Мы не беремся судить: лежит ли в основе пассионарности единый ген или комбинация генов, рецессивный этот признак или доминантный, связан ли он с нервной или гормональной деятельностью организма. На эти вопросы пусть ответят представители других наук. Наша задача, этнологическая, выполнена. Мы обнаружили наряду с общественным биогеографическое развитие антропосферы и причину, его вызвавшую. Сущность же явления пассионарности и связи его с другими элементами биосферы будут рассмотрены нами ниже.
Пассионарная индукция
Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени – импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны. Но как только достаточное расстояние отделяет их от пассионариев, они обретают свой природный психоэтнический поведенческий облик. Это обстоятельство без специального осмысления известно довольно широко и учитывается главным образом в военном деле. Там либо выбирают пассионариев, узнавая их интуитивно, и формируют из них отборные, ударные части, либо сознательно распыляют их в массе мобилизованных, чтобы поднять «воинский дух». Во втором случае считается, что два-три пассионария могут повысить боеспособность целой роты. И это действительно так.
Ф. Энгельс в статье «Кавалерия» пишет, что встречный бой двух кавалерийских частей крайне редок. Обычно одни поворачивают тыл до схватки, т. е. «моральный фактор, храбрость, здесь сразу же превращается в материальную силу», решающим моментом которой является порыв (dash) [143, т. 14, с. 138], при котором солдат ценит победу (идеальную цель) больше собственной жизни.
Само собой разумеется, что кавалеристы в полку весьма непохожи друг на друга по психическим свойствам, но тем не менее в бою полк ведет себя как единое целое, более или менее пассионарное. Пассионарность полка заключается в том, чтобы ценить победу больше жизни, а парадокс – в том, что менее пассионарная воинская часть гибнет, ибо конница легко рубит бегущих. Учтем, что равно «наэлектризовать» несколько сот человек можно только путем индукции, т. е. воздействия на каждую особь заряда пассионарности другой особи. Логичным продолжением аналогии будет гипотеза пассионарного поля (подобие электромагнитного поля), обладающего совсем иными свойствами воздействия на психологию популяций сравнительно с индивидуальными психологиями тех же людей, взятых по отдельности.
И в отличие от теории «героя и толпы» суть не в том, что герой руководит воинской частью, а в том, что благодаря наличию среди солдат нескольких пассионарных, но больше ничем не примечательных особей сама часть приобретает отмеченный Энгельсом порыв, что подчас выручает даже бездарного полководца. Например, никто не пытался сравнить таланты Бенигсена, Витгенштейна и Блюхера с талантом Наполеона, но порыв русских, английских и прусских войск в 1813–1814 гг. был сильнее, нежели у французских новобранцев, почти детей.
Самое важное, пожалуй, заключается в том, что в подобных критических случаях воздействовать на сознание, т. е. на рассудок людей, как правило, бесполезно. И никакие доводы не помогают. Вспомним трагедию Ганнибала, задыхавшегося в неравной войне на пороге победы. После битвы при Каннах ему нужно было небольшое подкрепление, отряд пехоты, чтобы взять Рим и тем спасти Карфаген. Доводы, которыми оперировали в карфагенском совете старейшин послы Ганнибала и сторонники фамилии Барка, были безукоризненны. Но желающий не слышать – не услышит, стремящийся не понять – не поймет. Старейшины Карфагена послали полководцу ответ: «Ты же побеждаешь, так зачем тебе еще войска?», чем обрекли на гибель своих внуков.
А ведь нельзя сказать, что карфагенские правители были глупы или трусливы. Но влияние отсутствующего на них не распространялось. А когда побежденный Ганнибал вернулся в родной город, то оказалось, что его популярность столь велика, что могучие соперники вынуждены были склониться перед ним, и только ультиматум Римского сената вынудил Ганнибала покинуть родину. Ганнибал сам принял решение пожертвовать собой, ибо понимал, что попытка сопротивления обречена.
И еще один пример, на этот раз из истории литературы. 8 июля 1880 г. Ф. М. Достоевский на заседании Общества любителей российской словесности произнес речь о Пушкине. Успех был, по воспоминаниям очевидцев, грандиозен. Однако в чтении эта речь особого впечатления не производит. Она никак не идет в ряд с главами из «Братьев Карамазовых». Видимо, личное присутствие Достоевского сыграло не последнюю роль в усилении воздействия его речи на зрителей.
