Большинство из них были молодые, сильные воины, раскрашенные яркими красками, что придавало им весьма устрашающий и грозный облик. Жиль увидел Сагоевату все еще с убором из орлиных перьев на голове, но на этот раз на вожде был надет — конечно, из-за важности происходящей встречи — великолепный красный мундир английского офицера, и юноша подумал, что в этом наряде вождь имеет довольно странный вид. Наконец, он разглядел стоящего напротив Сагоеваты в позе бойцового петуха могучего человека с медной, но более светлой, чем у Сагоеваты, кожей, на чьем выбритом черепе красовалось нечто вроде серебряной диадемы. Свисавшая с головы длинная черная коса была утыкана разноцветными перьями, тяжелые серебряные украшения оттягивали мочки ушей и были вставлены даже в нос. Его глаза пылали, а с презрительно искривленных губ слетали гневные слова…
— Он говорит, что никогда еще урожай не был так обилен на полях Шохари, — шепнула Ситапаноки, — что наступил день отмщения и пора напомнить людям из долины, что ирокезы не позабыли своих братьев, убитых генералом Салливаном, и что они все еще здесь и хотят отомстить… Он хочет сжечь всю долину.
— А что говорит твой супруг?
— Он говорит, что плоды нашей матери-Земли должны быть почитаемы, что скоро придет зима, а с нею — голод, что, в конце концов, хорошо нападать на солдат, но ведь среди крестьян в Шохари мало воинов. Корнплэнтер же смотрит на это как на пустую болтовню: он любит лишь кровь и крики жертв. Ирокезы жестоки, но он худший из всех! Я слыхала, что в его жилах есть кровь белых людей, и именно в этом причина той лютой ненависти к людям твоего племени.
Спор у костра продолжался довольно долго:
Корнплэнтер, которого поддерживал Хиакин, призывал к огню и убийствам, а Сагоевата противопоставлял им все доводы, подсказываемые благоразумием. Затем голоса внезапно стали тише, и уже ничего нельзя было расслышать, пока, наконец, Сагоевата не произнес громким голосом несколько слов.
— Мой супруг желает поразмыслить сегодняшней ночью, — перевела Ситапаноки. — Корнплэнтер удалится в свой лагерь, а завтра придет за ответом… Но я боюсь, что он возьмет верх над моим мужем: кому приятно, когда его называют трусом. Я, однако, не понимаю настойчивости Корнплэнтера, никогда еще он не сражался вместе с Сагоеватой, и у него достаточно много воинов, чтобы захватить Шохари без участия наших…
Жиль вздрогнул: эти слова напомнили ему, что Вашингтон послал их, его и Тима, чтобы предостеречь вождя клана Волков. Если только Сагоевата поддастся на уговоры Корнплэнтера, хозяином в деревне снова станет Хиакин, как это было, когда их захватили в плен… Хиакин, который, похоже, был всецело на стороне Корнплэнтера, Хиакин, ненавидящий Ситапаноки.
Старая Немисса взяла молодую индианку за руку и повелительным жестом указала в сторону выхода.
Вскоре воины разошлись. Один только Сагоевата остался стоять у костра, задумчиво глядя на раскаленные угли.
— Я должна идти к моему супругу, — прошептала Ситапаноки. — Немисса останется с тобой, пока ее не сменит воин. Мне жаль… — прибавила она, чуть заметно улыбнувшись.
— Но не так, как мне! — проворчал Жиль. — Прошу тебя, скажи своему мужу, что я хочу с ним говорить сегодня же ночью. Он должен выслушать меня прежде, чем примет решение.
Огромные золотистые глаза женщины на мгновение задержались на помрачневшем лице юноши. Жиль понял, что, хотя ей и не ясен истинный смысл его слов, она встревожена. Тогда Жиль улыбнулся ей.
— Прошу тебя, Ситапаноки, скажи ему, что мне нужно увидеть его, это очень важно… для всех нас!..
Он не стал больше ничего объяснять, посчитав, что не стоит пугать ее своими мыслями и все возрастающими подозрениями: третья попытка похищения может и удаться, когда Корнплэнтер будет знать, что в лагере нет воинов и всем заправляет Хиакин…
Обо всем этом Жиль и рассказал сахему сенека, когда тот, уже без красного мундира, пришел в хижину, откуда тотчас же испарилась Немисса.
— Корнплэнтер хочет увести тебя с собой лишь для того, чтобы удалить от твоего лагеря, — смело объявил он. — Ты будешь рядом с ним, у него на глазах. Тогда он сможет отправить нескольких воинов в твою деревню, в которой останутся лишь женщины и старики, чтобы взять там то, чего он желает заполучить больше всего на свете.
Ты должен опасаться его, Сагоевата, потому что он завистлив и ненавидит тебя.
Невозмутимое лицо вождя сенека нисколько не отразило мыслей, бушевавших в его мозгу.
Правда, Жиль своим острым взглядом заметил, что кулаки индейца непроизвольно сжались…
Однако прекрасный низкий голос Сагоеваты ничуть не изменился, когда тот проговорил тихо, тоном почти небрежным:
— Так вот что тебе поручил сказать мне генерал Вашингтон? Разве для него важны собственность и честь его врагов? Я индеец, а он виргинский дворянин…
— Можно уважать врага, даже восхищаться им, когда вы оба равны по благородству. Генерал опечален тем, что ты и твои люди сражаетесь на стороне его противников, против него, а ведь он борется за свободу земли, на которой родились вы оба. Для меня, приехавшего сюда из страны, врагом коей издавна является Англия, трудно понять эту рознь между американцами, каков бы ни был цвет их кожи. Так почему же ты принял сторону англичан… и даже носишь их мундир?
— Красные Мундиры обращаются с нами как с союзниками, равными себе. Люди, которых называют колонистами, считают нас дикими зверьми! Однако, когда их предки переплыли большую воду, чтобы ступить на эту землю, они нашли в нас друзей, а не врагов. Они сказали, что покинули родину, попавшую в руки плохих людей, чтобы, приехав сюда, без помех исповедовать свою веру. Мы сжалились над ними, дали им все, что они хотели, и усадили среди нас. Мы дали им маис и мясо… взамен они дали нам яд… огненную воду, которая обжигает и превращает в скотов.
Когда ты вернешься к своим… если я дам тебе свободу… скажи своему генералу, что Сагоевата не нуждается в его советах, что он сам умеет беречься, а кроме того, он презирает те слащавые голоса, что исподтишка нашептывают ему в уши клевету, чтобы рассорить брата с братом.
— Значит, ты решился последовать за Корнплэнтером?
— Ты слышал: он мой брат…
— Это не правда! К тому же он не настоящий индеец. Знаешь ли ты, что он рожден от колониста? Знаешь ли ты, что его отец все еще живет в Форт-Плэйне, его зовут Джон О'Бэйл? Если ты не знаешь этого, то генерал знает, потому-то он и послал меня к тебе, чтобы сказать: «Великий Вождь, берегись человека, про которого ты думаешь, что он одной с тобой крови, а ведь он индеец лишь наполовину, берегись, потому что, хотя он и не имеет на это никаких прав, он мечтает главенствовать в Союзе Шести племен ирокезов.