«Среди туземцев, которых держали связанными,- рассказывает Крозе в опубликованном им отчете о путешествии Сюрвиля, – нашлось несколько смельчаков, бросившихся в море; к величайшему удивлению французских моряков, у них хватило мужества и ловкости доплыть до одной из пирог, державшихся, чтобы не возбуждать подозрений, на довольно почтительном расстоянии».
Туземцам объяснили, что с ними поступили подобным образом лишь для того, чтобы заставить их товарищей выдать трех дезертиров. Островитяне показали знаками, что поняли, и тогда их всех отпустили, за исключением шести человек, захваченных на берегу. Та поспешность, с какой пленники покидали судно и прыгали в свои пироги, делала их возвращение мало вероятным. Поэтому французы очень удивились, когда через короткое время увидели, как недавние заложники с радостными криками подплывали к судну. Не оставалось никаких сомнений в том, что они везут командиру сбежавших матросов. И действительно, они поднялись на палубу и свалили на нее опутанных веревками… трех великолепных свиней!
Сюрвиль нашел шутку, если только то была шутка, совершенно неуместной; он оттолкнул туземцев с таким разъяренным видом, что они бросились в пироги и поспешили скрыться. На другой день «Сен-Жан-Батист» покинул острова Бабуян, увозя трех туземцев, захваченных для замены дезертиров.
7 октября после довольно длительного плавания на юго-восток, на 6°56' южной широты и на 151°30' долготы к востоку от Парижского меридиана французы увидели землю, которую назвали островом Премьер-Вю (Первый увиденный).
«Вдоль его берегов шли до 13 октября, когда была обнаружена прекрасная, защищенная от всех ветров гавань, образованная множеством островков. Сюрвиль, бросивший там якорь, назвал ее в честь морского министра Франции бухтой Прален; она расположена на 7°25' южной широты и на 150°55' долготы к востоку от Парижского меридиана».
Войдя в бухту, французы заметили на берегу нескольких туземцев, вооруженных копьями и носивших на спине что-то вроде щита. Вскоре пироги окружили «Сен-Жан-Батист»; сидевшие в них островитяне не скупились на проявления враждебности. Их удалось, однако, умиротворить. Человек тридцать самых смелых вскарабкались на палубу и с большим вниманием осмотрели все, представшее их взору. Вскоре дело дошло до того, что пришлось сдерживать любопытных, стремившихся подняться на палубу; так как среди экипажа имелось много больных, не следовало допускать на корабль такое множество туземцев.
Несмотря на дружелюбный прием, они, по-видимому, не успокоились, и их поведение говорило о чрезмерной подозрительности. При малейшем движении на судне островитяне прыгали в свои пироги или кидались в море. Один из них все же казался более доверчивым. Сюрвиль подарил ему несколько мелочей. В ответ на эту любезность туземец сообщил, что в глубине бухты имеется место, где можно запастись водой.
Капитан распорядился спустить шлюпки и поручил командование ими своему помощнику Лаббе.
«Туземцы как будто с нетерпением ждали, чтобы шлюпки отвалили от судна, – рассказывает Флерье в своей книге «Открытия французов», – и лишь только те отошли, как все пироги последовали за ними. Одна из пирог – та, в которой сидел туземец, предложивший Сюрвилю свои услуги, по-видимому, указывала путь остальным. На корме стоял какой-то островитянин с пучками травы в руках; держа руки на уровне головы, он производил ими разнообразные ритмичные движения. Посреди той же пироги стоял, опираясь на длинное копье, юноша, сохранявший все время очень серьезный вид. Пучки красных цветов были продеты в его уши и в носовую перегородку, а волосы сплошь выбелены известью».
Некоторые маневры пирог возбудили подозрения французов, направлявшихся вслед за ними в какой-то тупик, где, по утверждениям туземцев, находился источник пресной воды. Несмотря на настойчивые предложения туземцев, Лаббе не решился подойти на шлюпках к берегу, где глубина не превышала двух – трех футов, а дно было илистое. Чтобы не попасть впросак, он сначала высадил на землю капрала и четырех солдат. Те вскоре вернулись, заявив, что со всех сторон видны только болота, в которых они увязали по пояс. Очевидно, островитяне замышляли предательство. Лаббе, однако, постарался скрыть, что понял их намерения, и попросил указать источник.
Тогда туземцы направили шлюпки в другое место, отстоявшее на три лье, откуда нельзя было видеть судно. Снова высадили капрала с несколькими людьми; но он обнаружил лишь очень маленький ручей, из которого с трудом смогли напиться он сам и его товарищи. Пока он отсутствовал, туземцы пустили в ход все средства, чтобы убедить Лаббе сойти на берег, указывая ему на обилие кокосовых орехов и других плодов и пытаясь даже завладеть фалинем[122] и шлюпочным багром.
«Больше двухсот пятидесяти островитян, – говорится в отчете, – вооруженных копьями длиной в семь – восемь футов, мечами или деревянными палицами, стрелами и камнями, собрались на пляже и наблюдали за всеми движениями французов. Когда пять солдат, находившиеся на берегу, собирались занять свои места в шлюпке, дикари напали на них, ранили одного солдата ударом палицы, капрала – копьем, а затем набросились на остальных. Пострадал и сам Лаббе, получивший две стрелы в бедро и удар камнем в икру. По предателям открыли огонь. Первый залп ошеломил их до такой степени, что они как бы окаменели; жертв оказалось очень много, ибо туземцы сгрудились толпой на расстоянии всего двух – трех саженей от шлюпок, и ни одна пуля не пропала даром. Оцепенение островитян позволило французам дать второй залп, обративший врагов в бегство. Лаббе, увидев, как вождь, отделившись от толпы, вздымал руки к небу, бил себя в грудь и ободрял воинов криками, прицелился в него и убил наповал. Смерть предводителя послужила, вероятно, немаловажной причиной, усилившей среди туземцев панику. Они унесли своих раненых, оставив на поле битвы тридцать – сорок трупов. Тогда французы высадились, подобрали валявшееся оружие островитян, уничтожили их пироги, а одну увели на буксире».
Сюрвиль после этого побоища решил захватить и использовать в качестве проводника какого-нибудь туземца, который, поняв превосходство европейского оружия, убедил бы соплеменников ничего не предпринимать против французов. С этой целью он придумал такую уловку. По его распоряжению, в уведенную пирогу посадили двух матросов – негров, предварительно напудрив им голову и переодев так, чтобы ввести туземцев в заблуждение.
Действительно, вскоре к «Сен-Жан-Батист» подплыла пирога, и сидевшие в ней островитяне, увидев, что двое, как показалось им, соплеменников заняты обменом с чужестранцами, подгребли поближе. Когда пирога подошла на достаточное, по мнению французов, расстояние, они направили две шлюпки, чтобы ее захватить. Островитянам удалось оторваться от преследователей. Тогда, чтобы их остановить, французы решили дать залп. В результате один из туземцев, убитый наповал, упал в море, опрокинув при этом пирогу, а второй, мальчик лет четырнадцати – пятнадцати, попытался достигнуть берега вплавь.