class="p">Нассар был прав. Нам бы не помогло, если бы я начала ругаться после того, как они предложили нам безопасное место для ночлега. Нассар попросил меня остаться с королём, и я послушалась.
Я подошла к стулу, стоявшему рядом с Саалимом. Он наблюдал за мной, а его лицо было всё ещё охвачено жаром. Затем послали за водой, и ему быстро её принесли. Очень медленно была приготовлена ванная, для которой понадобилось две поездки в оазис и две полные бочки. Саалима решили оставить одного, чтобы он мог помыться, но когда я начала уходить, он остановил меня.
— Если ты уйдёшь, я останусь один, — его голос прозвучал неожиданно печально.
Его эмоции, точно нити, притянули меня к нему. Закрыв вход в шатёр и проигнорировав вопросительный взгляд Тамама, я спросила:
— Тебе нужно помочь лечь в ванную?
Последовали тихие стоны и пыхтение, а затем:
— Да.
Я подошла к нему, взяла его за предплечье обеими руками, а он начал медленно и осторожно снимать одежду.
Раздевшись догола, Саалим вошёл в ванную. Я осталась подле него. Я не могла даже об этом мечтать, но это также был мой кошмар. Он вздрогнул, когда его рана погрузилась под воду.
— Ты не умрешь от этой раны, — сказала я, заставив свой гнев придать уверенности моему голосу.
Он начал сдаваться, стал более небрежным.
— Знаешь, я не перестаю думать о горах. Я никогда не видел таких высоких гор в своей жизни. И на их вершинах — лёд, замерзшая вода. Знаешь, я никогда такого не видел. Но теперь я вижу его, закрывая глаза. Я его чувствую. Я беру его в свои руки, он похож на порошок. Я прижимаю его к своей ноге, к шее. Он такой холодный.
Он говорил медленно и устало дышал.
Я замерла, слушая его.
— Это кажется нереальным, — сказала я натянутым тоном, и придвинула стул, чтобы сесть с ним рядом.
Он не мог знать, что он раньше бывал в горах. По крайней мере, он рассказывал мне об этом, когда был джинном. Таковы были последствия несовершенной магии, похожей на изодранный саван.
— Сейчас здесь уже меньше глаз, — сказал Саалим, положив локоть на край ванной и протянув ко мне руку.
Я взяла его за руку и коснулась её губами. А когда прижалась щекой к его ладони, его пальцы дрогнули и погладили моё лицо. Я закрыла глаза, которые наполнились слезами.
Он не мог умереть. Он не мог умереть. Он не мог умереть. Не сейчас, когда я была так близко. Не сейчас, когда мы были так близко.
Вода плеснула на стенки ванной.
— Теперь ты мне расскажешь? — спросил он и откинулся в ванной ещё больше.
Теперь его голова лежала на бортике, а лицо было повернуто ко мне.
— Расскажу?
— О нас.
Я замолчала. Зачем мне было рассказывать ему о прошлом, которое он не помнил? Я вспомнила о сумасшедшей женщине, которая жила в моей деревне. Она не знала ничего о нашем мире, и жила в прошлом, которое случилось двадцать лет назад. Дети любили дразнить её, когда она спрашивала о своем муже.
— Он умер! — кричали они, и она начинала оплакивать его по новой.
— Когда у меня был трудный день, или мне надо было отвлечься, — начала я. — У меня был друг, который рассказывал мне удивительные истории.
Саалим раскрыл рот, чтобы запротестовать, но у него больше не осталось сил, и он закрыл его.
— Мне очень нравилась история о джинне и ахире.
Если бы кто-то подслушивал нас сквозь эти тонкие стены из ткани, они бы услышали только эту историю. Они бы не поняли, что это была невозможная правда.
— Об ахире?
Он нахмурился.
— И джинне?
— Это добрый джинн, — прошептала я, проведя губами по его пальцам.
Медленно, чтобы передать всё в точности, я рассказала Саалиму нашу историю.
— Куда он делся? — спросил он меня после того, как я рассказала ему о желании ахиры, которое их разделило.
— Он вернулся домой, — сказала я и помогла ему встать.
Мы осторожно подошли к его постели. Когда он, наконец, лёг, его дыхание сделалось тяжёлым и частым.
Когда оно замедлилось, он спросил:
— А что случилось потом?
Его лоб нахмурился, когда я пожала плечами.
— Мне не нравится, что на этом всё и закончилось.
— И мне.
— В этой истории слишком много романтики. Ей не хватает боёв и сражений на мечах. Что делал этот джинн всё это время? Восторгался своей ахирой?
Не в силах сдержаться, я широко улыбнулась.
— Да.
— Ты должна закончить историю. Какой у неё конец?
— Счастливый, — пообещала я.
И когда он закрыл глаза, я заплакала.
***
— Нам надо возвращаться в Алмулихи, — сказал Нассар на рассвете.
— Алмулихи? — спросил Амир. — И куда мы отведём Саалима? К Альтасе? Мы это уже обсуждали. Её снадобья сгорели. У нас есть Эмель.
Я запротестовала.
— О, нет…
— На базаре мы найдём все, что ему надо! Здесь есть другие лекари, — сказал Нассар, на этот раз рассержено.
Он говорил громко, и я развернулась, ожидая, что Саалим проснётся. Мою грудь сдавило ещё сильнее. Он продолжал спать. Когда мы ехали в Мадинат Алмулихи в первый раз он как будто вообще не спал. Он всегда был бодр, всегда что-то планировал.
— Мы можем отправиться в другие поселения, — сказал Амир. — Те, что находятся недалеко отсюда, и где людей будет легче купить.
— Тогда мы отдалимся от Алмулихи. Мы не можем так рисковать.
— На юго-западе отсюда есть поселение, до которого ночь пути. До Алмулихи десять ночей — или все тринадцать, учитывая нашу скорость. У нас нет столько времени, — сказал Амир и посмотрел на меня.
Я знала, что он прав.
— Это так.
С наступлением сумерек, Тамам и Амир помогли Саалиму сесть на верблюда. Саалим поклялся, что с ним всё будет в порядке, и что у него осталось достаточно сил, но его остекленевшие глаза и дрожащие руки говорили об обратном. Нассар казался таким же изможденным, как и я.
Но несмотря на мою усталость, сон не угрожал мне, как я того опасалась, потому что я очень переживала из-за Саалима. Он пытался держаться, но я видела, как опустились его плечи, и как его тело покачивалось на верблюде.
Когда луна взошла высоко в небе, он завалился на сторону и упал на землю.
— Саалим! — вскрикнула я, спрыгивая с верблюда.
Тамам уже был там и стоял на коленях подле Саалима.
— Ты ушибся? — спросила я, опустившись на землю рядом с ним.
Я коснулась рукой его щеки, она была горячей.
Я развернулась