— Мы узнаем, — с мягким нажимом на втором слове произнес Фригиец. — В моем слове вы можете быть уверены.
Дотим поднял голову и тускло посмотрел на Антигона:
— Зачем мы тебе нужны?
Деметрий откашлялся и что-то хотел сказать, но Антигон сжал плечо сына.
— Все друзья Эвмена похожи друг на друга. — Хозяин добавил в свой голос властности и железа. — Я сожалею. Но вам нужно выбирать. Я хочу, чтобы вы это поняли. Стратега нет, но вы все еще нужны. Нужны мне. И я предлагаю вам свою руку: свою дружбу и покровительство. Я знаю, кто вы, знаю, на что способны и не хочу, чтобы эти способности пропадали втуне. Не хочу, чтобы они использовались каким-нибудь ничтожеством, мерзавцем, который закружит вам головы глупостями…
Против воли Калхас прислушивался к словам Фригийца. «Быть его слугой кажется таким же естественным делом, как пить, есть, дышать», — вспомнил он Иеронима. Историк подметил точно: так говорить мог только человек, природой, а, может, и богами, определенный властвовать. Голос его не был чарующим. Наоборот, иногда он казался слишком резким для того, чтобы уговаривать. Но Фригиец и не уговаривал, не убеждал. Он приказывал. И знал, какая сила дана его слову. Все это делало голос Антигона настолько мощным, что Калхас почувствовал, как вдоль его хребта пробежал восторженный холодок.
— Я хотел, чтобы Эвмен был моим другом. Судьба решила по-иному. Она столкнула нас лбами — двух самых сильных людей в Ойкумене. Многие трусливо оставались в стороне и наблюдали. Смеялись, думая, что мы загрызем друг друга. — Гримаса отвращения пробежала по лицу Фригийца. — Сейчас они начнут рвать для себя куски пожирнее, надеясь, что я обессилен борьбой. Но я докажу, что это не так. Я заставлю их поджать хвосты — тех, кто сталкивал нас с Эвменом, а сам оставался в стороне и жирел от подлой радости…
«Птолемей, Селевк, Кассандр, наверное — Пифон», — понял Калхас. — «Он расправится с теми, кто снарядил его на войну против стратега». Пастух почувствовал удовлетворение от этой мысли.
— Я предлагаю вам руку и дружбу, — громогласно завершал Антигон. — Я знаю, что такое друзья, я знаю преданность людей Эвмена и хочу, чтобы они стали моими друзьями. Ты видишь — Тевтам уже рядом со мной. Со мной и Иероним…
Он стал перечислять имена второстепенных командиров, но Дотим перебил его:
— Иероним? Не поверю!
Антигон надменно выпятил челюсть.
— Это так. Иероним думал не один день. Он говорил с Эвменом. Не хочу гадать, о чем. Но он согласился быть со мной.
Калхас буквально заткнул рот Дотима.
— Остановись. Он нас не обманывает. Место историка — при дворе большого полководца. Он должен быть там, где события… Да постой же! Я сам предсказывал ему это!
Наемник обмяк.
— Может быть ты, Дотим, хочешь, чтобы я позвал сюда Иеронима? — спросил Антигон.
— Не надо, — поморщился тот. — Не хочу его видеть.
— Ты убедился, что я могу убеждать? — обратился Антигон к Калхасу.
— Убедился, — кивнул пастух. — Но Эвмена-то ты не убедил.
Лицо Фригийца потемнело. Калхас понимал, что, возможно, подписывает сейчас смертный приговор и себе, и Дотиму, но остановиться не мог.
— Иначе зачем ты приказал бы морить его голодом? Стратег ни в коем случае не пошел бы за тобой добровольно. Но он не пошел бы и под угрозой смерти. Я знаю, что он дал Иерониму волю выбирать самому: терять все вместе с ним или оставаться при тебе, чтобы сохранилась хотя бы память о последнем великом человеке. Он и нам предложил бы свободу выбирать. Но мы — люди гораздо менее ценные, чем историк. Нам незачем заботиться о своей жизни.
— Мы не пойдем за тобой, — мрачно добавил Дотим.
— Вот как? — глаза Фригийца блестели недобро. Но Деметрий склонился к его уху, что-то шепнул, и он сдержался. — Да, меня предупреждали, что аркадяне строптивы. И немножко глупы, — Антигон улыбнулся. Голос его смягчился. — Не думаю, что наш разговор закончен. Мы сделаем так.
Фригиец повернулся к людям, что его окружали и произнес:
— Оставьте нас. Я буду говорить с ними один.
Приближенные, в том числе и Деметрий, гуртом отправились к выходу. Тревожный взгляд Тевтама скользнул по Калхасу, и пастух внутренне насторожился. «Все они чувствуют себя неуютно. Даже Антигон. Почему? Что он от нас хочет?»
— Встань, — резко сказал Дотиму Фригиец, когда полог опустился за последним из ушедших. — Я знаю: ты сидишь уже не от горя, а из-за упрямства.
Дотим подчинился, но тем большим вызовом горели его глаза. Заметив это, Фригиец рассмеялся.
— Все-таки вы, аркадяне, звери. Знать бы, чем вас приручил Эвмен? Да, видно, уже поздно.
Он подошел поближе и поднял руку так, словно хотел дотронуться до головы наемник. Дотим шарахнулся назад.
— Ну, ну, не прыгай! — тон Фригийца был таков, словно он говорил со сноровистой лошадью. — Одноглазый не тронет одноухого.
Фригиец повернулся к Калхасу.
— А ты, я вижу, меня не боишься.
Калхас кивнул.
— Не боюсь. Должен бы бояться, а не боюсь.
Антигон вздохнул.
— Ну ладно. — Он вернулся на свое место. — Моя рука все еще раскрыта для вас.
— Благодарю, — Калхас склонил голову. — Но я уже выбрал. И Дотим тоже. Мы ждем приговора.
— Приговора? — Антигон поднял брови. — Ты ждешь приговора? И боги ничего тебе не подсказывают?
Калхас улыбнулся.
— Нет. К сожалению, боги приходят не тогда, когда хочу этого я. Они руководствуются собственными желаниями.
— А я думал, что твердость подсказана тебе богами, — сказал Фригиец и покачал головой. — Тогда я тем более завидую Эвмену. Он хорошо подбирал людей.
Дотим, кажется, пришел в себя и встал рядом с Калхасом: плечо к плечу.
— Ты чего-то хочешь от нас, — сказал он. — Не только дружбы. А, может, даже больше, чем дружбы.
— Правильно. — Фригиец испытывающее посмотрел на аркадян. — Я хочу предложить вам работу… Дело, которое устроит и вас, и меня. После чего я открою перед вами ворота и… не стану отнимать золото, что в ваших поясах. Могу прибавить своего — но ведь вы — аркадяне, вы откажетесь!
— Дело? — Калхас изобразил на лице удивление. — Какое может быть дело у пленных?
— Ты имеешь в виду: какое дело может объединить врагов? — спросил Антигон. — Ты все еще считаешь меня врагом?
— Считаю, — не стал скрывать аркадянин.
— Жаль. Но я вижу, что ничего уже не изменить. Поэтому я и предлагаю простую работу. Только немного грязную. Нужно убить безоружного человека. А потом еще одного, возможно — вооруженного.
— Вот тебе и раз! — присвистнул Дотим. — Неужели такой… могущественный человек как Антигон Фригийский не может приказать своим людям?..
— Не может, — отрезал Фригиец. — Я предлагаю вам не простое убийство. Я предлагаю отомстить за Эвмена.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});