правда?! — и тем, что они уже обсуждают будущее их ребенка, и тем, что все стало наконец на свои места, а она уж было решила совсем пропадать.
— Даже тебе. Тебе тем более. Ты не знаешь, что это такое, когда родители ждут, что ты станешь вторым Сергеем Рахманиновым, а ты не можешь. Не можешь, и все тут.
Примерившись, Марта поцеловала его в губы и заставила замолчать. Левой рукой он обнял ее покрепче и прижал к себе, к кое-как надетому свитеру, к голым ногам, к марлевой нашлепке на груди, и она радостно прижималась.
— Я тебя так сильно люблю, — пожаловалась она, когда он чуть отпустил ее, потому что ему стало больно, — просто ужасно.
— Ничего, — утешил Данилов, — я переживу. Только первую брачную ночь придется отложить.
— Если не на пятнадцать лет, то я согласна.
— Нет, — сказал Данилов, — не на пятнадцать лет. Все у меня как-то не правильно. Марта. Первую брачную ночь приходится откладывать, брюки я сам надеть не могу, и вообще романтики никакой.
— Шут с ней, с романтикой, — решила Марта. Глаза у нее блестели. — Сейчас я натяну на тебя штаны, и мы пойдем есть. Ты сказал мне правду, Данилов?
— Да.
— Ты на самом деле на мне женишься?
— Да.
— Не только затем, чтобы дать ребенку свое честное имя?
— Затем, что я без тебя не могу, — произнес Данилов недовольно, — ты это прекрасно знаешь.
— Мне требуются подтверждения.
— Ты получишь сколько угодно подтверждений, как только я смогу самостоятельно снимать и надевать штаны.
— Ого, — сказала Марта, — что-то у тебя и чувство юмора прорезалось. Это подозрительно.
Она застегнула на нем ремень и осторожно просунула правую руку в рукав свитера. Данилов морщился и пыхтел.
— Спать будешь в нем, — велела Марта, — снять мы его не сможем.
Сигарету ему она тоже зажгла сама.
— Теперь ты сиди и думай, а я буду тебя кормить.
Думать Данилову не хотелось. Раненая рука начинала потихоньку наливаться болью, и он знал, что, когда боль нальется до краев, он не сможет ни сидеть, ни лежать, и поэтому все тянул и тянул эти мгновения, почти без боли и почти без мыслей, и смотрел на Марту, и курил, и ждал еды, хотя есть ему не хотелось, но в ожидании была какая-то домашняя мирная прелесть, свидетельство того, что у него теперь — семья, Марта и малыш, маленький, лысый, мягкий мышонок, сидящий у нее внутри, и он станет любить его так, как ему всю жизнь хотелось, чтобы любили его самого, и никто не сможет ему помешать. Даже его «черный человек».
— А что ты писал в своем блокноте? — вдруг спросила Марта. — По-моему, ведь ничего особенного. Только какие-то фамилии.
— Я перечислял фамилии тех, кто мог быть замешан.
— Ну и что? Разве это так важно, что из-за этого можно убить человека?
— Он не собирался убивать, — сказал Данилов, — он хотел забрать блокнот, а Сашка попался ему под руку.
— Откуда он знал, что блокнот у тебя на работе?
Данилов пожал плечами.
— Не знаю.
— Откуда он вообще знал про блокнот?
— Не знаю.
— Может, у него подзорная труба и он за тобой в нее все время подсматривает?
— Не знаю.
— Да что такое! О чем ни спросишь, ничего не знаешь. Вот твое мясо. Подожди, я тебе сейчас его порежу.
— Спасибо, — сказал Данилов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});