— Все время хочу пить, а по ночам мерзну. А в остальном — никогда еще так хорошо себя не чувствовал.
— А выглядишь ужасно. — Фокс притворилась, что не замечает, как трясутся у него руки, когда он подносит к губам кружку. А еще она уверяла себя, что его голос не звучит глухо, что его глаза не блестят от лихорадки, от которой не помогали никакие лекарства.
— Да уж, наверное. — Он улыбнулся, но потом посерьезнел. — Что ты решила насчет мистера Таннера, Мисси? Этот человек любит тебя.
— Он ни разу мне об этом не сказал.
— Ты занимаешь большое место в его планах.
Пич говорил с трудом, из его горла вырывались хрипы, пугавшие ее.
— Я не могу. И ты знаешь почему. Мне надо кое-что сделать. Кроме того, я не хочу его позорить.
Таннер сидел у костра напротив Джубала, склонившись над шахматной доской. Джубал Браун был единственным человеком, на которого Фокс могла смотреть без боли в сердце.
— Он знает, на что идет, Мисси. И не тебе решать, что позорит человека, а что нет.
— Я дала клятву. И я ее выполню, — процедила она сквозь зубы.
— Значит, ты не собираешься выполнить мое последнее желание и убьешь Дженнингса.
— Не начинай снова эти дурацкие разговоры о последнем желании. Иногда, Пич, ты просто сводишь меня с ума.
— Тебе придется выбирать. Ты можешь погубить свою жизнь, а можешь схватить ее и не отпускать.
— Посмотри на меня! Я не красавица.
— Нет, ты красавица. — Эту фразу он произнес целиком, а не задыхаясь, как обычно, после каждого слова.
— Я только сейчас научилась мало-мальски правильно держать эту чертову вилку. И послушай, как я говорю. Я все время сквернословлю.
— Ну так перестань. Если ты смогла отвыкнуть от одной привычки, отвыкнешь и от другой.
— Пич! — Отчаяние исказило ее лицо. — Я не смогу приспособиться к его миру. А если буду пытаться, ничего хорошего из этого не выйдет. Я буду несчастна.
— Он готов пойти тебе навстречу, Мисси. На самом деле он хочет жить вдали от того мира, который так тебя пугает.
— А его отец? Представь себе, что подумает его отец, если Таннер приведет меня к себе домой!
— Он привыкнет и смирится. Ведь это не он на тебе женится, а Таннер. Нечего ему выбирать жену своему сыну.
— Зачем мы только об этом говорим? Ничего этого не произойдет. Таннер найдет более подходящую женщину, а меня повесят. Конец истории.
— Ты разбиваешь мне сердце.
— Господи, не говори так.
— Ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливой. Ты не сделала ничего такого, за что этот мерзавец мог вышвырнуть тебя из твоего собственного дома. Ты ни в чем не виновата. Оставь Дженнингса в покое и устрой свою жизнь.
— Так. Ты все-таки добился своего. — Она смотрела на него с гневом и укоризной. — Навязал мне свое последнее желание.
Пич устало улыбнулся:
— Я буду наблюдать из-за облака за тем, что ты будешь делать.
— Я его убью, Пич. Да поможет мне Бог, я заставлю его заплатить за все.
— Иди ко мне. Положи голову мне на плечо, как раньше, когда была маленькой девочкой. Будем смотреть на звезды и вспоминать.
— Я буду вспоминать, а ты молчи и отдыхай.
Фокс придвинулась ближе, но так, чтобы не наваливаться на него всей тяжестью. Пич так быстро уставал, что она знала: долго он не выдержит. Через несколько минут она встала, будучи не в силах слушать хрипы, вырывавшиеся из его груди, но притворившись, будто она устала.
— Завтра нам предстоит пройти через самый сложный каньон. День будет очень длинным — с самого рассвета и до тех пор, пока мы его не пройдем до конца, а это может случиться уже при лунном свете. Тебе будет не слишком тяжело?
— Я рад, что ты об этом заговорила. Лучше всего будет, если ты поставишь меня последним в цепочке. — Он приложил к губам платок, а потом украдкой взглянул на него. — Я принял пол-ложки соли. Кажется, это немного остановило кровотечение.
Она кивнула, но почувствовала, что у нее побелели губы.
— Спокойной ночи, старичок.
Но она знала, что он будет все время просыпаться от холодного ночного воздуха и приступов кашля. Он признался, что если спит не полусидя, опершись спиной на седло, ему кажется, что он задыхается.
Фокс пошла прямо к своему спальному мешку, не задерживаясь возле Таннера и Брауна. Она завернулась в одеяло и стала смотреть в небо. Пич. Таннер. Пич. Таннер. Как может сердце вынести столько горя?
Они вошли в каньон еще до того, как наступил рассвет. Им даже пришлось подождать еще немного: у Пича случился такой сильный приступ, какого до сих пор не было.
Пока оставалось места для маневра, Фокс отстала и несколько минут ехала рядом с Пичем.
— Ты сегодня утром принял соль? Пич не ответил, а только кивнул.
— Ты ничего не съел за завтраком.
— У меня во рту все болит, и горло тоже. Мне больно глотать.
Фокс вспомнила, что ее матери ближе к концу тоже было больно глотать. И голос стал таким же слабым и таким же глухим, как у Пича. Сердце Фокс сжалось от предчувствия.
— В первом же поселке, где для тебя найдется кровать, мы с тобой останемся. Таннер и Джубал могут ехать одни.
Она ожидала, что Пич запротестует, но он лишь кивнул, и в этот момент Фокс поняла, что он умирает.
Нет, она уже давно это поняла. Просто сейчас ей пришлось признаться себе в этом. Не говоря ни слова, она пришпорила мустанга и подъехала к Таннеру.
— По ту сторону каньона в двух днях пути есть место, которое юты используют для врачевания с помощью магии. Там есть несколько минеральных источников и, насколько я помню, небольшая фактория.
— Я знаю это место. От этих источников дорога до Денвера мне знакома.
— Таннер, я прошу тебя купить у владельца фактории кровать и отдать ее мне и Пичу. А вы с Джубалом поезжайте в Денвер. Я останусь с Пичем до… — у нее перехватило горло, — до того, как все кончится.
Таннер взял ее руку.
— Я куплю тебе всю эту проклятую факторию. Бери все, что может тебе понадобиться.
Она посмотрела на него с любовью, но промолчала и вернулась в начало их отряда, миновав Джубала и мулов.
Каньоны были страшными. В некоторых местах уступы были менее двух футов шириной. Они не смогли остановиться на обед, но запомнили тот момент, когда, решив остановиться, потеряли двух мулов, свалившихся вниз с уступов. Через несколько секунд мулы упали в реку, и их унес бурный поток.
Фокс поблагодарила Бога, что Пич не упал вслед за мулами, а следующие восемь часов беспокоилась о том, что один или два мешка с золотом безвозвратно пропали.
Но Пич выдержал до конца дня, хотя в уголках его губ собралась желтоватая пена и он так устал, что не мог говорить, когда Таннер снял его с лошади и завернул в одеяла. Он подсунул ему под спину седло, а Фокс вымыла ему лицо, стараясь сделать вид, будто не видит, как Пич борется с приступом кашля.