Пассионарная индукция проявляется всюду. Это особенно очевидно в наше время, когда любители музыки или театра осаждают подъезды Консерватории или МХАТа. Ведь они великолепно понимают, что впечатление от тех же пьес, переданных по радио или телевидению, неравноценно тому, которое они получат в зале театра. Пусть этот пример микроскопичен по сравнению с явлениями этногенеза, но закономерность тут и там одна и та же.
Ярким примером пассионарной индукции является сражение на Аркольском мосту в 1796 г. Австрийскую и французскую армии разделяла неглубокая, но вязкая речка, через которую был перекинут мост. Трижды бросались французы в атаку, но были отброшены австрийской картечью. Наконец, когда солдат уже, казалось, невозможно было поднять на новый бросок, генерал Наполеон Бонапарт схватил знамя и бросился вперед, и за ним, как за магнитом, притягивающим железные опилки, потекла на мост вся колонна гренадеров. Первые ряды были снова искрошены картечью, но последующие успели добежать до австрийских пушек и переколоть артиллеристов, после чего французская армия переправилась целиком и битва была выиграна. Сам Наполеон уцелел лишь потому, что его при рывке столкнули с моста в реку.
Проанализируем приведенный пример под принятым нами углом зрения. Армия, направленная в Италию, была худшей из всех французских армий, действовавших в то время на фронтах. Она была укомплектована мобилизованными крестьянами неоднократно обескровленного и растоптанного парижанами юга Франции[44], плохо обученными и еще хуже снабженными. Это были инертные люди, без профессиональных военных навыков. Интенданты в этой армии были отпетые жулики, и значительную часть их Бонапарт расстрелял за хищения еще перед началом похода. Следовательно, процент пассионарных особей был ничтожен, а против них были двинуты лучшие полки Габсбургской монархии. И все же в четырех больших сражениях (Лоди, Кастильоне, Арколе, Риволи) французы одержали верх, так как Наполеон в решающий момент сумел вдохнуть (точнее – ввести, т. е. индуцировать) пассионарность, чего не мог сделать его соперник, генерал Альвинци. А некоторое время спустя индуцированная пассионарность исчезла, и Суворов тремя сражениями (на Адде, Треббии и при Нови в 1799 г.) свел на нет успехи французов в Италии. При этом отнюдь нельзя винить французских генералов – Журдена, Макдональда и особенно Моро. Свое дело они знали хорошо, но делали усилия, а не сверхусилия. Зато Суворов, подобно Бонапарту, мог передать свою избыточную пассионарность не только русским, но даже иноземным солдатам. Однако на гофкригсрат Суворов подействовать не мог, потому что тот заседал в Вене, а для пассионарной индукции требуется известная близость; за сотню километров она уже не ощущается.
Когда же Суворов после проигранной швейцарской кампании и пусть героического, но отступления приехал в Вену и, войдя в театр, благословил присутствующих, никто не счел это смешным или неуместным. Наоборот, Суворову были возданы императорские почести, хотя было бы куда полезнее не стеснять его действий полгода назад.
Мы так подробно остановились на этих примерах, чтобы не упоминать о массе аналогичных случаев, но по существу вся военная и политическая история развивающихся этносов состоит из тех или иных вариантов пассионарной индукции, путем которой приводятся в движение толпы гармоничных особей.
Однако эти варианты разнообразны, причем решающим моментом является степень этнической близости. Суворов мог поднять дух русских войск через модус патриотизма в большей степени, чем венгерских, тирольских, хорватских или чешских солдат, также находящихся под его командой. Наполеон гораздо сильнее действовал на французов, нежели на вестфальцев, саксонцев, голландцев и неаполитанцев, что показала кампания 1812–1813 гг. Можно сказать, что резонанс пассионарной возбудимости тем меньше, чем дальше отстоят этносы пассионария и гармоничной особи, разумеется, при прочих равных условиях. Это обстоятельство снова сближает проблемы пассионарности как признака с проблемой сущности этнической монолитности. Но ведь резонанс, как и индукция, – понятие энергетическое. Насколько они приложимы к этносу?