Вертолет угрожающе покачивался, взлетая, в его набитом людьми и вещами чреве царил тревожный и холодный полумрак, но Соня не обращала на это внимания. Пассажиры сидели на лавках вдоль бортов и просто на полу между ящиками и коробками. Время от времени ей удавалось выкрутить шею так, чтобы глянуть в круглое заиндевелое окошко у себя за спиной.
Внизу расстилался лиман – то белыми полотнами снега, то тускло-зелеными пятнами неустановившегося льда, то стальными холодными водяными окнами. Смотреть вниз было не страшно; холодок необъяснимого, но радостного предчувствия будоражил при этом душу.
– Соня, если у вас найдется время меня навестить, я буду очень рада, – выглядывая из-за чьего-то высокого рюкзака, сказала сидящая напротив Таня. – Джоя посмотрите, нашу лайку. Он тоже будет очень рад. Я вам вот здесь свой телефон записала. – Таня протянула бумажку. – Или в городской библиотеке в любой день меня найдете.
– А разве люди сейчас ходят в библиотеки? – спросила Соня.
– Конечно, – вытянув шею, чтобы видеть ее из-за рюкзака, ответила Таня. – И на абонемент, и в читальный зал. Журналы свежие берут, газеты. А на хорошие книги знаете какая очередь! У нас ведь зимой заниматься особенно нечем, вот все и читают.
«Заниматься нечем! Можно просто водки выпить, без всякой библиотеки, – весело подумала Соня. – Нет, какие-то здесь люди все же особенные».
Это странное и немного лихорадочное веселье охватило ее сразу же, как только вертолет оторвался от ледяного поля, и не оставляло до самого Анадыря. Да и в Анадыре не оставило, когда, ахая и извиняясь, двое мужчин, которые должны были встретить Лавровы картины в аэропорту, вынули ее из вертолета вместе с ящиками и погрузили в новенький японский минивэн. Проводив ящики взглядом, Соня вздохнула с облегчением. Она и не предполагала, что искусство может быть таким обременительным!
Оказывается, полярная ночь была не такой уж и беспросветной, во всяком случае, теперь, в декабре. В одиннадцать утра выглянуло солнце. Оно было неярким, но небо под его лучами прояснилось, приобрело нежно-голубой цвет. И город в этих кратких солнечных лучах, город под этим чистым небом показался Соне праздничным.
Приглядевшись, она поняла, что дело не только в солнце и небе: сами дома этого маленького городка выглядели как игрушки. Обычные блочные пятиэтажки были такими яркими, разноцветными, как будто предназначались не для взрослых, а только для детей. Притом краски, в которые они были выкрашены – оранжевые, красные, желтые, голубые, – не выглядели случайными; над цветовой гаммой явно поработал хороший дизайнер. В сочетании с ослепительно-белым снегом все это и создавало ощущение праздника.
На торцах некоторых домов были укреплены большие панно с фотографиями, тоже не случайными, а сделанными стильно и профессионально.
«Умкя», – прочитала Соня подпись под фотографией, на которой был снят белый медведь.
– Это по-чукотски, – сказал один из встретивших ее мужчин, по имени Тимофей. – «Умка» – белый медведь, значит.
– Я думала, его только в мультике так звали, – улыбнулась Соня.
На других панно были фотографии кита, полярного суслика, который назывался ласково и смешно – евражка, и круглоголовой нерпы – она в самом деле, как рассказывала Таня, смотрела с любопытством, даже на снимке.
Отель, о котором говорил Лавр, действительно производил ошеломляющее впечатление. Соня не очень-то разбиралась в отелях, но все-таки не предполагала, что где-то на краю света их строят так, словно в гости массово ожидаются миллионеры. Понять эту Чукотку было невозможно!
Во всяком случае, Лавра явно ожидали с почестями: номер, в который вместо него поселили Соню, показался ей даже слишком респектабельным. Непонятно было, кому может понадобиться такое количество шкафов, которое она здесь обнаружила. Год напролет в гостинице жить, что ли? Но и в этом случае шкафов как-то многовато.
Пока она разглядывала шкафы, светлые часы чукотского дня закончились. За окном стемнело, снова загудел утихший было ветер. И тоска снова взяла ее за сердце беспощадной рукою... Да Соня и не хотела от тоски никакой пощады.
Не было его, совсем не было! От того, что она приблизилась к Герману географически, ничего не изменилось. Он словно бы не давал ей внутреннего знака каких бы то ни было перемен. И в таком случае не все ли равно, сколько километров их разделяет?
Телефон пронзительно зазвонил на тумбочке у кровати; Соня вздрогнула.
Но звонил просто Тимофей.
– Ты же с дороги голодная, – сказал он. – Спустись в ресторан, пообедай. Платить не надо, они там знают, что к чему, ты только чеки подписывай.
Есть совсем не хотелось. Собственный сердечный мир снова стал сильнее, чем мир внешний, даже такой необычный, как здесь. И от такого перевеса сердца над разумом жизнь опять показалась Соне неподъемной.
Но в таком состоянии как раз и было проще действовать по чьему-нибудь постороннему плану. Соня переоделась из джинсов и свитера в единственное захваченное с собою платье и спустилась на первый этаж.
В холле у входа в ресторан уже стояла украшенная елка. Чукчанка в гостиничной униформе обрызгивала ее золотым спреем.
«Новый год, – вспомнила Соня. – Послезавтра Новый год. То есть здесь, получается, не послезавтра, а завтра уже».
Чукотское время на восемь часов обгоняло московское. И странно было жить не в настоящем, а в будущем времени. Какое-то вечное завтра, от которого сдвигается сознание.
В ресторанном зале стоял полумрак, подмигивали лампочки в новогодних гирляндах, которыми он был украшен. Соня никогда не обедала одна в дорогих ресторанах. И ощущение общей нереальности происходящего усиливалось от этого в ее сознании.
Выбирать еду она не стала – попросила принести что-нибудь чукотское. Это оказалась оленина с брусникой.
Тьма и ветер за окном отделяли Соню от всего мира. Не представлялось возможным выйти из теплого покоя, в котором она оказалась. И зачем выходить, куда? Однообразный гул метели убеждал, что никуда выходить не надо. Может, для того и едут люди на Чукотку? Чтобы понять: вот это место, на которое ты попал, и есть твое единственное место в жизни. Дальше ехать некуда – край света.
И на краю света Соня была одна. Возразить против этой непреложности ей было нечего.
Глава 12
– Ты, София, не переживай. – Тимофей разве что по плечу ее не хлопнул. Он не то чтобы был фамильярен, просто с людьми сходился быстро. – Ну, встретишь Новый год на Чукотке. Да тебе вся твоя Москва еще завидовать будет! Или парень ждет? Тогда чего ж он тебя одну на край света отпустил перед самым праздником?