встречались погрешности, которые кончались для них большими потерями. В этих случаях они нередко прибегали к помощи городских денег. Дом Медичи преимущественно вёл дела с Нидерландами; однажды Лоренцо взял сто тысяч флоринов из городской кассы для отсылки в Брюгге, чтобы спасти от банкротства банкирскую контору, учреждённую им в этом городе. Таким образом Медичи, вероятно, дошли бы до полного разорения, если бы общественные суммы не применялись в их пользу. Тем не менее у них всё ещё было много приверженцев среди членов знатных фамилий, которые поддерживали их, чтобы разделить с ними власть и влияние и распоряжаться бесконтрольно общественными доходами.
Подобно другим влиятельным фамилиям Флоренции, Медичи заботились об украшении своей приходской церкви Сан-Марко, стоявшей вблизи их дворца, и монастыря того же названия и присвоили себе протекториат над последним. Козимо основал здесь библиотеку; Лоренцо при этом преследовал научные и художественные цели; он окружил себя выдающимися учёными и художниками и щедро награждал их за труды различными почестями и подарками. Хотя большая часть старинных и знатных фамилий Флоренции относились враждебно к братьям Медичи, но простой народ боготворил их, так как пользовался их милостями и восхищался произведениями искусства, которые благодаря им были расставлены в различных местах города.
Джулиано Медичи не разделял правительственных взглядов своего брата, тем более что прирождённое высокомерие Лоренцо дошло до крайних пределов со времени его обручения с Кларой Орсини. Джулиано, более кроткий и скромный, часто делал замечания своему брату по поводу его честолюбия, жестокости и непомерной вспыльчивости. Но влияние семьи Орсини было несравненно сильнее, так что теперь все помыслы Лоренцо были устремлены на то, чтобы сделаться единственным властелином республики, хотя для достижения этой цели он должен был изгнать или подавить все другие знатные фамилии города.
Из них всего опаснее для Медичи было соперничество семьи Пацци. Они были из старинного дворянского рода гибеллинов и в прежние времена жили во вражде с Флорентийской республикой. Впоследствии они покинули свои укреплённые замки и переехали в город, где выстроили себе прекрасный дворец и пользовались различными льготами. Козимо Медичи, сознавая необходимость поддерживать связи со старинным дворянством, дозволил некоторым семьям вести торговые дела наравне с горожанами и отказаться от дворянства. К их числу принадлежали Пацци. Один из членов этой фамилии, а именно Андреа Пацци, основал банкирский дом, который в короткое время сделался одним из самых значительных и уважаемых в Италии. Таким образом, Пацци помимо знатного происхождения имели то преимущество перед братьями Медичи, что были искуснее их в торговых делах и не имели надобности посягать на общественные суммы.
Козимо Медичи старался всеми способами поддержать дружбу с семьёй Пацци и с этой целью выдал свою внучку Бианку за Гуильельмо Пацци. Пиетро Медичи в этом отношении следовал примеру своего отца. Лоренцо держался противоположного принципа и своим союзом с одним из римских родов не только отступил от традиций знатных флорентийских фамилий, но намеревался окончательно отстранить от дел представителей семьи Пацци. Он относился снисходительно к мужу своей сестры, так как считал его человеком неопасным, но зато всеми силами преследовал его старших братьев, Джованни и Франческо, особенно последнего, и, наконец, вынудил его покинуть Флоренцию. Франческо Пацци водворился в Риме и завёл самостоятельную торговлю; в то же время папа Сикст IV поручил ему заведование своими денежными делами, которые до этого находились в руках Медичи. Главная причина такой перемены заключалась в том, что обручение Лоренцо вызвало сильное неудовольствие при папском дворе, потому что Орсини принадлежали к давнишним врагам святого престола, хотя в данный момент один Орсини был кардиналом. Франческо Пацци воспользовался этим случаем, чтобы усилить неудовольствие папы, и так как денежные дела расточительного Риарио были также в его руках, то ему не трудно было восстановить нового флорентийского архиепископа против Медичи, чтобы уничтожить их одним ударом.
Риарио заранее обещал содействовать планам Франческо Пацци, который сопровождал его во Флоренцию, где он мог жить беспрепятственно под покровительством могущественного церковного владыки. С первых же дней своего возвращения на родину он сделался главою заговора, имевшего целью умерщвление обоих братьев Медичи, к которому примкнули недовольные дворяне. Все члены фамилии Пацци, находившиеся в это время во Флоренции, считали делом чести принадлежать к этому тайному союзу. Один Гуильельмо вследствие своего близкого родства с Медичи отказался от всякого участия в заговоре; но с него взяли клятву, что он не повредит делу и сохранит всё в тайне от своей жены. Убийство должно было совершиться в соборе во время сегодняшней литургии, где присутствие кардинала Риарио и пизанского архиепископа Сальвиати, давнишнего врага Медичи, придавало известную санкцию заговору, хотя Риарио хотел остаться непричастным к делу. В случае удачи зачинщикам заговора было важно иметь на своей стороне кардинала.
Гуильельмо Пацци не знал дальнейших подробностей. Его беспокойство ещё больше усилилось, когда он остался наедине со своими мыслями. Каков бы ни был исход заговора, он должен был неблагоприятно отразиться на будущем его детей и нарушить спокойствие его домашней жизни, тем более что Бианка была искренно привязана к своим братьям.
Приход Бианки с детьми прервал нить его размышлений, она несла на руках маленькую девочку, рядом с нею шёл пятилетний мальчик. Бианка была необыкновенно хороша в своём домашнем наряде; на ней не было ни золота, ни дорогих камней, и только дорогие кружева окаймляли белую нежную шею и красивые руки; её роскошные каштановые волосы сдерживались сеткой. Дети были одеты так же просто и изящно. Это зрелище при других обстоятельствах наполнило бы безмятежной радостью сердце Гуильельмо Пацци. Но теперь чувство боязливого опасения охватило его с такой силой, что он не в состоянии был более владеть собой, и лицо его покрылось мертвенной бледностью. Бианка тотчас же заметила, что её муж сильно встревожен, и хотела спросить о причине, но он предупредил её вопрос.
— Ты была права, — сказал он, — мне необходимо быть в соборе! Я прикажу оседлать лошадь и надеюсь, что вовремя доберусь до города...
Он едва сознавал, что говорит и что хотел сказать, но ему казалось, что он должен во что бы то ни стало помешать убийству. Было ли это своего рода предчувствие, но во всяком случае он не в состоянии был более оставаться дома: неудержимая сила влекла его к месту, где решалась судьба его родины.
Бианка ещё больше встревожилась, когда муж её неожиданно выбежал из комнаты, не обратив никакого внимания на детей и не прощаясь с нею. Она подошла к окну, выходившему во двор, и видела, как Гуильельмо