взять бразды на себя. В тот же миг в голове словно завыл сигнал тревоги, но ничего сделать «Виктор» уже не успел. В лицо ему смотрели зрачки двух пистолетов. И лица «мусорщиков» не оставляли сомнений – никаких шансов у Макарова нет. Это профессионалы.
Один из них, широкоплечий, но узкобедрый человек с холодными серыми глазами, приблизился. Ровно на столько, чтобы в самом лихом рывке Виктор не смог бы на него напасть.
– Ты мне не нравишься, – ровным голосом произнес человек. – Ты – скверна. Ты опасен. Но ты зачем-то нужен Седому. Поэтому живи. Пока.
Мусоровоз медленно отполз в сторону. Из-за него выехал черный минивэн. Боковая дверь открылась. Сероглазый качнул стволом – полезай. Виктор подчинился.
– Повернись ко мне спиной и сцепи руки.
Макаров вздохнул и выполнил указание. Потому что Анна Снежкова, майор юстиции, инквизитор из Отдела собственной безопасности Следственного комитета России, отдала его таким же холодным и ровным тоном, что и сероглазый убийца, и тоже держала Макарова на прицеле.
Через мгновение на его запястьях защелкнулись наручники.
43.
– Я искренне сочувствую твоей утрате, – произнес профессор Захаров.
Но в голосе его не было ни миллиграмма сочувствия. Одет стильно и элегантно, но старомодно. Вид имел самодовольный и слегка высокомерный. Похоже, его просто распирало от удовольствия по случаю удачно решенной задачи.
Профессор вышагивал по тропинке загородного поместья, куда привезли Макарова с мешком на голове. Он заложил левую руку за спину, а в правой держал аристократичную тросточку и помахивал ею при ходьбе. Впереди них в десяти шагах шли сероглазый убийца, которого Профессор представил как Романа, и Анна. Спина Снежковой натянулась, как струна, будто ее жег взгляд Макарова. Он несколько раз пытался заглянуть ей в глаза, но она их старательно отводила. «Виктор» решил, что это хороший признак, ей неприятно предательство. Но Макаров не обольщался. Возможно, ей неприятен он сам, а не то, что она сделала.
Макарова подмывало одним ударом перебить кадык самодовольного старика. Но, во-первых, это не имело смысла – что бы он стал делать потом? А во-вторых, позади шли еще два бойца, державшие пистолеты в опущенных руках, а вовсе не в кобуре. Не факт, что он успел бы осуществить свое намерение.
– Мы с Семеном имели много разногласий, – продолжал Захаров. – Но он был достойным человеком и великолепным профессионалом.
– Поэтому вы его убили, чтобы выманить меня?
Профессор удивленно посмотрел на Макарова.
– Приказ доставить тебя сюда отдал я, это правда. Но к смерти Семена мы отношения не имеем. Просто воспользовались возможностью.
– И зачем я здесь?
Захаров сделал паузу, чтобы ловко сбить с дороги шишку своей тростью. А заодно обдумать ответ.
– Потому что ты мне нужен.
– Зачем?
– Потому что ты уникален. Даурский в тебя вложил всю душу, все свои умения. И только несчастный случай едва не испортил всю его работу.
– И в чем же моя уникальность? – скептически спросил Макаров.
– Это непростой вопрос. Ты знаешь суть нашего проекта?
– В общих чертах. Я ехал со встречи с Романовым.
– О! Великий Романов! – засмеялся Профессор. – Это наш с Семеном наставник и проводник!
Мгновение жизнь Захарова висела на тонюсеньком волоске. В глазах Макарова потемнело от его смеха, и «руливший» в последние минуты «Виктор» провалился на самое дно, а Макаров только чудовищным усилием воли не позволил себе заткнуть глотку этому глупому павлину.
– Но он мог рассказать тебе о самой педологии и о том, что стало базой нашей работы. А дальше мы пошли своим путем.
– И каким же? – почти спокойно спросил Виктор, возвращая себе «пульт управления».
Захаров посмотрел куда-то в небо, и лицо его осветилось вдохновением.
– Я расскажу тебе. Если тебе будет интересно, то я тебе расскажу во всех подробностях. И могу даже научить, ведь ты сделан способным понять даже то, чего не знал раньше. Но позже. Сейчас у нас нет на это времени. Но у нас его много в целом. Понимаешь? У нас масса времени, но у нас его нет.
Профессор тихонько засмеялся. Он себе откровенно нравился. И это не нравилось ни Макарову, ни «Виктору», ни даже «Вите», хотя тот вообще почти не проявлялся. «Витя» и раньше был несколько робким, но сейчас просто затаился, как кот под диваном.
Триединство постепенно переставало пугать Макарова до чертиков. Он потихоньку научился различать авторов мыслей в его собственной голове. Причем сам «владелец головы» оказался в ней равноправным сожителем, а вовсе не ответственным квартиросъемщиком. Это сбивало с толку и выводило из себя поначалу, но мало-помалу «жильцы» учились сосуществовать. Кто-то из троих вспомнил американский фильм про знаменитого ученого-математика, который, по совместительству, являлся классическим шизофреником и много лет жил с несуществующим соседом по кампусу. Когда его болезнь вышла наружу, он сумел своим великолепно тренированным разумом совместить две реальности. Он продолжал общаться с мнимыми людьми, зная, что их нет, и это не мешало ему оставаться известным ученым и преподавателем.
Кто из троих вспомнил этот фильм? Не Витя точно. Он его не видел. То ли Виктор, то ли Макаров. Личности в голове не существовали обособленно, не имели четких границ. Они скользили по разуму, переплетаясь и взаимопроникая. Поэтому иногда было трудно, а то и невозможно понять, кто именно сейчас держит руль и чья именно мысль прозвучала в голове.
Но характеры личностей были видны однозначно. Макаров – следак, человек чести, резкий и непримиримый к подлости, в определенной степени циник, как все следаки, всю жизнь имеющие дело с преступниками и отребьем, обладатель внушительного опыта общения с людьми самых разных категорий и слоев, знаток людских душ. Виктор – человек, не имеющий представления о том, что такое мораль, способный ради достижения цели ограбить слепого нищего или удушить котенка, при этом интеллектуально развит просто недостижимо, коварный, жестокий, но странным образом имеющий те же цели, что и Макаров. Злой Ребенок. И Витя… Кто это такой – совершенно непонятно. Добрый. Мягкий. Наивный. Честный. Словно книжный ребенок, выросший в любви, а теперь в ужасе и отчаянии оттого, что вынужден жить во взрослом теле, да еще с двумя этими страшными мужиками.
– Педология, апологетом которой был дражайший Михаил Михайлович Романов, – продолжал Захаров, не замечая, что в его собеседнике что-то не так, – наука в известной степени романтическая. В отличие от того, что делали педологи Запада, наши марксисты не просто ковырялись в мозгах своих испытуемых. Они создавали человека будущего!
– Да-да, – скривился Виктор. – Строители коммунизма и первопроходцы звездных дорог. Гагарин не из ваших был?
– Нет, – серьезно ответил